Нашла нужное, оплатила покупки, вышла на улицу и махнула рукой, подзывая таксиста.
Села в такси и всю дорогу до дома смотрела, как дворники размазывают по ветровому стеклу дождевые капли. Лип к ногам мокрый сарафан. Дождь зарядил не на шутку.
Затылок неразговорчивого водителя, рука на пакете и призрачные мысли не пойми о чем – попробуешь сосредоточиться, и они уже разлетелись в разные стороны. Спустя десять минут такси остановилось у подъезда.
На парковке уже стоял знакомый черный автомобиль.
– Почему нет, Лайза?
Она смотрела на коробочку в его руке, как на бомбу – ту самую бомбу с часовым механизмом, – а сердце колотилось, казалось, у самого горла. Не сейчас, только не сейчас.
На кресле приютился принесенный из супермаркета пакет, конфеты и бутылка так и остались нераспечатанными; глаза приклеились к переливающемуся камню, вокруг которого красивым обрамлением расположились буквы «М» и «А».
– Зачем нам это, Мак?
Прозвучало жалобно, неубедительно. Прозвучало коряво.
Лайзе хотелось закрыть глаза и отмотать время на день назад, переместиться туда, где все было хорошо – на яхту, под солнце, безветрие и в безмятежность. Зачем эти осложнения? Они всегда ведут к разрывам, проводят черту, заступив за которую, пути назад не найти.
Но он уже находился в ее прихожей.
Стоял с протянутой в руке коробочкой, в которой находилось то самое кольцо, что связывает мужчину и женщину в одно целое, в союз, где друг другу доверяют, где безоговорочно любят, где… все изменяется.
Слишком быстро.
Наверное, не быстро для него, но слишком быстро для нее. Она готова попробовать: встречаться, узнавать, дать им шанс, даже переехать, черт возьми, но чтобы вот так сразу? Ведь принимая кольцо, вверяешь человеку себя, доверяешь ему слепо, безоговорочно, до самого конца.
И вид Мака с протянутой рукой… Мака, которому не ответили, рвал ее на части.
– Зачем нам торопиться?
Она произнесла это как можно мягче, а он смотрел в ответ с болезненной открытостью и прямотой. Человек, который принял для себя решение.
– Я не думаю, что мы торопимся. Я узнал тебя достаточно и хочу, чтобы ты стала моей женщиной, Лайза. Я предлагаю тебе себя и все, что смогу дать.
Сердце зашлось от болезненной нежности.
– Но я не могу. Не могу пока ответить тебе «да». Слишком рано…
– Малыш… – он шагнул к ней навстречу и заглянул прямо в глаза; от ласкового голоса Лайзе хотелось разреветься. – Я никогда не причиню тебе вреда. Почему ты отказываешь? Скажи мне, чего ты боишься? – и коснулся ее щеки пальцами.
Она глубоко втянула воздух. Говорить прямо о притаившихся в душе страхах? Ведь надо говорить прямо? Вот только поймет ли? Хорошо, она будет говорить начистоту, пусть это и сложно.
– Мы с тобой знакомы совсем недавно. Встретились случайно, понравились друг другу, ощутили притяжение, сблизились физически. Но не успели узнать, есть у нас какие-то другие общие интересы помимо постели.
– Есть, и очень много.
– Я пока вижу то, что привлекаю тебя внешне… – объяснения давались с трудом, мысли путались, но Мак слушал, не перебивая. – …Ты очень красивый мужчина, и у тебя… огромный сексуальный аппетит, но я боюсь, что настанет время, когда этого не хватит… и ты…
– Уйду налево? – темные брови нахмурились, губы поджались. – Ты полагаешь, я предлагаю тебе кольцо для того, чтобы через месяц уйти налево? Не оценивай меня так низко, Лайза.
Она уперлась взглядом в угол комнаты и задержала дыхание. Как объяснить? Как?
– Ты давишь, Мак.
– Чем?
– Тем, что не даешь мне прийти к решениям самостоятельно.
– Тебя иногда требуется подталкивать, Лайза. Иначе ты будешь сомневаться годами.
– Но ты пытаешься решать за меня. Надень я твое кольцо, и ты всю жизнь будешь решать за меня.
– Не за тебя, а для нас. Чувствуешь разницу? – произнес он тихо. – Доверять своему мужчине – это нормально.
– Я пока не могу.
Он вздохнул. Тяжело, протяжно. В глазах застыла тень разочарования; тускло поблескивало в коробочке не принятое Лайзой кольцо.
Мак приподнял ей подбородок, снова заставил посмотреть в глаза.
– Малыш, я не тиран и не ублюдок. И я умею ценить свою женщину. Если же ты вообще против каких-либо уз, тогда скажи мне об этом.
Тишину скрадывал колотящийся в окна дождь; ее все сильнее захлестывало чувство беспомощности.
– Я не против… просто всегда думала, что будет немного иначе.
– Как?
Жесткий вопрос. Она почувствовала, как Чейзер внутренне подобрался, приготовился слушать, спорить, защищать, убеждать, а она все больше ненавидела себя за нерешительность и скопившийся в душе страх.
– Я всегда представляла, что сойдусь с человеком, чей характер мягче… кем-то сговорчивым…
– Размазней.
Как едко сказано.
– …понимающим…
– Я понимающий.
– …с нормальной профессией…
– Не убийцей?
В комнате повисла тишина. Та самая – нездоровая, плохая, – когда вылетело слово-ошибка; в зеленовато-коричневых глазах появилась гладь, такая же ровная и холодная, как поверхность могильной плиты.
Лайза запаниковала.
– Нет-нет… слышишь? Я не это имела в виду! Не это!!!
Попыталась коснуться Чейзера и уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, объяснить, поправиться, но тот отнял руку. Сделал шаг назад, поджал губы, несколько секунд молча смотрел на коробочку с кольцом, затем захлопнул ее.
Поднял глаза, но взглянул не на Лайзу, а куда-то за окно, туда, где изливался на город ливень.
– Хорошо. Я понял. Ты считаешь меня кобелем, не способным жить с одной женщиной…
– Мак!
– Не перебивай! – хлестнул словами жестко, сам заметил непреклонность тона и невесело усмехнулся. – Да, точно, доминантом, который задавит все живое в доме. И, конечно, убийцей. В чем-то ты права.
Тишина. Поганая давящая тишина. Холодная и сырая, как воздух камеры-одиночки в подземелье.
– Что ж. Я понял.
Ей казалось, что пол рушится и уходит куда-то вниз. Что она стоит на пятачке, а вокруг куски земли срываются в образовавшиеся под ногами гигантские трещины. Мир вокруг завращался, горло сдавило от подступающих спазмов; Лайзе казалось, что она потеряла равновесие и сейчас упадет.
– Мак, пожалуйста! – он отступил назад; она попыталась ухватиться за его куртку. – Пожалуйста, не уходи! Не вот так! Давай, я перееду!
Грустная разочарованная улыбка в ответ; его рука разжала ее пальцы – ткань выскользнула.
– Все хорошо, – еще один шаг к двери. – Не нужно подачек, принцесса. Я не тот, кто их принимает.
Она почти задохнулась от боли. Уходит… он уходит… он уходит… Создатель, помоги, сделай что-нибудь… Позволь нам понять друг друга, верни все назад!
– Тебе нужно время. Пусть у тебя будет время.
То были его последние сказанные слова перед тем, как дверь закрылась.
«Пусть у тебя будет столько времени, сколько ты хочешь. Все время мира. Но уже без меня», – витало в воздухе.
Лайза не выдержала, сделала глубокий вдох, от которого судорогой свело грудь, а затем опустилась на пол, невидящими глазами посмотрела на дверь и разрыдалась так горько, как рыдают, лишь когда умирает кто-то очень близкий.
Он мог бы попытаться согнуть себя и стать мягче. Хотя был ли он жестким? Мог бы клятвенно заверять, что будет верен только ей, но грош цена словам, когда отсутствует доверие. А оно рождается и взращивается взаимно.
По крыше и окнам колотил ливень.
Мак неподвижно сидел в незаведенной машине и смотрел, как по ветровому стеклу стекают дождевые капли.
Пришел. С кольцом. Впервые в жизни.
И с ним же ушел.
Смешно, если бы не было так грустно.
Может, надо было иначе: более романтично и через месяц? Или через год?
Нет, он поверил, что она – пусть еще незрелая и зеленая внутри – переступит через внутренние страхи и доверится. Вложит свои ладошки в его, и он бы держал их крепко, не выпуская. Холил бы и лелеял, прощал бы ошибки и промахи – со всеми случается. Но нет.
Не вышло.
Кольцо осталось в коробке, а в ушах разодравший сердце на части плач, несущийся вслед по коридору.
Он не произнес «люблю» вслух, попытался сохранить хотя бы часть сердца нетронутой, но оно все равно треснуло. В таких вещах, когда подкашивается фундамент, рушится все без исключения.
Мак опустил голову и прижал ее к лежащим на руле ладоням.
В вышине горело, но уже не грело, знакомое окно.
Он поднял голову, посмотрел на него, затем на автомате вставил ключ в замок и завел машину. Уже выехал со двора, потом очнулся, стряхнул оцепенение, включил дворники и пристегнулся.
Да, наверное, они поговорят. Одумаются. Поразмыслят и придут к компромиссу. Пройдет время, и раздастся долгожданный звонок, прозвучит любимый голос и скажет: «Малыш, мы были дураками, давай попробуем еще раз».
Может, пройдет день или два.
Может, неделя.
Месяц.
И кто-то появится на пороге, и кончатся часы тяжелых ожиданий и бесконечной череды переосмыслений, самобичевания, попыток понять «что я сделал не так?» И не нужно будет смотреть на закрытую дверь, за которой никого нет, не нужно будет ненавидеть молчащий телефон.
Да, наверное, так и будет.
Лайза сидела на полу полутемной гостиной и слушала дождь.
Логика пыталась быть логичной, а на сердце – паршиво. Темно, пусто, на грани срыва. Сегодня не будет сна, не будет чая перед телевизором, не будет мыслей о хорошем. Будет тишина и ощущение треснувшего по швам мира.
Где-то не сошлось.
Руки тряслись, по щекам катились бесполезные слезы.
Это просто ситуация, одна из многих. Будут еще радости и потери, будут и хорошие дни, и такие, где все идет не так.
Вот только, как дождаться? Как убить время, наполненное кошмарами и тягостным ожиданием, успокоить нервы, заснуть? Что делать до завтрашнего утра, где, наверное, будет светить солнце?