– …и несмотря на то, что боец нашего отряда отрицательно отнесся к вашему возможному участию – не желал подвергать вас риску, – мы все-таки решили озвучить вам свое предложение. На время операции, если вы дадите согласие, ограничение с вашего общения будет снято – того требуют правила подготовки…
Мак стоял за плечом говорящего.
На нее не смотрел, уперся взглядом в висящий на стене ковер, а Лайза едва не прыгала от радости. Как щенок, объевшийся напичканной наркотой колбасы, как идиотка, которой только что объявили о выигрыше в лотерею джекпота.
Нужно куда-то ехать? Прикинуться кем-то другим? Заучить роль и хорошо сыграть ее? Да она вызубрит исписанный бессвязной белибердой рулон туалетной бумаги, лишь бы провести время с ним – с драгоценным гостем, стоящим теперь у порога, – хотя бы несколько часов.
Хотя бы сутки вдвоем.
Чтобы обняться и не бояться, не оглядываться постоянно через плечо.
Они дадут нам пообщаться… они дадут пообщаться!
И хотя Мак никак не проявлял эмоций – стоял, подобно немому телохранителю за спиной сидящего в кресле представителя Комиссии, – Лайза чувствовала его радость. Да, страх тоже. Но все же и радость.
– За участие в операции вам положено вознаграждение в размере…
Она затаила дыхание: ей полагается вознаграждение? Правда? Они отплатят ей за участие?! Так к черту деньги! Это же… Это же настоящее везение! Она нужна им? Отлично! Значит, самый момент…
– Уважаемый. Я соглашусь быть частью вашего плана, но не за деньги.
Человек с вытянутым, как у таракана (почему-то Лайзе казалось, что у тараканов вытянутые лица), лицом вопросительно приподнял брови.
Спросил предельно холодно, без энтузиазма:
– Что именно вы хотите получить в обмен на помощь?
– Я хочу… – она запнулась, потому что едва могла в этот момент вдохнуть – так сильно разволновалась, – хочу, чтобы с меня и этого человека (кивок в сторону Мака) сняли запрет на общение. Совсем. Видите? Совсем немного…
Момент ва-банк.
Лайза перестала дышать.
Ей казалось, что колеса судьбы заскрипели, приостановили ход, чтобы, в зависимости от ответа, завращаться в другую сторону.
Пожалуйста, согласитесь! Согласитесь! СОГЛАСИТЕСЬ!!!
Они оба – и Мак, и Лайза – теперь, замерев, смотрели в разные стороны. Оба превратились в уши, в неподвижные объекты, в одеревеневшие статуи, способные неосторожным жестом, мыслью навсегда спугнуть удачу.
Слишком много тишины… невероятно длинна пауза, и до коликов в животе неприятен ровный взгляд «тараканьих» глаз.
– Я… – пауза. – …Должен посоветоваться.
Она почти запаниковала: сейчас он уедет, заберет с собой Мака, а потом вернется неизвестно когда, но представитель Комиссии, к ее облегчению и следом вновь хлынувшей тревоге, сделал предупреждающий жест рукой, попросил дать ему минуту тишины и закрыл глаза – установил связь с начальством прямо из ее квартиры.
Неестественно громко загрохотал пульс, густым гудроном слиплись одна с другой минуты, объекты в квартире потеряли форму и очертания, осталась лишь немая просьба, летящая прямо в небо. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
К тому моменту когда мужчина в кресле открыл глаза, Лайза (лишь бы это помогло процессу) была готова грызть бетон зубами. А стоило серебристой куртке зашуршать, уже не могла выдавить ни звука – находилась на грани срыва.
– Начальство выслушало вашу просьбу, – монотонно проговорил он, – и просит передать ответ о том…
Раз-два-три – удача замри! Пальцы на руках сжались в крестики, а на ногах поджались, как у обезьянки в холод.
– …что она удовлетворена. В обмен на участие в операции вам (кивок в сторону Лайзы) и вам (еще один в сторону Мака) будет позволено общаться без ограничений.
Лайза визжала так громко, что мужчина напротив не выдержал и выказал первую за все это время человеческую эмоцию: наплевал на этикет и воспитание, сморщился и заткнул уши пальцами.
Пообщаться им не дали.
Из квартиры забрали сразу же; Мак отбыл на своей машине, что стояла у подъезда, она – в серебристой.
Ехали минут двадцать. Лайза не запомнила направление – лишь то, как высматривала сквозь заднее стекло не мелькнет ли на своем авто Чейзер, но он, вероятно, поехал домой. По вечерним проспектам, сменяя одна другую, мелькали незнакомые машины.
Ей выделили комнату, но не такую, как была раньше – кладовку без удобств, а нормальные гостевые апартаменты. Скромные, метров пятнадцать в квадрате, без окон, но с хорошей кроватью, шкафом и отдельной крохотной ванной с туалетом. Сообщили, что подготовка начнется с утра, о работе беспокоиться не стоит, и посоветовали отдохнуть.
Оставшись в одиночестве, Лайза вдохнула полной грудью, решила не тратить время зря и – хотя совсем не чувствовала усталости и была готова начинать хоть сейчас – забралась в постель.
Засыпала спокойно, без нервов, впервые за все это время ощущая, что все идет правильно.
Как давно он не был дома.
В тихой кухне, где давно пересохла в раковине последняя капелька воды, в коридоре, где под ногами щекотал ступни мягкий ковер, в гостиной, где, укутавшись тишиной, спал покрывшийся пылью телевизор. В той самой спальне, где на стене висела «полюбившаяся» Лайзе картина неизвестного художника-абстракциониста.
Мак постоял в дверях, затем шагнул в комнату и поправил сбившийся на бок уголок персикового покрывала. Открыл окно, еще раз взглянул на полотно. Улыбнулся, понял, что впервые за все это время не тяготится пребыванием в собственном особняке… без нее.
Она вернется. Лайза скоро вернется.
Возьмет или не возьмет кольцо – не важно, лишь бы только отражался от стен ее смех, лишь бы ступали по лестницам босые ступни и было для кого готовить по утрам завтрак.
Он спустился вниз и долго созерцал убого-пустые полки холодильника – нужно срочно их наполнить. Купить дополнительные приборы: тарелки, вилки, ножи… С рисунком или без? Какие ей понравятся больше?
Нестерпимо хотелось поехать и забрать к себе все ее вещи, перевезти все до единой безделушки, но Мак знал, что никогда не сделает этого. Пусть выберет сама, что взять, а что оставить. Не возьмет старые, они наживут новые, делов-то…
Один или нет, а он зачем-то повесил в ванной второе полотенце – нежно-зеленое – рядом со своим – синим. Отметил про себя, что нужно купить новые зубные щетки и долго ходил по пустым комнатам, о чем-то думал, смотрел на все новым взглядом – взглядом не одинокого человека, а мужчины, в дом которого скоро вновь впорхнет счастье. К чему-то прикасался, что-то просто подолгу рассматривал. Потом сидел в кабинете наверху и слушал тишину – спокойный, расслабленный, согревшийся изнутри.
Казалось, та уродливая цементная кладка, что сформировалась изнутри в день суда, размякла и просела. Покрылась вдруг травой и стебельками с бутонами; еще чуть-чуть, и распустятся цветы.
Вспомнил, что слишком широко поставил в гараже автомобиль, но осадил себя, не пошел перепарковываться – рано. Мираж еще не приехал на постоянное соседство.
Перед сном Мак долго лежал с открытыми глазами.
Все-таки молодец Стив, он ему должен…
Да, ход был рискованным, но Лайза не растерялась, сумела-таки выбить свое – отстоять их обоих, выбить право на счастье. Конечно, не все препятствия еще позади, но главная преграда рухнула – запрет отменили. И Дрейк… ведь ни слова не сказал о звонке, хоть и знал о нем. Не мог не знать, хитрец. Он, наверное, о многом знал наперед…
Аллертон закрыл веки и медленно выдохнул. В груди скопилось и теперь удерживалось тепло.
Еще несколько дней, и Лайза будет с ним. Греться в его руках, в ласке – нежная, защищенная, любимая. Уже недолго, он подождет. Был готов ждать всю жизнь…
За неимением под боком любимой женщины, Мак повернулся на бок и накрыл рукой вторую подушку.
Ее учили почти двое суток без перерыва: водили из одного кабинета в другой, пичкали новой информацией, просили все выучить, проверяли зазубренное. Показали принципы создания сложных голограмм – если спросят, должна суметь рассказать, – объяснили, как работать в специальной программе по созданию световых трехмерных моделей.
Выдали лист с ее новой, слегка подкорректированной биографией, просили почитать в свободные часы, повели к специалисту-психологу – сухощавому мужчине в белом халате, – который несколько часов подряд объяснял поведение в сложных стрессовых ситуациях, учил, каким образом вести себя под давлением, как избавляться от сковывающего при панике страха, возрождать угасшую мотивацию, быстро ориентироваться при изменяющихся обстоятельствах.
Лайза сильно уставала уже к обеду, но все исправно мотала на ус. Собственная голова напоминала простоявший много лет пустым склад, теперь до отказа забитый ящиками и коробками. Не протолкнуться, чтобы не сломать ногу, а времени на сортировку и перестановку нет.
Она спала по пять часов в сутки – больше не давали, – снимала показания с каких-то датчиков в лаборатории, позволяла опутывать себя проводками.
Под вечер второго дня познакомилась и с командой; не столько с удивлением, сколько с растерянностью кивнула Рену Декстеру, поздоровалась со светловолосым стратегом Канном и приятным на вид мужчиной – Конрадом, радостно, словно старому знакомому, кивнула доктору. С замирающим сердцем посмотрела на Мака.
Красив же он все-таки в тесной черной одежде и при оружии. Красив…
Вечером ее еще раз перепроверили, взяли подписку о неразглашении изученного, сообщили, что домой отпустят утром, а тем же вечером стоит ждать звонка от людей некоего Кея Ларвина. Что говорить и делать дальше, она знает.
Лайза кивнула.
В эту ночь она спала без задних ног и совершенно без сновидений.
День прошел обычно и необычно.
Добравшись домой к обеду, Лайза разложила на кухонном столе картонные коробки с готовой едой, которую купила в ближайшем кафе, помылась и переоделась. Пока жевала жареную курицу, прокручивала в голове заученные фразы, вживалась в роль преступницы и мысленно настраивалась на предстоящую встречу.