— Звягиль? — изумился кто-то. — Пять лет живу в Новоград-Волынске, не слышал, что поблизости древнее поселение...
— А я вот узнал, хоть и нахожусь здесь всего четыре месяца. Ну, ничего, скоро и вы увидите, — загадочно проговорил Медведев. — А пока отдыхайте, располагайтесь, граждане, как дома!
С шутками и смехом стали устраиваться на травянистом склоне, в тени густой ивы.
Прошло часа полтора, когда кто-то спохватился: дети исчезли. Родители встревожились, бросились на поиски.
Наконец заметили невдалеке над прибрежными кустами голубую струйку дыма. Только тогда обратили внимание: и Медведева нет.
— Ну, конечно, он, как всегда, с ребятами!
Когда подобрались к кустам, увидели весело полыхающий костер и вокруг завороженных ребят. Они пекли картошку. Медведев лежал, как и все, опираясь на локти, лицом к огню и рассказывал какой-то захватывающий случай из гражданской войны. Ребята слушали, открыв рты. Время от времени кто-нибудь веточкой выкатывал из золы картофелину, перебрасывая на руках и дуя, с упоением съедал. Иногда Медведев распоряжался:
— А ну-ка, очистить картошку для маленьких! — или: — Следующий, за хворостом!
На подошедших родителей даже и внимания не обратили. А горячая картошка в черной обугленной корочке была такая ароматная, такая вкусная... Через минуту взрослые уже лежали вперемежку с детьми, тянулись за дымящимися картофелинами.
— Дай отцу, ты пятую лопаешь.
Когда Медведев окончил, кто-то из отцов вспомнил другой интересный случай. Потом еще. Теперь уж родителей нельзя было остановить.
Почему-то дома они никогда ничего не вспоминали!
— Ребята! А это что? — вдруг воскликнул Медведев, посмотрев за реку.
Там над деревьями висело огромное багровое солнце.
— Поздно. Пора идти.
Назад к месту привала шли общей толпой и пели «Картошку». Под деревом спал Наружный. Его со смехом разбудили. Есть никому не хотелось, и почти все понесли обратно.
Свежий ветерок дул над полями. У всех было светло и легко на душе.
— Славная прогулка! Первый выходной так хорошо отдохнули! — с удовольствием проговорил Наружный. Это вызвало новый приступ веселья: ведь он все проспал.
— Я к тому, что засиделись мы там в Управлении, — оправдывался он смущенно.
— Но почему мы возвращаемся другой дорогой? — удивился кто-то.
Медведев вел их куда-то в сторону.
— Не все неизведанные места я вам показал, — серьезно сказал он. И, круто свернув с дороги, остановился на краю большого котлована.
Это был выработанный и давно заброшенный каменный карьер. Небольшие пещеры — следы разработок — темнели на поросших склонах. Серый туман опускался на дно котлована. Вокруг сгустились тени
И все увидели: от виднеющегося вдалеке города к котловану двигалась вереница каких-то странных маленьких существ. Медленно приблизившись, они стали спускаться по противоположному склону, исчезая в пещерах. Это были дети. Они шли в отрепьях, худые, хилые, безмолвные, как крошечные старички.
— Кто это? — прошептал чей-то испуганный голосок. — Дядя Медведев!
— Беспризорные, — тихо ответил он.
— Это ужасно! — вздохнул кто-то.
— Откуда же так много? В городе кажется, что их меньше.
— Не кажется ли вам, друзья, что мы с вами немного зажирели... — произнес Медведев.
Наступило молчание.
— Ты знал, что здесь творится или случайно? — резко спросил Воронин, старый чекист, буденновец.
— Да, я уже несколько дней хожу сюда, — признался Медведев.
— Что же делать?
— Давайте оставим им всю еду! — предложила черноглазая девочка и шмыгнула носом.
— Конечно, конечно, — засуетились женщины, выгружая припасы на землю.
— А дальше что будет? Так же невозможно оставить! — побагровев, воскликнул Воронин. — Надо что-то придумать! Почему в других местах организуют интернаты, ну, я не знаю... трудовые колонии...
— Коммуну! — сказал Медведев.
— Черт возьми, неужели не могут у нас организовать коммуну?
— Вы же знаете наш райнаробраз! — вздохнул Наружный. — Полтора человека, и средств ни копейки лишней.
Потом никак не могли вспомнить, кто первый предложил взяться за это дело самим. И вдруг все показалось возможным. Долго шумели, доказывая, с чего и как надо начинать. Ведь в Москве, в Харькове, в Киеве по призыву Дзержинского чекисты уже организовывали подобные коммуны.
— А в Звягиль что же, не пойдем? — вспомнил кто-то из детей.
— Звягиль? Вот же он! — показал Медведев на город.
— Да это наш город!
— Звягиль — его древнее название. А сейчас это Новоград-Волынский. Звягиля больше не существует! Хотя... — Медведев заглянул в карьер. Бледные огоньки костров засветились в его глубине. — Вот это, пожалуй, еще Звягиль. Пора, пора ему окончательно исчезнуть!
К городу подошли, когда уже стемнело. Прощаясь, кто-то не удержался и не то с удивлением, не то с восхищением сказал:
— Медведев, а Медведев! Ну и хитер же ты!..
И всем сделалась ясной его сегодняшняя уловка. Он сам, не обидевшись, смеялся, признаваясь:
— Схитрил! Честно говорю, схитрил, братцы! Нарочно завел к карьеру.
Со старой фотографии смотрят испуганные, растерянные лица маленьких оборвышей. Однажды ночью их вытащили из гранитных щелей карьера, из мокрых, темных подвалов и привезли в уютный белый домик с садом. Чекисты целыми семьями вышли на эту небывалую операцию. А сколько было перед тем хлопот! Сколько было вышито салфеток, накидок, полотенец и занавесок! Не хватало мебели — и то стул, то табурет пропадали из комнат здания ГПУ и чудесным образом перемещались в этот белый домик за городом. Наружный хватался за голову, за сердце и писал заявления об отставке. Очень трудно было достать кровати. Их собирали по всему городу. Но самой сложной оказалась проблема питания. Коммуна возникла среди года, и ни в каких сметах средства на нее предусмотрены не были. Сперва опустошили кладовые столовой Управления. Потом собрали деньги у сотрудников. После горячего выступления Медведева на заседании бюро горкома партии было принято решение о сборе по городу «шефгривенника» для коммуны. Но скоро коммуна съела и «шефгривенник», и «культгривенник», и еще какие-то суммы, из-за которых у Наружного был очередной сердечный припадок. Завхоз коммуны теперь ежедневно появлялся в кабинете Медведева, и по мрачному выражению его лица тот понимал: дела плохи. Последние запасы продуктов были на исходе.
Заведующий отделом народного образования всей душой сочувствовал организации детской коммуны, но помочь ничем не мог.
— Слушай, да напиши ты своему начальству, чтоб их там прошибло! — наседал на него Медведев. — Морозы ж на носу. Продукты кончаются. А ребята уже учатся. Оркестр мы там организовали. Ведь ожили дети!
Заведующий, круглый, мягкий и добрый, разводил руками и вытаскивал из ящика стола письма, отношения и даже телеграммы, в которых черным по белому стояло: по спискам никакой детской коммуны в Новоград-Волынске не имеется, просьба не загружать аппарат ненужной перепиской. А в последнем коротеньком письме весьма нервным почерком было написано: если, мол, вы проявили такую вопиющую недисциплинированность, что самовольно организовали коммуну, то проявите хоть минимум дисциплинированности и немедленно распустите ее.
— Нет, нет и нет! — отрезал Медведев. — Хоть бы кто-нибудь из этих твоих начальников заинтересовался, приехал, попытался помочь. А то в острословии упражняется! Коммуна жить будет. Так и напиши им.
Он пошел к секретарю горкома.
— Опять с коммуной? — в отчаянии воскликнул секретарь, молодой голубоглазый парень из рабочих. — Ну, чем еще можно помочь? Ведь по существу-то мы того... легкомысленно как-то... А? Раз — два, организовали... А базу-то не обеспечили. Не подготовили. Мне уж звонили из Харькова, ругали...
— Что ты предлагаешь?
— Может, действительно передать ребят в какую-нибудь колонию?
— Если мне не изменяет память, секретарь горкома с оркестром открывал эту коммуну, даже речь произнес, — напомнил Медведев.
— Говорил! — с досадой отозвался секретарь. — Ты тогда такую агитацию развел...
— Хорошо ты говорил! — вздохнул Медведев. — И о том, что все население города заменит им родителей, и о том, что перед ними новая жизнь открывается...
— Ладно, сам помню, — отмахнулся секретарь.
— Что ж, поезжай произнеси вторую речь, все, мол, наоборот, ребята.
— Вот человек! Сам же втравил меня в эту историю и теперь... Говорил мне лубенский секретарь: «Ой, едет к тебе беспокойный человек — Медведев. Жизни не будет!» Ты когда у него работал?
— С год назад, — ответил Медведев и улыбнулся. — Хороший народ в Лубнах!
— Ну, вот, там тоже весь город сагитировал. Говорят, ни одного спокойного выходного дня не было — сплошные субботники.
— Ага! — просиял Медведев. — Мы там славный стадион соорудили!
— Слушай, ну что же нам теперь делать с этой коммуной? Ведь вместе с вами и я, понимаешь, в глупейшем положении.
— Существует один выход, — задумчиво сказал Медведев.
— Ну?
— Самому тебе поехать в Харьков и попытаться уладить дело. Секретаря горкома там выслушают.
Секретарь походил по комнате, полистал календарь на столе, заглянул в какие-то бумаги.
— Хорошо. Через два дня поеду в Харьков.
— Вот это дело! — обрадовался Медведев. — Я пошлю с тобой своего помощника. Не возражаешь? Для связи...
Секретарь с удивлением взглянул на Медведева.
— Ну, заноза! Это значит, и в Харькове мне покоя не будет!
В Харькове средства выделили. Но только на полгода. И предупредили: приедем, обследуем, если коммуна жизнеспособна, так уж и быть, окончательно легализуем, а нет — денег больше ни гроша, коммуну закроем.
Это известие встретили с огромной радостью. В последние дни воспитатели и учителя приуныли — с часу на час ждали приказа о ликвидации коммуны. От ребят скрывали, что грозит их новому дому. Но они сами чувствовали — уныние висело в воздухе. Кроме того, совет коммуны знал о затруднениях с продуктами, а это было тревожным признаком.