6 июля объявили о взятии Смоленска. Кроме того, Геббельс заявил, что войска Западного фронта в составе трех армий окружены под Витебском и Оршей. Еще одна русская армия, тринадцатая, разрезана пополам и окружена под Могилевом. Однако русские на своем левом фланге силами 21-й армии вели наступление на Бобруйск, пытаясь подрезать клин группы армий «Центр» с юга.
Русским удалось замедлить наступление немцев в Прибалтике и остановить врага под Киевом. Тридцатого июля войска группы «Центр» перешли к обороне, и был расформирован танковый кулак, действовавший в центре. Одна часть его пошла на север, а вторая повернула на юг. Двадцать второго июля, ровно через месяц после начала войны, немцы впервые попытались совершить дневной налет на Москву, он был успешно отражен. Двадцать четвертого июля Геббельс объявил о полном разгроме русской авиации. В ту ночь немцы сумели сбросить тридцать тонн фугасных и фосфорных бомб на Москву, хотя заявили, что сбросили в десять раз больше. Но еще двадцать третьего июля радиостанция в Саратове, наконец, передала его, Вячеслава, позывные и попросила подтвердить дальность действия локатора во Фреезендорфе и Парове.
В ночь с седьмого на восьмое августа по границе ответственности первой NJGr на высоте восемь тысяч метров было обнаружено две девятки самолетов. Новый начальник штаба гауптман Аргсторфер связался с этими бортами, которые посчитал заблудившимися, и предложил им посадку в Штеттине, в Голльнау. Они ответили согласием. Шедшая замыкающей девятка изобразила снижение и заход на «коробочку», первая девятка пошла дальше. Командование района ПВО «Берлинер-Центр» приняло на сопровождение группу самолетов, включило приводы и показало прожекторами направление полета для обеих групп. Самолеты отвечали на хорошем немецком и соблюдали правила радиообмена в зоне ПВО.
В 01:21 первая группа разделилась, а вторая пересекла Одер, выполнила вираж в сторону Штеттина, ориентируясь по реке. В 01:32 все самолеты синхронно сбросили бомбы. Пять самолетов атаковало центр Берлина в районе Рейхсканцелярии, четыре сбросили бомбы на артиллерийский завод в предместье Берлина, а в Штеттине удар пришелся по железнодорожной станции порта и по причальной линии Главного ковша. Перехватить машины поднятому звену из Голльнау не удалось, там базировались одномоторные BF.109. Тревога в NJGr1 не объявлялась, поэтому ночников поднять не успели и потеряли возвращавшиеся самолеты задолго до того, как «сто десятые» успели взлететь. Аргсторфер поехал на Восточный фронт, где, правда, вначале прославился, а потом погиб где-то под Ростовом.
У самого Вольфганга появилась запись о неполном служебном соответствии, хотя в ту ночь он не дежурил, а находился в Элдене у тестя в доме. Он передал в Москву информацию, что маршрут немного касается его сектора, и последующие налеты выполнялись несколько южнее, без заходов в его зону ответственности. К сожалению, организация налетов изменилась, вместо действий эскадрильями, советские ВВС начали пользоваться одиночными машинами. «Берлин-центр» был хорошо отлаженной боевой организацией, поэтому русские летчики хитрили, прятались в облаках, заходили с разных сторон. Далеко не всегда их задания выполнялись. Они несли довольно существенные потери, но «демонстрировали флаг» – присутствовали в небе над Берлином, делом доказывая пустоту слов рейхсмаршала, что ни одна бомба не упадет на рейх.
Тринадцатого августа в радиограмме из Центра пришло сообщение о присвоении Вячеславу очередного воинского звания старший лейтенант, награждении его орденом Красной Звезды и выплаты премии наркома обороны СССР за организацию налета на Берлин.
Ешоннек в очередной раз перетасовал аэродромы подскока для NJGr1, разбросав их попарно и позвенно, стараясь заделать дыру, обнаруженную Советами, чем не преминули воспользоваться англичане, агента которых так и не выявили. В итоге отражать налет на Висмар оказалось некому. Около сотни английских четырехмоторников прорвалось к городу. Против них удалось выставить только восемь машин, причем в растянутом строю. Сильно пострадали заводы фирмы «Дорнье».
Потери самого полка составили две машины, и хотя все летчики вернулись с полностью расстрелянным боезапасом и каждому из них засчитали по восемь побед, а самому Вольфгангу – двенадцать, урона большой группе самолетов они не нанесли. Стало очевидным, что модификации «Е» и «F» исчерпали свои возможности. Пулеметы винтовочного калибра позволяли выпустить четыре тысячи пуль, но не наносили практически никакого вреда новым английским машинам, отличавшимся повышенной живучестью. Вольфганг, летавший в ту ночь на экспериментальном BF.110.G, несмотря на отказ двух пушек, одной – трехсантиметровой, второй – двухсантиметровой, вернулся, сбив три четырехмоторника.
На совещании у Геринга было решено форсировать перевооружение ночников на эти машины. К сожалению, разбомбленный завод выпускал также ночные истребители: Do.17.Z, Do.215.B, Do.217.N и J. Их выпуск было решено прекратить, ограничившись переделками имеющихся машин. По тактико-техническим характеристикам они значительно уступали BF.110.G, превосходя его только по дальности полета и времени барражирования. Но пленение известного аса, отличившегося в операции «Адлертаг», лейтенанта Ганса Хана, выслеживающего на дальнем ночном истребителе-перехватчике Do.17.Z возвращавшиеся английские машины непосредственно над Англией и Северным морем, поставило жирный крест на операции, задуманной полковником Каммхубером, командиром NJG 1. Гитлер лично запретил одиночные ночные рейды над Англией. Хотя прием был достаточно эффективным, гораздо результативнее «световых мешков», и позволял Каммхуберу обходиться легкими Bf.109.F для борьбы с ночными бомбардировщиками.
После совещания Удет подозвал фон Вольфи и передал ему приказ прибыть в Грисхайм, где предстояло пройти обучение и принять новый самолет, который создавался там под руководством инженера Дегеля. Решением Удета второй из планируемых к выпуску Ме.323 предназначался для передачи его в NJGr.1.
– Так как вас часто перемещают и рассредотачивают, получишь транспортную машину, чтобы ускорить переброску на новые площадки. В дальнейшем планируем, что в Узедоммере будет базироваться полный штаффель таких самолетов.
– Яволь!
Разговор происходил при всех, включая Ешоннека, Мильха и Геринга, поэтому Удет повернулся к начальству и объяснил ситуацию:
– Герман, я тут подумал, что надо отработать задачи по снабжению наших частей, особенно в плане операций в Африке. Фон Вольфи – человек ответственный, думаю, не подведет и составит примерные расходы по таким операциям. Заодно погоняет новую машину и напишет рекомендации по эксплуатации, как с Bf.110.D. Ведь он прав оказался, а Вилли нам голову дурил. Думаю, что и сейчас тем же займется.
Неожиданно подключился и Мильх, который тихо ненавидел Мессершмитта, и хотя Удет ему не нравился гораздо больше, но если враг бьет моего врага, то он становится немного другом. Ненадолго.
– Думаю, что войсковые испытания этому тряпочному самолету не помешают. Хорошо, что в карман к моторостроителям не лезут, машин требуется все больше и больше, и важно не сорвать ритм поступления комплектующих на сборочные заводы, а тут такого монстра лепить начинают. Топлива не напасешься!
Геринг чуть заметно кивнул и поднял маршальский жезл, с которым расставался только во сне, ко лбу. Это означало, что он согласен и дает добро.
«Шторьх» Вольфганга приземлился на знакомом аэродроме в Грисхайме через шесть часов после этого разговора. У Дегеля еще и конь не валялся, в ангаре стоят две машины, у которых столяры с вагонзавода лобзиком выпиливают отверстия для установки четырех и шести двигателей. Ме.323 оказался планером Ме.321 «Гигант», построенным для операции «Морской лев», которая отменена. По сравнению со стоящими неподалеку «гигантами», уже заметны переделки: изменена центровка и отсутствует задняя опора. Довольно уродливое четырехколесное шасси у одного и целая батарея – пять колес с обоих бортов – у второго. По два передних колеса с каждой стороны имеют меньший диаметр и управляются. Шасси не убираемое, с рычажной подвеской. Заметив, что фон Вольфи пристально уставился на него, сбоку подошел инженер Дегель и уточнил, что колеса будут закрыты обтекателями, чтобы уменьшить сопротивление.
– Между колес надо бы что-нибудь поставить, иначе эдакий парашют получится. Когда примерно планируете первый вылет? – задал вопрос Вольфганг.
– Герр гауптман, я понимаю ваше нетерпение, но точной даты пока назвать не могу, ближе к зиме.
– Ну, тогда прилечу сюда ближе к зиме, – недовольно ответил фон Крейц, махнул правой рукой, отдавая честь, и зашагал к диспетчерской, чтобы заявить перелет в Штральзунд. Там наткнулся на бывшую секретаршу Розмари Велинг, уже в унтер-офицерской форме.
– Здравия желаю, герр гаупман!
– А, Розмари! Как поживаете? И уже унтер!
– Завтра я уезжаю на Восточный фронт, герр гауптман. Я добилась перевода. Так что надеюсь сегодня увидеть вас на вечеринке по этому поводу. Пожалуйста!
– Увы, унтер-офицер Велинг, я улетаю обратно, самолет, за которым я прилетел, еще не готов.
– Очень жаль, господин гауптман, я правда очень хотела вас увидеть, писала несколько раз рапорты о переводе в ваш полк, но всегда получала отказ. И сегодня это было бы подарком. Сделайте мне его, герр фон Вольфи.
Что-то очень жалобное проскользнуло в словах Розмари, Вольфгангу стало немного неудобно за разорванные рапорты о переводе, которые он регулярно получал из Грисхайма. Он кивнул, но через некоторое время передумал и все-таки заказал вылет. Розмари прибежала к самолету, когда «шторьху» уже прогревали двигатель. Глаза были на мокром месте.
– Розмари, я не свободен, – Вольфганг снял левую перчатку и показал кольцо.
– Я знаю, о вашей свадьбе много писали, но мое сердце принадлежит вам и фюреру. Увидимся на параде в Москве. Я всегда буду любить вас, Вольфганг.
– Удачи, Розмари! Прощайте!
– Не говорите так, скажите: «До свидания»!