— С ума сошел?! — Нина Ивановна, услышав такую удивительную ересь, не выдержала, наконец, и сорвалась. — Вынести чертежи?! Ты понимаешь, что говоришь? Как я это сделаю? Да меня в этот же день схапают особисты.
— Не схапают. Калинин поможет. Ты же с ним не за красивые глаза, надеюсь, спишь. Потому что глаза у него совсем некрасивые. Да и сам он… Не Ален Делон.
Филатову буквально окатило ледяной волной. Опять?! Вадим опять говорит о том, чего знать не должен. Про Владимира Александровича Нина никому не рассказывала. Значит… Значит, следит за ней? Так, что ли?
Внезапно, девушка почувствовала пустоту. Резко. Просто в одну секунду. В ней что-то умерло безвозвратно. Хотя… Почему что-то? И почему, внезапно? К этому давно все шло. Умерла та любовь, которую Филатова себе придумала. Марков пользовался ею. Ими обоими, и Ниночкой, и ее любовью. Вот так звучит более точно.
— Уходи…
— Что? — Вадим в этот момент как раз расстегивал рубашку, планируя слиться в страстных объятиях.
— Уходи и больше не появляйся, — Филатова подбежала к выходу из спальни, а потом указала мужчине в сторону коридора. — Я не буду ничего больше делать для тебя. Все. Достаточно.
— М-м-м… Как интересно… — Марков застыл, так и держась за пуговицы. Подумал буквально пару минут, а потом сказал. — Милая, если ты не понимаешь, объясню. Из нас двоих решения принимаю только я. От тебя вообще ничего не зависит. Видишь ли, солнышко, в твоем прошлом столько интересной, занимательной информации… Если бы вдруг мне, по какой-то причине пришло бы в голову ею воспользоваться, то жизнь твоя изменилась бы в очень, подчеркиваю, в очень плохую сторону.
— Какое прошлое? Какая информация? — Нина Ивановна почувствовала, пол внезапно стал уходить из-под ее ног.
— Ну, вот, смотри… Ты — внучка Рюмина… Ой, прости… — Вадим наигранно прижал ладонь ко рту. — Это секрет. Я забыл. Так тщательно скрываешь биографию семьи ото всех, что даже фамилию матери поменяла. Вдруг кто-то узнает. Сама, наверное, была в шоке, когда выяснила, что твой дед являлся законченным мерзавцем. Но это ладно. Отец от него отказался. Правда? Пусть ваш первый отдел узнает, кого пропустили на завод. Не очень страшно. Позор, конечно, но не сильный. А вот если связать родство с преступником и твои доносы постороннему человеку… Ты ведь обо мне не знаешь ни черта. Правда? При этом спокойно узнавала информацию, докладывала ее. Получается… О-о-о… Милая, получается, ты шпионка?
Впервые за все двадцать пять лет Нине Ивановне стало по-настоящему страшно. Нет, она и раньше догадывалась, что Вадим не просто так собирает различные сведения. Но она гнала от себя эту мысль. Поэтому и вопросов не задавала. Боялась услышать ответ, который и без того знала. Это, как в детстве. Если ты спрятался под одеяло, то темнота не очень страшная становится. Но сейчас она отчетливо поняла, Марков не оставит ее в покое. По крайней мере, до тех пор, пока ему это нужно. А потом… А потом он тоже не оставит ее в покое. Скорее всего, либо нагадит в огромных масштабах, либо… Убьет. Нина произнесла это слово мысленно и сразу же, вот ведь странное дело, накатило спокойствие. Да, это однозначно. Он не может отпустить человека, который собирал для него сведения. Потому что такой человек способен пойти в органы, например. Даже рискуя своей свободой. Или кто-то вычислит Вадима. А Ниночка — самый настоящий свидетель, который много знает.
В общем, с того дня изменилось все. Теперь Нина Ивановна точно понимала, кто такой Вадим, а главное, кто такая она. Диверсант, агент, шпион. Как угодно можно называть. Марков, наверное, работает на кого-то из врагов государства. А Ниночка работает на Маркова. И спит с ним. От этой части их взаимоотношений Вадим тоже не сбирался отказываться.
А потом началось что-то очень странное. Буквально оставалось несколько дней до того момента, когда Филатова должна была выкрасть чертежи. Вадим придумал план, которому ей надо следовать, чтоб все получилось. Нина уже не паниковала. Не боялась. Ей стало все равно. Ведерников, конечно, заметил, что с подругой происходит нечто ужасное. Однако, Ниночка на все его вопросы врала, будто просто немного приболела и все. Она точно не хотела навредить Игорю, единственному человеку, который искренне ее любил.
Но… Началась эта история с инженером Масловым, которая изменила всю ситуацию полностью.
Глава 18В которой паранойя Комаровой обретает вполне конкретные черты
— Мы опять куда-то поедем? — Комарова посмотрела на меня грустными глазами уставшей панды. Видимо, мысль о том, что нам снова придется куда-то мчать не казалось ей привлекательной.
Тот же вопрос я, честно говоря, задавал себе сам. Но очевидно, сейчас, когда дело уже к вечеру, вряд ли есть смысл переться на дачу, которую семейство Мальцевых отписало Нине Ивановне в пользование. По большому счету, изучать ее в темноте, занятие глупое и малопродуктивное. Тем более, меня интересует лишь одно, есть ли там огурцы, и могла ли Анна Степановна бывать на этой даче. Не знаю, почему, но два вопроса упорно беспокоили мое неокрепшее сознание. Хотя, казалось бы, какая уже, к черту, разница. Супруга инженера мертва. Это — первое. Инженер мертв. Это — второе. А третье, я точно на данный момент знаю, что чертежи Лев Иванович вынес по моему приказу. Выходит, он на самом деле сотрудничал с чекистами. Или по крайней мере, с одним, конкретным чекистом. С Беляевым.
То есть, так называемая, диверсия — итог личных интересов Максима Сергеевича. А вот что это за интересы, я понятия не имею пока что. По идее, его волновала Комарова. Он ее нашел. Ну? И? Зачем тогда велел Маслову спрятаться вместе с важными секретными бумагами? Он явно хотел спровоцировать этим какие-то события. Какие? Не понимаю. Хоть убей, не понимаю. И это бесит.
В принципе, хрен бы с ним. Можно всю ситуацию повернуть так, что даже в Москву отчитаюсь нужным образом. Брехать красиво, качественно и хорошо я умею. Но… Черт… Даже не знаю почему, это стало для меня принципиальным вопросом, выяснить, кто же именно убил инженера. Наверное, уже тупо из принципа. Навязчивая идея, наверное.
— Нет. Сегодня мы никуда не поедем. Вернее, поедем, но спать, — я внезапно почувствовал снова приступ усталости. Она накатывает всегда волнами, приступами.
— Вместе? — Александра Сергеевна выпалила этот вопрос, но тут же, смутившись, исправилась. — Имею в виду, поедем каждый к себе? Или есть еще какие-то планы? Может, разобраться с поведением Ведерникова? Мы же пришли к выводу, что он знал о смерти Льва Ивановича. Надо раскручивать дальше эту цепочку. И при чем тут Филатова. А еще Анна Степановна. Помните, соседка говорила, будто Маслова ушла с дачными корзинами…
— Обязательно все выясним. Но не сегодня. Каждый из нас отправиться к себе, гражданка Комарова, и хорошенько отдохнёт. Слишком насыщенные у нас получаются будни. А то мы с вами скоро упадем, как две загнанные лошади. А нам нельзя. У нас убийца… Или убийцы, ходят безнаказанно.
Мне показалось, Александра Сергеевна, услышав мой ответ, даже как-то расстроилась. По крайней мере, в ее взгляде я успел заметить лёгкое разочарование. На самом деле, благодаря Мальцеву и его безумной Кармен, момент, который мог для нас с Александрой Сергеевной стать решающим, был упущен. Наваждение внезапной, плохо контролируемой страсти прошло, и я начал думать башкой. Нормально. А именно, вспомнил, что любой поступок имеет последствия. В нашем случае — последствия хреновые.
Нельзя нам с ней ничего мутить. Мне, возможно, придётся Комарову слить. И скорее всего, все сложится именно так. А если произойдёт близость, то… То я буду выглядеть в итоге исключительным мерзавцем. Мне почему-то этого не хочется.
Смешно, но Мальцеву на самом деле надо сказать спасибо. Вернее, его психованной жене. Их появление избавило меня от возможных угрызений совести, которые случились бы неизбежно. Удивительно, но она, совесть, оказывается, не сдохла во мне окончательно. А я был уверен, что избавил себя от неуместных моральных принципов.
— Вас проводить? — ляпнул вдруг вслух, сам удивляясь этому джентльменскому порыву. Этак скоро дойдет до букетов и кафе-мороженного.
— Нет, спасибо. Тут недалеко. Доберусь. Ну… до завтра? — Александра Сергеевна поднялась с дивана и замерла, глядя на меня с ожиданием.
Сказать ей в ответ «до свидания» было сложно. Однако, несмотря на огромное желание пригласить эту особу в гостиницу, я попрощался. Мое мужское либидо, грозило поднять бунт и устроить революцию. А вот мозг остался доволен. Правильно, нечего позволять слабостям брать верх. Потом вообще хрен разгребешься.
Комарова кивнула, а затем направилась к двери. Шла она медленно, будто ожидала, что я ее окликну.
Когда дверь кабинета закрылась, стало немного грустно. Мне нравится эта женщина. Я вдруг очень отчетливо понял вполне очевидную истину. Реально нравится. И дело не только в физическом влечении. Хотя, оно тоже имеет место быть. Есть в Александре Сергеевне что-то необыкновенно манящее. Надо уже признать данный факт. Она действительно по-настоящему мне интересна. Может, конечно, не влюблен, как Максим Сергеевич, однако… Сложись обстоятельства иначе, я бы, наверное, попробовал что-то создать с этой особой.
Выбрался из-за стола, предварительно все документы, которые были разбросаны передо мной, убрав в ящики. Окинул взглядом кабинет. Машинально посмотрел на диван, по которому совсем недавно мы с Комаровой кувыркались. Память очень даже красочно нарисовала эту картину со стороны. Сука… Стало еще тоскливее.
— Нахер! — сказал я громко, вслух, а потом направился к выходу.
Хватит думать об этой женщине. Достаточно. Все. Мне, возможно, придется сдать ее чекистам. По-любому. Я прекрасно понимаю, нет варианта, в котором Комитет будет уверен, что Александру Сергеевну можно оставить в покое. Его реально нет. С точки зрения чекистов, безопасная Комарова — это мёртвая Комарова. У нее в голове информация о нелегалах. Допустим, она все расскажет нам. Ок. Агентов «распечатают». Они начнут работать. А потом, по какой-то своей прихоти, в своих интересах, ради выгоды, варианты могут быть разные, Александра Сергеевна их сдаст. Она ведь не действующий сотрудник Комитета, чтоб ей могли доверять.