Он покурил у входа, метко послал окурок в урну. Легкие сумерки становились «критическими». Ждать Киру Гущину можно было месяцами. Даже не утопия – полная чушь. Никто не придет ни в гостиницу, ни на Бела Куна. Бессмысленная трата времени и ресурсов. Но действовали по инструкциям, написанным умными людьми. Сотрудники в штатском, милиционеры прочесывали город, имея на руках фотографию Гущиной (на КПП при въезде делали копии с паспортов – имелась «темная комната» с ротатором). Под данной фамилией преступница город не покидала. Но что мешало покинуть под другой фамилией, сменив внешность? Поимка преступницы превращалась во что-то иллюзорное.
Столовая работала, но выбрать было нечего. «Почему бы сухарей не насушить?» – все чаще посещала мысль. Даже со скудным выбором блюд очередь еле продвигалась. Невесело шутили голодные постояльцы: последнее блюдо осталось – гуляш по коридору. Принесли разогретые дневные котлеты, подгорелую тушеную капусту, очередь оживилась. Можно считать, повезло. Михаил устроился за дальним столиком, стал жадно есть. Качество съестного компенсировалось количеством хлеба. На другой стороне обеденного зала доедала свой поздний ужин Полина, в сторону Кольцова демонстративно не смотрела. Соседка погрустнела, потеряла интерес к жизни, отрешенно ковырялась вилкой в тарелке. Опять на горизонте возник толстяк Альберт! Понял, что в отношениях «влюбленных» что-то сломалось, и немедленно бросился в наступление. Он сидел напротив Полины, заговаривал ей зубы. Человек старался – плешь на макушке блестела от пота. Полина, как обычно, не клеилась, машинально кивала. Это было унизительно для майора госбезопасности. Не доставайся же ты никому! Он вытер губы салфеткой, резко поднялся, чтобы идти разбираться. Вот же странно: Полина краем глаза контролировала ситуацию. Повернула голову и ТАК посмотрела… Майор словно на барьер наткнулся. Он помялся, развернулся и двинулся прочь, забыв убрать за собой…
Ночь прошла спокойно, но плохо спалось. За стеной ворочалась Полина – видно, отшила своего навязчивого ухажера. Сон набегал, как прибой, – захлестывал, откатывался, грозя всенощным бдением. В итоге утром Кольцов поднялся разбитым, злым на весь белый свет. Постоял у двери Полины, даже руку поднял, чтобы постучать, но так и не решился. Откуда такое слабоволие? Чертыхаясь, игнорируя столовую, побежал через сквер к машине. Завтракал в какой-то занюханной чебуречной недалеко от отдела, размышляя о вещах, мешающих работе. Почему, в конце концов, он должен оправдываться перед Полиной, что-то объяснять и при этом краснеть, как пионер?
В отделе еще не припекало, но вентиляторы уже гудели. Николай Косых томился в больнице. Ковтуна сегодня не было – полковник Науменко с утра пораньше отправил сотрудника по делам в Севастополь. Матвей представлял жалкое зрелище: сидел в стороне от вентилятора, кашлял, чихал. Нос распух, сопли текли рекой. Пользоваться носовым платком парня не научили, и все это выглядело, мягко говоря, безобразно.
– Ты сдурел, боец? – опешил Кольцов. – Объясни, как на жаре, почти без ветра и сквозняков, можно подхватить простуду? Да хоть в море всю ночь просиди, не будет такого.
– Не сидел я в море, товарищ майор, – жалобно хрипел Ивашов. – А чем мы хуже других здесь, в Крыму? У нас люди и двустороннее воспаление легких получают, потом месяц при смерти лежат… У меня двоюродная сестра в прошлом месяце на солнышке полежала, а потом так кашляла, что в доме стены тряслись… – Матвей мощно чихнул – чуть глаза не выстрелили из орбит, бактерии и микробы веером разлетелись по кабинету. – Не могу, товарищ майор, – простонал парень, – хреново мне, вообще вилы…
– И какого ты сюда пришел? – разозлился Кольцов. – Испытываешь бактериологическое оружие? Верю, вижу, что не симулируешь. Марш домой, и чтобы завтра выздоровел. Ну, хорошо, послезавтра. Ковтун будет?
– Так его же послали, товарищ майор… У вас планы?
– Да, хочу еще раз съездить на объект, пообщаться с людьми. Не дают мне покоя эти люди, по крайней мере, кто-то из них… Что смотришь, как д’Артаньян на миледи? Топай домой и лечись. Больничный можешь не открывать – а то я тебя и через месяц не увижу. Чтобы послезавтра был как огурец.
– Такой же зеленый, товарищ майор? – хлюпнул переполненным носом Матвей.
Глава девятая
Пришлось работать в гордом одиночестве. Пистолет Макарова успокаивающе грел подмышку. Михаил выбрался за пределы Балаклавы, взял курс на побережье. К норову «мустанга», кажется, привыкал – главное, не расслабляться и крепче сжимать баранку. Мелькали знакомые заросли, плавали в дымке горы. В разрыве серых махин показалась гора Машная, ее скалистую вершину окутывали перистые облака. Представил на минуту: выходишь покурить из центра связи и радионаблюдения – и весь в этих облаках… Признаться по совести, Кольцов никогда не верил, что НАТО ударит по Союзу ядерными боеголовками. Не совсем же дурные? Окончательно из ума надо выжить, чтобы сотворить такое. Существует понятие – паритет. Но одно дело – визжать об агрессивности Советского Союза, ночуя в уютном доме с лужайкой, и совсем другое – ползать по обломкам в противогазе под рухнувшей крышей дома своего где-нибудь в Лондоне или Вашингтоне… Зачем все эти «чудеса света»? Гигантские суммы вбуханы – вместо того чтобы отправить их на рост благосостояния трудящихся. Но работа есть работа, он привык ее выполнять…
Минут через пятнадцать Михаил въехал в городок Охранное, остановился у киоска Союзпечати в тени грецкого ореха. Вышел из машины, прошелся. Мимо проезжали машины, окна в них были нараспашку. Удивительное дело: в киоске продавалась болгарская «Стюардесса»! Купил на радостях три пачки, заодно газету «Известия», вернулся в машину. Спешки не было, требовалось все обдумать. «Знакомые буквы» в заголовках иногда помогали настроиться на нужную волну. И в курсе текущих событий нужно быть всегда. Советскую прессу приходилось читать между строк, но хоть так. Михаил машинально перелистал газету. Ничего нового. Запущен спутник «Прогноз‑9» для изучения реликтового излучения – кто бы объяснил, что это такое. Принято постановление правительства «О дополнительных мерах по расширению прав производственных объединений в планировании и хозяйственной деятельности». Назревал эксперимент по расширению самостоятельности предприятий. Саманта Смит прибыла в Москву. Десятилетняя девочка из штата Мэн написала письмо Андропову: «Почему СССР и США не могут подружиться?» Вопрос был интересный. Юрий Владимирович пригласил девочку в Москву. Саманта приехала. Показали ей столицу, Ленинград, свозили в Артек. Путешествие освещали мировые СМИ. Девочке все понравилось, пообещала написать книгу о своей поездке в «стан вероятного противника»…
Из свежих новостей лишь одна: 21 июля зарегистрировали самую низкую температуру на Земле за всю историю наблюдений: – 89,2 градуса по Цельсию. Пингвинам у советской антарктической станции, видимо, было неуютно…
Голова пришла в норму, мысли выстроились в боевой порядок. Он бросил газету на заднее сиденье, продолжил поездку. Развилку за Охранным проигнорировал, подался к Стрижам. На КПП вышел из машины, показал сотруднику удостоверение. С пропуском проблем не возникло. Под штампом «Временный» значилась дата, которая еще не маячила даже в перспективе.
– Постоянно здесь работаете? – спросил Михаил.
Работник – мужчина средних лет – кивнул.
– Да, нас четверо, двое стоят, двое отсыпаются. На выезде такой же пост – и там четверо.
«Восемь здоровых бездельников», – мысленно прикинул Кольцов, извлекая из кармана сложенный лист формата А4. Развернул, показал две фотографии не очень хорошего качества – отпечатки с фальшивых паспортов семейства Гущиных.
– Посмотрите внимательно, не видели этих людей? Начиная с прошлого понедельника и по выходные. Могли быть поодиночке, могли быть вместе.
– Да что-то не припомню… – пробормотал охранник, почесав затылок.
– Внимательно посмотрите, подумайте, я вас не тороплю.
– Точно не видел, – помотал головой страж шлагбаума. – На память не жалуюсь, лица запоминаю неплохо, но эти… Не видел.
– Погоди-ка, Степаныч, – из будки выбрался молодой напарник, подошел вразвалку, отобрал листок. Щурясь, вгляделся в смазанные лица. – Ну, а что, могу вас порадовать, товарищ, были такие гости…
– Да не было, – отмахнулся Степаныч.
– А спорим, были? – возразил напарник. – На что спорим? Завтра обедом кормишь, Степаныч…
– Уверены, что не ошиблись? – на всякий случай уточнил Михаил. – Качество снимков, мягко говоря, не лучшее.
– Не сомневайтесь, товарищ, – решительно заявил молодой человек. – Думаете, мы просто так здесь стоим, спим всеми днями? Точно были, въезжали на «Жигулях», а ты, Степаныч, в это время за хлебом бегал. А когда это было? – Наблюдательный работник задумался. – Ну, в прошлый вторник или четверг… Вот здесь вам на помощь не приду, товарищ. Думаю, все же в четверг… Это вам принципиально?
– Расскажите все, что помните.
– Да молодые такие, веселые, шутили много, обнимались… Я еще подумал, что молодожены. Сказали, что в гости едут к знакомым. Даже адрес назвали, вот только не припомню… Да и не обязан его запоминать. С пропусками у них полный порядок был. Фамилия одна на двоих – Гурьевы, Гарины…
– Гущины.
– Точно. – Молодой человек заулыбался. – На «Жигулях» приехали, но машину особо не рассматривал. Мы, товарищ, только на пропуска смотрим, да на документы, удостоверяющие личность…
– В какое время это было? Не отмечаете проезжающих?
– Не отмечаем. Нет таких распоряжений, постоянно отмечать бы пришлось. Машины, особенно утром и к вечеру, одна за другой шастают, люди с автобусов идут… А что они натворили, товарищ? Ладно, не наше это дело. Темнело уже, когда эти двое нарисовались. Добродушные такие, улыбчивые. Вы поймите, не было никаких оснований их не пускать. Здесь не тюрьма, такие же люди живут, к друзьям ходят, гостей принимают – главное, чтобы с бумагами проблем не возникло. Мы свои обязанности знаем.