Советчик в этот час из коллеги был неважный. Стихийное совещание в больнице дельных мыслей не добавило. Михаил вернулся в палату, повалялся без дела. Состояние улучшилось, по крайней мере, удалось самого себя в этом убедить. Бандаж давил, плохо дышалось, но двигаться получалось. Сознательности явно не хватало, чтобы отлеживаться дальше. Все свое находилось в палате, в шкафчике, и он одевался, испытывая сильное головокружение. Забрал пистолет, таблетки, побрел на выход. Милиционер пытался заступить дорогу, делая жалобные глаза. Пришлось напомнить, где работает сбегающий из медучреждения больной. Медсестра в погоню не бросилась, даже обрадовалась. Далеко за полночь он доехал до гостиницы, поставил машину у крыльца. Дежурный администратор начал было возмущаться – мол, что за хождения посреди ночи? – но быстро заткнулся по «естественным причинам». Гостиница спала, видимо, спала и Полина у себя в номере. Михаил постоял у двери – нет, не было сегодня расположения к склеиванию разбитых сердец, и он открыл свой номер. Убийцы с охотничьими карабинами в окно не прыгали. Задернул шторы, худо-бедно разделся, рухнул в койку, не забыв сунуть под подушку пистолет…
На следующий день его тошнило, он еле ползал и глотал таблетки. Мысли вернуться в больницу гнал поганой метлой. Во рту ночевал эскадрон гусар летучих, мысли о еде гнали к унитазу. Вроде приходил Ковтун, выражал глубокое сочувствие, но все это помнилось смутно. Вечером собрал волю в кулак, спустился в столовую, заставил себя поесть. Странно поглядывала Полина, словно собиралась подойти, справиться о самочувствии. Но не подошла. В номере он уснул беспробудным сном – и только к рассвету начал приходить в чувство, прислушиваясь к сигналам из организма…
В отделе кипела работа. Матвей уже не чихал, а если очень хотелось, судорожно тер переносицу пальцем. Ковтун перекладывал папки с места на место, с интересом покосился на «выздоравливающего»:
– Милости просим, Михаил Андреевич. Не рано?
– Некогда болеть. Дело стоит, зацепок как не было, так и нет. Что с новостями?
– Новостей тоже нет, – отчитался Ковтун. – Наблюдается подозрительное затишье. Происшествий в городе не зафиксировано. Последнее – это то, что случилось с вами по пути на объект… Вы, кстати, в курсе, что вам невероятно повезло? На объекте за истекшие сутки также ничего не случилось, работы идут по плану, за фигурантами ненавязчиво наблюдают. В подозрительные отношения никто из них не вступал.
– Что по Белецкому?
– А что у нас с Белецким? – Капитан помедлил с ответом. – Вы так интересуетесь этим товарищем… Работа, дом, жена. Что с ним не так, товарищ майор?
– Чувствую… Не все поддается объяснению, капитан, когда-нибудь поймешь. Черт, я должен пообщаться с ним и его близкими… Связь с объектом имеется?.. Позвони, мне нужен майор Журавлев, заместитель начальника охраны…
Связаться с упомянутым товарищем удалось только через час, когда он вернулся с подконтрольной территории.
– Да, узнал, Михаил Андреевич… – Не сказать что абонент прыгал от восторга, но вел себя учтиво. – Можете говорить, эта линия защищена. Дошла информация, что с вами произошли крупные неприятности.
– Произошли бы крупные – ты бы со мной не разговаривал, Павел Викторович. Рядовые, можно сказать, неприятности. Все в прошлом. Ты же в курсе всех перемещений значимых лиц? Белецкий на выходные никуда не собирается?
– Белецкий? – Журавлев был озадачен. – Пока не сообщал. Обычно о намечаемых поездках сообщают за сутки… Подожди, Михаил Андреевич, вспомнил. Вряд ли Белецкий куда-то соберется. В субботу у его дражайшей половины день рождения. Шумно отмечать не будут, так, несколько человек. Нина Георгиевна не любит дни рождения. Сестра с мужем придут, они живут рядом; может быть, другие соседи заглянут. Я тоже появлюсь… впрочем, исключительно по долгу службы. Возможно, появятся большие люди – Петр Ильич, Людмила Михайловна, мой шеф Даниил Федорович…
– Дата круглая?
– Не знаю, – простодушно отозвался Журавлев. – Тебе принципиально? Тогда давай считать. Если Белецкому сорок девять, а супруга младше его на пятнадцать лет… Не круглая.
– Павел Викторович, буду должен, – взмолился Михаил. – Помоги туда попасть. Ну, чтобы не шарахались от меня.
– Вот так заявочка… – Журавлев задумался. – Ну хорошо, надо подумать. Заметь, Михаил Андреевич, я даже не спрашиваю, зачем тебе это нужно. Вам, московским, виднее. Ну, своим лучшим другом я тебя вряд ли представлю – не поверят. Усиление охраны ответственных за сдачу объекта лиц – устроит? Или тебе обязательно нужно сидеть с гостями за праздничным столом?
– Необязательно, Павел Викторович, именно так и сделаем. Спасибо.
Важных лиц действительно охраняли. У ограды на противоположной стороне дороги стояла серая «Волга» с двумя задумчивыми пассажирами. Бывалый УАЗ на ее фоне смотрелся разбитым корытом. Михаил пристроился перед ней (чтобы присматривали), заглушил двигатель. Выбрался из машины, забрал с заднего сиденья внушительный, но легкий сверток, хлопнул дверцей.
– Особое приглашение, Павел Викторович? Представишь меня имениннице?
Журавлев всю дорогу вел себя непринужденно и вдруг стал каким-то отрешенным, неохотно слез с пассажирского сиденья. Не сказать что он выглядел нарядно – поношенный «рабочий» костюм, верхняя пуговица клетчатой рубашки расстегнута. Кобура под мышкой не то чтобы демонстративно выпячивалась, но и не пряталась.
– Давай уж сам представляйся, Михаил Андреевич. Не сложилось у меня с Ниной Георгиевной… бывает такое, взаимная антипатия называется. В дом пойду, но это моя работа, так что… рассчитывай на собственные силы.
Журавлев добежал до «Волги», перекинулся парой слов с сотрудниками. Происшествий, разумеется, не отметили. Помимо надзора за Объектом‑220 в обязанности Павла Викторовича входило обеспечение безопасности жителей Стрижей. А также ненавязчивое слежение за их бытием. Первая зарубка в голове: что он там не поделил с супругой главного инженера?
– Прошу, Михаил Андреевич. – Журавлев перешел дорогу и с манерной услужливостью открыл калитку. – Входите, не стесняйтесь, будьте, как дома, хозяева предупреждены. А я здесь побуду, позднее приду, засвидетельствую свое почтение Родиону Львовичу.
Кольцов прошел на участок, стал с любопытством осматриваться. Внутри был аккуратный садик, обширная лужайка. Нина Георгиевна явно экспериментировала – выращивала диковинные цветы, несколько видов стелющегося можжевельника. Вряд ли Белецкий в этом участвовал – времени у Родиона Львовича хватало лишь на то, чтобы осмотреть труды жены. Территория была приличной, ухоженной, переплетались дорожки, засыпанные галькой, похожей на шоколадное драже. В левом углу участка находилась беседка, увитая вьюном, справа – засыпанная гравием автомобильная стоянка, на которой не было ни одного авто. От соседских взоров защищали персиковые деревья. Во владениях Белецких было много цветов. Дом не то чтобы особняк, скромной конфигурации и вместительности. Но весьма неплох – двухэтажный, с намеком на архитектурное излишество на фронтоне. Дом был выкрашен в синий цвет, оконные рамы и наличники поблескивали белой эмалью. Мелькнула мысль: «А ведь жилище государственное, закончатся работы – закончится и жизнь в раю. Не жалко будет расставаться?»
Журавлев с сосредоточенной миной мотал круги по стоянке, потом вышел за калитку. Сунув сверток под мышку, майор вошел в дом. Где-то справа смеялись и шумно разговаривали люди, играла музыка – оркестры под управлением Поля Мориа и Джеймса Ласта. Вносить сумятицу в честную компанию пока не хотелось. Помявшись, Михаил свернул из коридора влево, вошел в небольшую, уютную гостиную с мягкой мебелью и ковром на полу. Хорошо, что ноги вытер на крыльце. Здесь никого не было, народ шумел в другой части дома. Привлекли фотографии на стенах. Каждое фото было вставлено в рамочку. Чувствовалось, что это не просто картинки. Практически на всех фотографиях был запечатлен Белецкий – просто культ личности гения инженерной мысли! На старых снимках он был значительно моложе, позировал с молодыми людьми, сидел у костра на берегу таежной реки, демонстрировал пойманную щуку. Симпатичная девушка заглядывала в объектив, показывала три растопыренных пальца, видимо, исполняла три желания «по его хотению». Два из них определенно сбылись – связал свою жизнь с этой девушкой и стал крупным специалистом в своей отрасли. Родион Львович с ребенком, Родион Львович с собакой, Родион Львович за праздничным столом с коллегами. Крупное фото – Родион Львович и повзрослевшая (и даже постаревшая) девушка с растопыренными пальцами. Трогательное фото, у обоих на лицах застыли печальные улыбки. Снимок был сделан несколько лет назад – Белецкий изменился не сильно.
За спиной деликатно покашляли. Кольцов обернулся. Неслышно подошла женщина лет тридцати пяти, темноволосая, с приятным, немного худощавым лицом. Пару дней назад именно она мелькнула за ветками плодовых деревьев. Особа неплохо смотрелась в облегающем однотонном платье. Короткая стрижка, челка, немного затуманенные, но внимательные глаза.
– Здравствуйте, – вежливо сказал майор. – Кольцов Михаил Андреевич. Прошу прощения, что вот так ворвался к вам на праздник, но того требует служба. Надеюсь, что меня поймут. Вовсе не собираюсь вам мешать…
– Все в порядке, не извиняйтесь, – пожала плечами особа. – Мы прекрасно понимаем, где живем и работаем и какое значение имеет то, что делает Родион Львович. Будьте как дома, вы заметно напряжены, Михаил Андреевич. Нас предупредили о визите человека из Москвы.
Взгляд невольно скользнул по фотографии. С дамой, прильнувшей к плечу Белецкого, у стоящей перед ним гражданки было мало общего.
– А это, прошу простить…
– О, это умершая жена Родиона Львовича. – Барышня сочувственно поджала губы. – Ангелина Кирилловна. Несчастный случай произошел пять лет назад, снимок был сделан незадолго до трагедии.
– А вы? Еще раз прошу простить…
– А я… живая жена. – Особа вздохнула, но в глазах поселилась лукавинка. – Нина Георгиевна Белецкая, в девичестве Рязанова.