На кухне у Белецких продолжал гореть свет. Супруги дружно убирали со стола и мыли посуду. Брякали тарелки. Чувство тревоги не проходило. Ощущение, что что-то назревает, делалось отчетливее. Вряд ли что-то произойдет сегодня – дом под охраной. Но может быть, завтра, послезавтра, через неделю…
Глава десятая
Случилось в понедельник. Как гром среди ясного неба! На Объекте‑220, где велись заключительные работы, произошла крупная авария. В шахте для вентиляции и волноотвода произошел обвал. Что случилось, неясно, пока не разбирались. Но слышали взрыв. На одном из верхних уровней хранились газовые баллоны, вероятно, они и рванули. Шахта проектировалась с многократным запасом прочности. Родион Львович Белецкий лично проводил расчеты, и ни у кого не было оснований им не доверять. Завалило все ближайшие пространства, в том числе те, где хранились эти проклятые баллоны. Шахта обрушилась, отвалилась часть скалы, рухнула вниз. Погребенной оказалась вся аппаратура, вспомогательные конструкции. На момент аварии в шахте трудились полтора десятка человек, их просто сбивало вместе с лесами. Погибли два инженера, прораб, уйма людей пропала без вести. Из-под завалов извлекли двоих – полностью переломанных, но живых. Рабочие, находившиеся поблизости, спасались, как от ядерного взрыва. Поначалу казалось, будто раскололась гора. Каменная пыль окутала все пространство бункера – снизу доверху. Люди кашляли, блуждали, как слепые, в пылевом облаке. Навести порядок удалось не сразу. Пыль осела, улеглась паника. Район аварии оцепили, спасательная команда приступила к разбору завалов. О происшествии немедленно доложили в Москву – на Старую площадь и на Лубянку. Обещали прислать комиссию и следователей.
Когда Кольцов прибыл на работу, все телефоны были оборваны. Недостаток информации рождал пугающие версии случившегося. Коллеги встретили его вытаращенными глазами. Михаил припустил обратно к машине. Ивашов и Ковтун едва успели запрыгнуть в автомобиль. Секретную территорию оцепили дополнительным батальоном военнослужащих, переброшенным из Бахчисарая. Пыль стояла столбом даже на улице. Внутрь проникали люди в противогазах. Хватался за сердце Даниил Федорович Бердыш, сильно кашлял. Идти внутрь было нереально, пыль еще не осела. Ждали под навесом, нервно курили. Вокруг «нарисованных» зданий суетились люди. Выехала машина «скорой помощи», покатила в больницу. Справа заехали еще две, пока пустые. Подошел на подгибающихся ногах белый как мел Журавлев, отдышался, долго тер воспалившиеся глаза.
– Авария серьезная, – сообщил он дрогнувшим голосом – Халатность или злой умысел – будем разбираться…
– Не будем, – огрызнулся побагровевший Бердыш. – Нас снимут еще до вечера, а разбираться будут другие…
– Что там, Павел Викторович? – спросил Кольцов.
– Шахта рухнула, – скупо объяснил Журавлев – Много пострадавших, погибших, причинен огромный материальный ущерб. Считай, месяц уйдет на разборку завалов, потом все восстанавливать. Ух, ё… – Он обхватил голову руками.
Позднее удалось войти в бункер, подняться наверх. Каменная крошка валялась по всему убежищу. Еще работали санитары, выносили тела. Многие рабочие оставались под завалами, добраться до них было невозможно. Наверху творилось какое-то сумасшествие. Шахта выглядела полностью изуродованной. Обломки скалы проломили бетонный пол, обрушили несколько стен. Работать в узком пространстве было невероятно трудно. Вряд ли под завалом остался кто-то живой. Действовали маленькими группами, извлекали обломки. Постоянно что-то падало, люди спасались бегством…
Из руководства объекта никто не пострадал. Петру Ильичу стало дурно, медики измеряли ему давление, отпаивали таблетками. Сидела в своем кабинете белая, как привидение, Людмила Михайловна, свыкалась с новыми обстоятельствами. Приковылял, держась за сердце, Белецкий, стал активно мешать спасателям, путался под ногами, хватался за обломки. Его отвели подальше, популярно объяснили, что каждый должен заниматься своим делом. А вы, Родион Львович, свое уже сделали…
Комиссия из Москвы, усиленная сотрудниками Комитета, прилетела уже вечером и сразу приступила к работе. В городском отделе царило уныние. Предчувствие неприятностей зрело, но такого Кольцов не ожидал. Он курил сигарету за сигаретой, прикладывался к чашке с остывшим чаем. И ведь он снова что-то упускал! Вроде все ясно, прямолинейно, а все равно упускал!
– В случившемся обвинили Белецкого, – мрачно заявил капитан Ковтун. – В принципе, правильно. Его проект, его ответственность. Виноваты ли газовые баллоны, пока не понятно. Разборы завалов будут продолжаться несколько дней. Но виноватый нужен уже сейчас – так заведено. В данный момент комиссия и руководство объекта занимаются случившимся. Белецкого пока не задержали, но под надзор уже взяли. Действия службы безопасности тоже под вопросом. Допрашивают инженеров по технике безопасности, они хором твердят, что не слышали ни про какие баллоны.
– Диверсия? – осторожно спросил Матвей Ивашов. – Или все же халатность?
– Если халатность, то уж больно вовремя, – проворчал Михаил. – Слабо верится в подобные совпадения.
– Тогда что? – спросил Ковтун. – Белецкий – шпион, устроивший диверсию? То есть угробил свое же детище, которым занимался несколько лет? Пусть даже он и есть тот «спящий» шпион, о котором вы говорили, все равно слабо верится. Не тот, мне кажется, человек.
– Ну да, – кивнул Ивашов. – Белецкий скорее сядет за старые прегрешения – если таковые найдутся, чем позволит загубить объект… И еще, товарищ майор… – Матвей помялся. – Не хотелось бы показаться циничным, очень жаль погибших людей, и эту утрату ничто не восполнит, но… Если навалиться всем миром, грамотно организовать восстановительные работы, то последствия аварии можно ликвидировать недели за три – об этом говорят специалисты. Ну, сдадут объект на три недели позже, кто-то не получит премию, кому-то влепят выговор, кого-то посадят… но что по крупному счету непоправимого? К нам уже подлетают ракеты с ядерными боеголовками? А если они вообще никогда не подлетят? Прошу прощения, если высказываю что-то крамольное, но вы правда верите, что люди в своем уме шмальнут ядерным оружием по Крыму? Ведь ответ будет такой, что никому мало не покажется. Считаете, что они готовы погибнуть сами, лишь бы погубить Советский Союз? Почему-то я в этом сомневаюсь…
– За сомнения нам деньги не платят, Ивашов, – перебил Кольцов. – И собственное мнение старайся выражать реже. Возможно, ты прав, хотя об этом и не следует трещать на всех углах. Я тоже считаю, что шпионы прибыли в Крым не затем, чтобы устроить диверсию на объекте. Тупо. Последствия диверсии рано или поздно устранят. Ракеты действительно не подлетают. Если Белецкий честный человек и его посадят, на завершение работ это не повлияет. Если Белецкий… не честный человек – вообще не вижу в происходящем никакого смысла. Диверсия на объекте могла быть сопутствующей акцией, могла быть вспомогательной акцией – и к последней версии я, кстати, склоняюсь. Осталось выяснить, чему эта акция способствует.
– Посадке Белецкого, – проворчал Ковтун. – А также крупным неприятностям у Бердыша, Журавлева и технического руководства стройки.
– И возникает простой житейский вопрос, – кивнул Кольцов. – На хрена?
Ковыряться на объекте было бессмысленно. Работала комиссия, велись допросы, и даже своим там были не рады. Информация о задержаниях пока не поступала. Удалось дозвониться до Журавлева. Голос майора звучал подавленно. Проворонили такое ЧП! Вопрос диверсии в данный момент прорабатывается, ничего исключать нельзя. Лично он грешит на микроземлетрясение, которые периодически случаются в Крыму. Люди их не чувствуют, но какие-то процессы в глубинах идут. С сейсмостанции, кстати, сообщили, что слабые толчки фиксировали всю неделю. Все это при расчетах, конечно, учитывалось, объект выдерживает не только 9-балльное землетрясение, но и прямое попадание атомной бомбы. Но мало ли, порой невозможно все учесть. Вода камень точит, образно выражаясь, и где-то накопилась критическая масса. Будут оргвыводы – это непременно, но пока члены комиссии стараются не рубить с плеча. Провести задержания никогда не поздно. К службе безопасности пока вопросов не было – действовали по инструкции. Вся жизнь по инструкции! Но вопросы появятся. Основную часть завалов к утру вторника разгребли. Специалисты подсчитывают ущерб, намечают план восстановительных работ. Комиссия трудится на объекте и в Стрижах. Журавлев лично ходатайствовал, чтобы к Белецкому не применяли репрессивных мер, – во‑первых, ничего пока не ясно, во‑вторых, куда он денется? У человека заслуги, крупный специалист. Даниил Федорович поддержал его просьбу, и в данный момент Родион Львович находится в своем доме в Стрижах – фактически под домашним арестом. С ним проводятся регулярные беседы, по форме напоминающие допросы.
Не верил Кольцов в виновность Белецкого. Понимал, что это контрпродуктивно, теоретически возможно все, а все равно не верил. И участи этого человека уже сочувствовал. Кто допустил халатность, неизвестно, но можно не сомневаться: руководство высшего и среднего звена кинется спасать свои задницы, и Белецкого начнут топить…
За дело взялись какие-то неведомые силы. Вечером во вторник по каналам Комитета прошло интересное сообщение из разряда «не ждали». В Симферополе работало греческое консульство, а также торговое представительство этого европейского государства (входящего, кстати, в НАТО). Торговые, культурные связи, к тому же в Крыму проживала многочисленная греческая диаспора. И никогда у Советского Союза с этой страной не было особо неприязненных отношений. Сотрудники консульства пользовались свободой передвижения по советской территории. Но за ними скрытно наблюдали. К тому же имелась информация, что некий Олиссеус Антониди, внешне добропорядочный секретарь консульства, связан с западной разведкой и собирает информацию о секретных оборонных объектах на побережье. В прошлый выходной за Антониди ненавязчиво наблюдали. Он погулял по городу, потом посидел в парке за универмагом «Юбилейный», делая вид, что читает газету. Рядом с ним на лавочку опустился некий субъект, и нек