– Повторю то же, что недавно сказал вашей жене: есть факты, которые работают против вас. Имею предложение подвергнуть их анализу.
– Да боже правый, я уже все рассказал предыдущим товарищам. Что изменится, черт возьми?
Обрушение на объекте – просто обухом по голове. Такого не должно было случиться даже в страшном сне. Он отвечает за все свои конструкции и готов подписаться под каждой гайкой. Натура у него такая – проверять и перепроверять. Он уверен, имела место диверсия. Взрывчатку на объект, конечно, не привезти, но газовые баллоны – вполне разумное объяснение. Если все сделать грамотно и мощная ударная волна перебьет одну из колонн… Он не знает, кто способен такое сделать. Приказала бы Родина – он бы сделал. Но от Родины поступали другие приказы.
– То, что я встречался якобы с представителем западной разведки, еще большее недоразумение. Я вам уже рассказывал про этот парк. Да, не упомянул про севшего рядом товарища, потому что посчитал этот факт незначительным… В лицо не всматривался. Он первым начал говорить, причем совершенно без акцента. Сказал, что приехал из Биробиджана, хочет посетить местные знаменитые пещеры, но не может найти их на карте. У него в руках был туристический атлас. Я взял его, пролистнул несколько страниц и показал пальцем. После чего вернул владельцу. Мужчина поблагодарил, пожелал приятного дня и ушел. И это все, поверьте. Я уже тысячу раз это повторял… И о том, что не знаю, откуда в столе деньги, – тоже устал повторять. Не мои они, понимаете? Нет, вы не поймете, ведь вы такой же, как они…
– Чем вам угрожают следователи?
– Да уж не премией. – Белецкий горько усмехнулся. – Госизмена, пожизненный срок… Обещают похлопотать, если начну сотрудничать со следствием и сдам агентурную сеть. Но данным предметом, как уже сказано, я не владею…
– Есть идеи, кто хочет вас подставить?
– Не понимаю зачем, – пожал плечами Белецкий. – Нет, Михаил Андреевич, не имею даже завалящей идеи.
– Спрошу иначе. Что получат наши враги, подставив вас?
– Ничего. Объект все равно введут в строй – со мной или без меня. Пусть сдача затянется – результат все равно очевиден. Подождите, – встрепенулся Белецкий, – так вы верите мне?
– Разберемся, – улыбнулся Кольцов. – И на вашем месте я бы не падал духом, а верил в лучшее.
Проходя мимо столовой, он услышал голос Журавлева, невольно притормозил и заглянул внутрь. Майор был сух и бледен.
– Перестаньте отворачиваться, Нина Георгиевна. Теперь всю жизнь будете мне это припоминать? Было, признаю свою ошибку, больше не повторится. Неужели не понимаете, что я хочу помочь вам и вашему мужу, в виновность которого не верю? Не доверяете? Хорошо, поверьте в то, что в случае незавидного для него финала подобный финал ожидается и для всех представителей руководства, к которому краем отношусь и я. Объясните ей, Карина. Или вот вы, Михаил Андреевич.
Нина Георгиевна сидела, опустив глаза, ни на что не реагировала.
– Нет уж, давайте без меня, – проворчал Кольцов. – Ваш муж в кабинете, Нина Георгиевна, побудьте с ним. – И он закрыл дверь.
На крыльце стояли сотрудники девятого управления и разглядывали его без всякой симпатии. Следователи, проводившие допрос, успели испариться. За калиткой подстерегал Константин Солнцев – он нервно курил. Встрепенулся, стал затаптывать окурок.
– Что там, расскажите… Это какой-то тихий ужас, не могу поверить, что все это происходит на самом деле… Недавно вернулся с работы, там такая нервотрепка, скоро начнем работать по шестнадцать часов без выходных… Опять же эти досадные неприятности с Родионом Львовичем… Неужели он правда… из этих?
– Нет, он не из этих. – Михаил сдержанно улыбнулся.
– Нет, я хочу сказать, что из тех, кто…
– Попал в дурную компанию? Сожалею, Константин, не могу ничего сообщить. Органы будут разбираться и обязательно разберутся. Вы свою жену потеряли? Она в доме, успокаивает сестру. Ума не приложу, как ее пропустили. Вас точно не пропустят. Скоро Карина вернется. Так что идите домой и ни о чем не переживайте.
Возле машины его подкарауливали другие соседи Белецких – Парасюки.
– Вы с Тамарой ходите парой? – пошутил Кольцов.
– Да, мы постоянно это слышим, – поморщился глава семейства. – Скажите, это правда, что Родион Львович задержан? Мы переживаем, хотелось бы внести ясность…
– На работе творится сущий ад, – продолжила супруга, волосы которой опять были стянуты суровой заколкой. – Начальство запретило судачить, мы находимся под постоянным наблюдением, на входе и выходе всех обыскивают… Ходят слухи, что сотрудникам понизят зарплату, потому что выработаны все фонды, а работы прибавилось.
– От меня-то вы что хотите, дорогие товарищи? – нахмурился Кольцов. – Ситуация штатная, планы скорректируют, и все опять пойдет своим чередом. Ступайте домой и не извольте нервничать. Родион Львович находится у себя дома, Нина Георгиевна – при нем. Просто у органов накопился к нему ряд вопросов.
Он с трудом отделался от докучливых соседей. Они уходили, озирались, странно поглядывали друг на друга. Михаил покурил, прежде чем сесть в машину. Подкрадывался очередной вечер. Кого-то не хватало, очевидно Петра Ильича и Людмилы Михайловны. Но в ближайших кустах их точно не было. Михаил прогнал из головы пошлые мысли, сел за руль…
Глава одиннадцатая
Наутро в Балаклаву пришла дурная весть: Родион Львович Белецкий покончил с собой. Не выдержал груза предъявленных обвинений и спрыгнул с обрыва в море. Имелась предыстория. Задержанный полгода назад в Балаклаве шпион, томящийся ныне в изоляторе УКГБ города Ростова, назвал имя Белецкого как одного из завербованных ЦРУ агентов. Вернее, не назвал, а ткнул в предъявленную фотографию: мол, этот человек на тайной встрече в Джанкое передал ему фрагменты схемы будущего запасного командного пункта Черноморского флота. Провести очную ставку в этот день не удалось: большие расстояния плюс бюрократическая волокита. Но показания сидельца тщательно запротоколировали, а на следующее утро, когда следователи пришли в дом, предъявили Белецкому. Родион Львович впал в какое-то предынфарктное состояние, стал хвататься за сердце. Бормотал по инерции, что он ни в чем не виновен, да и в Джанкое ни разу не был. Но улик с каждым днем становилось больше. Врач осмотрел подозреваемого, сделал заключение, что чуток здоровья у человека еще есть. «Можете пока оставаться в доме, – объявил, закончив допрос, следователь. – А мы решим вопрос с вашим заключениея под стражу. Надеюсь, завтра, Родион Львович, мы с вами будем разговаривать в другом месте».
Это было в первом часу дня. Спустя три часа разыгралась трагедия. Душевные силы оставили человека. Поддержка жены не помогала. Сесть в тюрьму для Родиона Львовича было в корне неприемлемо. Заключение бы он не выдержал – не та натура. И неважно, имелась ли за ним вина, понял, что попал глухо и никакой Кольцов не поможет. Он сказал Нине Георгиевне, что прогуляется по саду, сам пошел на утес, несколько минут наслаждался видом, а потом прыгнул.
Кольцов примчался со своими сотрудниками, не мешкая ни минуты. Только поздно. Злость душила. Почему в момент трагедии на участке не было охраны?! Когда не надо, они под ногами путаются, а когда нужны – днем с огнем не найти! Взору предстала разбитая горем Нина Георгиевна. Она с помертвевшим лицом блуждала по лужайке, отталкивала человека, который пытался ее успокоить и напоить водой. Потом она ушла в беседку и там замкнулась. Сотрудник с виноватым видом объяснял: когда все случилось, она сама чуть не сиганула с обрыва, еле оттащили! Прибежали действительно поздно, происходила пересменка, несколько человек находились на улице, бросились на истошный женский вопль, но… Рабочий день еще не кончился, в соседних домах никого не было…
Плачущую Нину Георгиевну увели в дом. На лавочке под кустом азалии сидел мокрый, как цуцик, майор Журавлев, ощупывал голову, из которой еще недавно шла кровь.
– Кто-нибудь может объяснить, что здесь, черт возьми, произошло?! – злобно выкрикнул Кольцов.
– Не ори, Михаил Андреевич, – поморщился Журавлев. – Без тебя тошно. Охранять надо было лучше Родиона Львовича…
Позднее все же восстановили картину произошедшего. Завершив допрос, следователь удалился, вместе с ним убыли двое сотрудников. Остались трое – двое из них сидели в машине, третий иногда появлялся на участке, делал обход. Считалось, что все под контролем. Подозреваемый не был склонен к побегу, да и куда сбежишь? В склонности к суициду также не подозревали. По приказу Бердыша прибыл Журавлев. Свежая информация о сидящем в Ростове шпионе уже прошла по каналам, и местная служба безопасности, не испытывающая любви к москвичам, тоже хотела контролировать ситуацию. После допроса Белецкий неважно себя почувствовал. Нина Георгиевна прыгала вокруг него, отпаивала валидолом, убеждала, что все будет хорошо, ведь он ни в чем не виноват! Супруг становился вялым, смотрел грустно, немного вздремнул. Нина Георгиевна отправилась на кухню что-нибудь приготовить. Вдруг заметила в окно, как Белецкий прошел мимо, повернул на задний двор. Беспокоиться не стала, поспал человек, решил прогуляться перед обедом. Сгребла нарезанные овощи в миску, и вдруг стало тревожно. Слишком уж плохо выглядел супруг – смотрел в одну точку, двигался как лунатик. Она вышла на крыльцо, обогнула дом. В районе бассейна Родиона Львовича не было, и она отправилась дальше. Увидела, как он неподвижно стоит у обрыва – и даже в ту минуту в душе ничто не екнуло. Пошла к нему, окликнула. Белецкий повернулся – он смотрел с такой непередаваемой тоской… И вдруг оттолкнулся ногой от обрыва и прыгнул вниз! Нина Георгиевна уже практически взяла его за руку. Встала как вкопанная, из ее груди вырвался душераздирающий вопль…
Журавлев находился внизу, бродил по пляжу. Люди еще работали, пляж пустовал. Идея находиться рядом с Белецким решительно не нравилась, чем он мог помочь? В доме его не любили, прошелся по улице, переулком спустился к морю. Пом