отался взад-вперед, двинулся обратно к лестнице. В этот момент и прозвучал ужасный женский крик! Павел Викторович отшатнулся от лестницы. И видел, как человек свалился в воду метрах в трех от скалы. Там глубина, из воды торчит каменный клык. То, что это был Белецкий, он узнал лишь позднее – попробуй разглядеть лицо падающего в воду человека! Павел Викторович, ни секунды не раздумывая, бросился с разбега в воду, прямо в ботинках и с пистолетом под мышкой. Он сам чуть не утонул к чертовой матери! Ударился макушкой о камень под водой, лишился на мгновение чувств, вынырнул, поплыл размашисто туда, где бултыхнулся человек, нырнул… Но без маски под водой ничего не видно, сплошная муть. Несколько раз он выныривал, снова погружался в воду, но без толку. Глубина в том месте метров пятнадцать, да еще подводные течения. Нахлебавшись, прекратил поиски, едва догреб до берега. На краю утеса заламывала руки Нина Георгиевна, ее держали прибежавшие из машины сотрудники «девятки». Но сил продолжать поиски у Павла Викторовича больше не было…
Он разбирал утопленный пистолет, просушивал детали на столике в саду. В доме рыдала Нина Георгиевна. Блуждали по участку оконфузившиеся работники. Вернулся расстроенный следователь, стал записывать показания участников драмы. Видно, узнав о трагедии, прибежала с работы Карина Солнцева, она билась грудью в закрытую калитку, чтобы пропустили, но охрана в этот раз была начеку. В доме начиналось хаотичное движение. Приехал Бердыш, он был взволнован, курил без меры. Журавлев вновь излагал надоевшую историю о своем несостоявшемся мужественном поступке. Что в нем мужественного? Каждый бы так поступил. С опозданием прибыли водолазы. Они больше часа искали тело – уходили под воду, выныривали, расширяли круг поисков.
– Бесполезно, – ворчал, дымя сигаретой, капитан Ковтун. – В воду он упал еще живым, значит, сразу ушел на дно. Это физика – погруженных в воду тел, называется. Упал бы мертвым – всплыл бы, как мячик. А так – сразу камнем на дно, там помер, легкие пустые, сразу закрутило. Если к берегу не прибило, то в море унесло, и хрен уже найдешь…
Избежать огласки не удалось. К приходу сумерек весь поселок был в курсе происшествия. Люди собирались на другой стороне дороги, перешептывались. Где-то внизу продолжали поиски водолазы. Прибыл важный товарищ. Он грузно ходил по обрыву, погруженный в тяжелые думы, никого не замечал.
Находиться в этой юдоли скорби и халатности не было больше желания. С очередным фиаско следовало смириться. Кольцов сидел за рулем, мрачно смотрел на ухабистую дорогу. Сзади тряслись помощники, молчали – боялись нарваться на грубость. Милиция по указанию Комитета зачем-то оцепила весь район. Сквозь КПП за Стрижами транзитный транспорт не пропускали, машины шли по объездной дороге. Перед Охранным тоже выставили пост – обычно там его не было. Хорошо хоть, не додумались обыскивать машины – в этом не было никакого смысла. Вот, ей-богу, заставь дурака богу молиться! Образовалась очередь, сигналили водители. Милиционеры на посту были непреклонны: мол, получим приказ, тогда и поедете. Ругнувшись, Михаил съехал с дороги, на обочине заглушил двигатель и погрузился в размышления. Откуда это постоянное ощущение, что его водят за нос?
– Мы уже никуда не едем, Михаил Андреевич? – осторожно спросил Ковтун.
– А что, кто-то едет? – огрызнулся он и покинул машину.
Прошелся по обочине до поста, закурил. Ушел в сторону, чтобы не маячить на открытом месте, стал наблюдать за суетой у поста. Полосатый шлагбаум недвусмысленно перекрыл дорогу. Первым в очереди стоял подержанный «Москвич» с молодой семьей в салоне. Внутри остервенело плакал ребенок. Девушка лет двадцати пяти пыталась его успокоить. Ничего удивительного, жара к вечеру стояла невыносимая, а много ли объяснишь карапузу? Она трясла перед носом малыша погремушкой, но тот орал еще громче. Сидевший за рулем молодой отец нервничал, наконец выскочил из машины, припустил к посту, стал что-то доказывать сотрудникам. Те равнодушно пожимали плечами: дескать, сочувствуем, но ничем помочь не можем. За «Москвичом» ждал своей очереди древний газик с пожилым пенсионером. В следующей машине – темно-вишневых «Жигулях» первой модели – Михаил, к своему удивлению, обнаружил семейство Парасюков. Оба смиренно сидели в машине, терпеливо ждали. Куда, интересно, собрались? Лица у обоих были какие-то деревянные, только губы Тамары шевелились, она что-то говорила, не поворачивая головы. «Жигули» поджал микроавтобус РАФ с символикой киностудии «Мосфильм». Ругался, высунувшись из окна, водитель, на другой стороне в нетерпении приплясывала рыжеволосая дива в джинсах и с безвкусным ожерельем на футболке. Солнце еще не село, на носу у дивы красовались солнцезащитные очки. Ну конечно же, в окрестностях Балаклавы все еще снимали кино про героических десантников. В прошлый раз тоже мелькала рыжая девица, только другая (они там все, что ли, рыжие?), хвасталась, что будет не просто кино, а прямо-таки мировой блокбастер. И откуда берут такие заковыристые словечки?
Слава богу, возобладал здравый смысл! Милиционеры получили распоряжение по рации, неспешно стали отодвигать переносной шлагбаум. Люди в очереди заволновались. Ударил по газам паренек, и «Москвич» с орущим содержимым помчался по дороге. Невозмутимо тронулся с места пенсионер на газике. Завел двигатель автомобиля Парасюк, и «Жигули» побежали по дороге, набирая скорость. Повернула голову Тамара, смерила взглядом стоящего за кустами майора – и вроде даже не удивилась. Не мешкал и водитель киношного микроавтобуса. Рыжая девица, смеясь, села на место. Стали трогаться остальные – очередь успела вырасти. Михаил вышел из оцепенения, побрел к машине…
И вдруг укололо что-то под щитовидкой. Завертелись мысли под темечком, потекли какие-то образы, воспоминания. Он встал как вкопанный, погружаясь в транс. Что он только что видел? Это было связано с машинами, стоящими у шлагбаума, вернее, с лицами пассажиров… Семья с беспокойным чадом – это понятно; одинокий пенсионер – тоже более-менее ясно… Парасюки, Парасюки… Да шут с ними, с Парасюками! Собрались куда-то под вечер, и флаг им в руки. Водитель микроавтобуса… Он раньше видел это лицо. Или очень похожее. На съемочной площадке? Нет. Обычное лицо, мужику под сорок, короткие волосы, выступающие скулы… Память прорывалась сквозь преграды и временные рамки. В прошлый раз с этим лицом было что-то не так. Мужик носил очки, усы и немного заикался. У этого не было ни того ни другого – и ругался он без запинки… Осенило, когда уже перестал надеяться. Михаил вспомнил осмотр трупа Озинского. Он тогда отправил Николая на машине по делам, а сзади стоял «жигуль». Он попросил водителя довезти до больницы. Тот упрямился – жена, дескать, жду… Но довез до больницы, куда бы он делся? И прикончить Михаила не пытался – еще бы, днем, при скоплении народа… Вот оно что! Выходит, уже тогда следили за следственной группой! Потом убили Знаменскую, Ольгу Никанорову в больнице… Трое высадились с субмарины. «Гущин» убит, остались двое – для выполнения важной миссии. Похожа ли рыжая дива из отечественной киноиндустрии на Киру Гущину?
Да хрен ее знает, очки, рыжий парик, чудовищные бусы, отвлекающие внимание… Но твердой уверенности не было, черт возьми! Микроавтобус с символикой был уже далеко и явно не попрет по большим дорогам. Ведь чувствовал, что разыгрывается спектакль с талантливыми актерами! Михаил прыжками припустил к машине – заждались, поди, пацаны… Распахнул дверцу.
– Ковтун, за руль, быстро! Разворачивайся, дуй обратно в Стрижи!
Капитан, ничего не спрашивал, вертел баранку. Машина лихо развернулась, загудели остальные участники движения. Майор схватил телефонную трубку. Система «Алтай» работала. Вызывал дежурного по отделу, стал кричать и ругаться. Связаться с милицией, всем постам! Задержать мосфильмовский фургон с номером… Да хрен его знает, какой там номер, запомнил лишь две цифры. Не ошибутся, его за версту видно. Сообщил приметы пассажиров. При задержании проявлять осторожность, преступники могут быть вооружены! Задержать, надеть наручники и ждать до особого распоряжения!
Что-то подсказывало – задачка выдастся непростой. Лично он не собирался гоняться за призраками, пусть это делают специально обученные люди. Все, что требовалось, – получить подтверждение своей завиральной теории. В доме все еще работали люди. Он побежал в обход здания, остановился на обрыве, стал осматриваться, игнорируя вопросительные взгляды окружающих. Вход в дом на другой стороне, с дороги ничего не видно. Место, в принципе, идеальное, а вот остальные места – совершенно неподходящие!
– Михаил Андреевич, а что вообще происходит? – осторожно осведомился Матвей.
Кольцов отмахнулся, стал исследовать местность справа от обрыва. Живая изгородь обрывалась примерно в метре от края пропасти, там был крутой склон с видом на лестницу. Крутой, но все же проходимый, пара уступов, пара булыжников, вмурованных в грунт. Если лень обходить, то можно и отсюда спуститься к морю. Или, наоборот, подняться на участок. При условии, что имеешь хороший вестибулярный аппарат. Он сел на корточки, схватился за ногу любопытствующего Ковтуна, стал сползать вниз. Остановился, балансируя, осмотрелся. Еще не стемнело, на глинистом уступе хорошо отпечаталась подошва. Ниже – еще один отпечаток. Отпечаталось бы хуже, но когда на плече тяжелый груз…
Он сильно волновался, выбрался на ровный участок, стал хлопать по карманам в поисках сигарет. Ковтун услужливо чиркнул спичкой.
– Хотите знать, товарищи офицеры, что происходит?
– А то, – как-то оробел Ивашов. – Вы что-то поняли?
– Я все понял.
– То есть претендуете на истину в последней инстанции? – усмехнулся Ковтун.
– Не претендую, Леонид. Я и есть истина в последней инстанции. Субмарина высадила троих – с хорошими легендами и документами. Те, что называли себя Гущиными, и еще один – лет сорока, с обычной, плохо запоминающейся внешностью.
– Но вы ее запомнили, – хмыкнул Матвей.
– Я ее запомнил. Публика русскоговорящая, хорошо знакомая с советскими реалиями. Обжились, пошли «будить» ранее завербованных агентов. Озинский вышел на пенсию, стал бесполезен, решили от него избавиться. Знаменская побежала в Комитет – и сам бог велел ее ликвидировать. Попутно избавились от Ольги Никаноровой, которая могла их опознать. Мы правильно рассудили, что их интерес прикован к Объекту‑220. Но не к самому объекту – зачем он им? Их интересовала конкретная персона – гражданин Белецкий.