Когда мы были уже под Псковом, узнаю, что в Стремутке находится штаб первой ударной бригады власовской армии. Командир ее — белогвардеец, генерал Иванов, начальник штаба — полковник Кримияди. В селе Шванибахово — штаб батальона под командованием какого-то графа Ламсдорфа. Половина батальона в селе Назимове.
Вот когда пригодились старые мои чекистские связи! В Мелеховской волости были наши люди: писарь Иван Иванович и учительница Тина. Через нашу разведчицу я вызвал Тину на свидание. Учительница обрадовалась, заплакала, ведь давным-давно не видела своих. Рассказала, что солдаты из Мелехова часто приходят на танцы в Назимово, что в гарнизоне есть у нее знакомый лейтенант, который с радостью ушел бы от немцев, да боится. В селе Шванибахово капитан Иван Касьянов также настроен против немцев.
По моему заданию Тина пошла к Касьянову и принесла от него письмо, в котором содержались сведения о вооружении батальона и другие данные. Писарь Иван Иванович сообщал мне, что делается в Назимове. Затем Тина уговорила лейтенанта встретиться со мной. В условленное время мы с ним увиделись. Это был молодой, крепкого сложения человек, общительный, веселый. Рассказал, что ищет случая, чтобы уйти и увести свой взвод. Солдаты ушли бы давно, но побаиваются неизвестности. Офицеры настроены по-разному.
Я поручил ему постепенно подготавливать солдат к переходу на нашу сторону, действуя осторожно, но настойчиво. На этом мы с ним расстались. Начало было неплохое, а в итоге на нашу сторону удалось перевести 150 солдат-власовцев.
Выступая перед ними, я сказал:
— Дорогие товарищи!.. — и вижу, что многие плачут. Спрашиваю: — Почему слезы?
Отвечают:
— Мы давно не слышали слова «товарищ»…
Я им разъяснил положение на фронтах, рассказал о наших задачах, ответил на вопросы. Объявил им, что двигаться будем на соединение с Восьмой партизанской бригадой, что выступаем на следующий день. А где она, моя бригада, в которую добираемся с такими приключениями, мне еще неизвестно.
На шоссе Порхов — Остров наш отряд заметил три немецкие крытые машины. «Ну, теперь самое время испытать бывших власовцев, — подумал я. — Как-то они поведут себя в бою?» Быстро установили пулеметы, приготовили гранаты. Человек десять открыто выходят на дорогу — все они в немецкой форме! Шофер первой машины остановился и не сразу разобрал, кто перед ним, а когда понял, было уже поздно. Нам удалось захватить машины, забрать пленных и немалое количество трофеев. Боеприпасы, продукты, офицерские чемоданы. Все, что нам было нужно, мы взяли, а машины сожгли. Затем быстро уходим. Один из бывших власовцев говорит:
— Ну вот, счет мы свой открыли…
Через несколько суток похода нам удалось наладить связь с бригадой. И вот под вечер часовой доложил: «Едет большая группа верховых в мохнатых шапках». Это были наши товарищи, среди них и Леонид Васильевич Цынченко, командир бригады.
В своих заметках я не упоминал о десятках мелких боев и стычек с противником, в которых чекисты участвовали с оружием в руках. Таких боев было множество. Случались и крупные операции. В январе 1944 года штаб бригады решил нанести массированные удары по коммуникациям врага. Мне с командиром второго полка Солодухой было поручено руководить операцией на станции Дуловка. Провели разведку. С наступлением темноты семьсот человек, в том числе и отряд из бывших власовцев, ворвались на станцию. Завязался жаркий бой. Одна группа поджигает эшелоны с кипами сена, другая взрывает паровозы, третья — железнодорожные стрелки, окружаем немецкие казармы и забрасываем их гранатами. Пытаемся взорвать водокачку. Шум, грохот, стрельба, дым и пламя поднимаются над эшелонами, обгорает сено, и… вот здорово! Под сеном на четырнадцати платформах оказались танки. Больше уж этим танкам не ходить в атаку на нашу пехоту!
Под утро по станции начинает бить немецкая артиллерия. Пусть бьет! Тут уже нами все сделано: магистраль Псков — Ленинград выведена из строя. В это же время идет бой на станции Черская, на разъезде Орлы; на станцию Брянчаниново напал капитан Раздуев, и везде с автоматом в руках бьются с врагом и наши товарищи чекисты.
И вот наконец великая радость: пришла разведка частей Красной Армии. Ликованию нашему нет предела, и мы, чекисты партизанских соединений, встретившись с людьми Большой земли, счастливы тем, что не зря нас посылали за линию фронта, — мы работали и воевали честно!
Михаил НиколаевНА СОЙКИНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ
Ленинградский фронт и блокированный город ежедневно и ежечасно нуждались в точных сведениях о силе врага и его замыслах. И эту задачу познания тайн противника наряду с армейской разведкой решали органы военной контрразведки Ленинградского фронта и Ленинградского управления госбезопасности — их сотрудники, разведчики, — люди беззаветно преданные Коммунистической партии и своему народу, смелые и решительные, готовые к самопожертвованию во имя Родины.
Если взглянуть на карту Ленинградской области, то в ее западной части можно увидеть, как Финский залив становится все шире, постепенно превращаясь в море.
А на южном берегу залива — около границы РСФСР с Эстонией — в море вдаются два зубца, два выступа. Они как бы сторожат выход из залива на Балтику. Один из выступов — Сойкинский полуостров.
В годы фашистской оккупации здесь, в тылу у немцев, действовал бесстрашный советский разведчик Николай Иванович Савельев. Поначалу он был один, потом оброс верными людьми, стал командовать отрядом.
Рация этого разведчика отзывалась на позывной сигнал «Сокол».
Мне хочется рассказать о Николае Ивановиче, его бесстрашных помощниках.
…В один из февральских дней сорок второго года по Невскому медленно шел мужчина средних лет, одетый в овчинный полушубок и стеганые ватные брюки. Как и все ленинградцы, он был голоден и истощен. Свернув на Литейный проспект, прохожий пытался ускорить шаг, но, пройдя несколько метров, почувствовал, что ноги у него сдают: давала знать дистрофия.
Время близилось к полудню, а ровно в 12 с немецкой пунктуальностью начался вражеский артиллерийский обстрел города. Сперва разрывы слышались где-то далеко, затем шрапнельный снаряд с визгом разорвался над улицей Некрасова, осколки загромыхали по крышам.
Мужчина свернул в первую попавшуюся парадную, переждал, пока кончится обстрел, затем направился дальше.
Дойдя до улицы Воинова, он свернул вправо и вошел в вестибюль дома.
Часовой перелистал документы вошедшего, скользнул взглядом по списку на столе и взялся за телефон.
— Товарищ лейтенант, к вам явился Николай Иванович Савельев. — Затем, выслушав ответ, сказал коротко: — Второй этаж налево.
Идя на встречу, Николай Иванович обдумал все — что он будет говорить и как отстаивать свое решение.
А решение у него было короткое и твердое: драться с фашистами!..
В первые дни войны Савельев явился в свой Кингисеппский райком партии и потребовал отправить его на фронт. Там ему ответили: кто-то должен трудиться и в тылу. Армии нужны не только солдаты и патроны, ее надо кормить.
Коренной житель побережья Финского залива, Николай Иванович с детских лет познал нелегкий труд рыбака, полюбил его. Земляки знали его и рядовым рыбаком, и председателем колхоза, членом поселкового товарищества.
…Но вскоре фашистские войска подошли к его родным местам.
Война ворвалась и в этот тихий лесной край. Савельев занялся эвакуацией имущества рыбозаводов. А сам все думал о своих — о матери и братишке-подростке. Жили они невдалеке — в деревне Слободка. Вывезти их Николаю Ивановичу не удалось. Как ни уговаривал он мать — Татьяна Трофимовна твердила всегда одно и то же:
— Я здесь прожила всю жизнь и никуда не поеду. И Петьку не отдам!
И они остались за линией фронта.
Николай Иванович к концу августа 1941 года оказался в деревне Усть-Ручьи под Ленинградом, в одном из рыболовецких колхозов. В осеннюю непогоду, под вражеским огнем бороздили воды Финского залива рыбацкие лодки. Рыбаки делали все, чтобы помочь ленинградцам в их тяжелой борьбе с врагом.
Но никогда Савельева не покидала прежняя мысль — получить в руки оружие, бить им врага. И вот как-то в Усть-Ручьи приехал знакомый чекист Иван Федорович Завьялов. Они знали друг друга еще до войны. Встретившись с Завьяловым, Николай Иванович выложил ему начистоту свою мечту — стать солдатом, получить оружие.
— Если уж никак нельзя на фронт, — добавил он в конце беседы, — то я бы мог пригодиться там, за линией фронта.
— Вы имеете в виду разведку в тылу противника? — осторожно переспросил Завьялов.
— Да, — твердо ответил Савельев. — Ведь если направить меня на Сойкинский полуостров, я там каждую кочку знаю. А главное — людей, которым верил всегда и верю теперь.
Подумав, чекист ответил, что он доложит об этом разговоре в Ленинград, и если получит «добро», вызовет Николая Ивановича на Литейный для новой встречи.
И вот Николай Иванович в кабинете Завьялова. Поздоровавшись, они сразу заговорили о деле — важном и очень непростом. Завьялов честно предупреждал собеседника, что работа в тылу врага трудна и таит в себе множество неожиданностей, а рыбак с побережья с той же прямотой ответил:
— Я все продумал. Знаю, что не к теще на блины прошусь. Но буду я в родных краях не одинок. Там осталось много хороших людей, которые не смогли эвакуироваться. Они помогут мне. А если дать им оружие да направить их борьбу в нужном направлении — и сами станут бить фашистов. Задания, даже самые сложные, будут выполнять честно, по совести. Так и скажите вашему начальству: Савельев не подведет!
— Хорошо, Николай Иванович, ваши доводы кажутся мне убедительными.
Предложение рыбака было принято чекистами.
И началось обучение его методам работы в тылу противника. Николай Иванович был учеником старательным, он внимательно прислушивался к советам своих учителей-чекистов.
Вместе с ним готовились к работе в тылу противника еще два разведчика. И вот сформирована разведывательная группа из трех человек. Определены задачи. Это и сбор разведывательных данных о противнике на оккупированном Сойкинском полуострове, и установление прочных связей с советскими патриотами, проживающими на этой территории, и подготовка к созданию базы для дальнейшего развертывания боевых действий против фашистских захватчиков. Разведчикам также предстояло найти пути перехода линии фронта.