[89].
После февральского 1938 г. выезда на Украину Ежов добился резкого увеличения лимитов для этой республики. Политбюро ЦК ВКП(б) 17 февраля добавило для Украины еще 30 тысяч.
Успенский четко выполнял установки центра, прозвучавшие в выступлении Ежова на январском совещании руководящего состава органов госбезопасности, о поисках чуждых элементов, которые могут предать. Прежде всего он начал процесс чистки внутри аппарата НКВД Украинской ССР, обращая особое внимание на евреев. Недолгое время замнаркома НКВД УССР, а затем начальник 3-го отдела управления транспорта и связи НКВД СССР А.П. Радзивиловский показывал, что Успенский устраивал гонения на евреев, разъясняя оперсоставу, что все они являлись английскими или немецкими шпионами[90]. Вместо уволенных, переведенных в другие управления за пределы республики и арестованных сотрудников, включая начальников и замов областных управлений, начальников отделов, он подбирал штат проверенных, верных и зарекомендовавших себя фальсификаторов. Начальник Управления НКВД Житомирской области Г.М. Вяткин вспоминал, что еще в 1936–1937 гг. в управлении НКВД по Западно-Сибирскому краю (ЗСК) были сформированы специальные следственные группы для разработки троцкистов. Наиболее активные фальсификаторы, с которыми Успенский работал в ЗСК, оказались востребованными для него на Украине. В эту группу входил и Вяткин, в то время заместитель начальника Транспортного отдела УГБ в Западно-Сибирском крае, который теперь возглавил управление НКВД по Житомирской области. Его предшественник Л.Т. Якушев был арестован по указанию Успенского, приговорен в дальнейшем к 20 годам лагерей, но был амнистирован и востребован в годы войны. Бывший начальник Секретнополитического отдела УГБ НКВД ЗСК И.А. Жабрев возглавил Каменец-Подольское областное управление НКВД УССР, а начальник Особого отдела УГБ ЗСК Д.Д. Гречухин — УНКВД по Одесской области.
Среди спецсообщений Сталину весной-летом 1938 г. информации Успенского о «заговорах», «контрреволюционных» организациях занимали ведущее место по количеству. Так, за вторую половину июня 1938 г. из 204 спецсообщений о борьбе с «контрреволюционными элементами» более 30 были направлены с Украины. Успенский требовал от начальников управлений «творческого» подхода, раскрывать «заговоры» нестандартные, отличавшиеся от сообщений, направляемых в центр другими начальниками союзных и областных НКВД. По изощренности и разнообразию «выявленных» организаций, Успенский, безусловно, лидировал. Он докладывал о ликвидации резидентур итальянской и английской разведок, шпионско-вредительских организациях в Комитете резервов при СНК УССР, в Наркомсовхозов УССР, Днепропетровском пароходстве, РОВСовской организации в ВУЗ КВО, правотроцкистской организации в НКлесе Украины, эсеровской организации на Юго-Западной железной дороге, националистических организациях практически в каждой области Украины[91]. По так называемой польской операции Успенский арестовал огромное количество украинцев-униатов.
Успенский на оперативных совещаниях указывал на необходимость арестов наиболее видных партийных, советских, хозяйственных и других работников, которые проходили по учетам, независимо от того, имелись ли на них материалы о контрреволюционной деятельности. Он давал установки начальникам управлений не ограничиваться арестами одиночек, а «вскрывать организованное контрреволюционное подполье».
Успенский вызывал начальников управлений и ругал за шаблоны. Конкретно он был недоволен тем, что на Полтавщине было «выявлено» антисоветское партизанское подполье, возглавляемое бывшим командиром партизанского отряда Федорченко, который на момент ареста являлся заведующим орготделом Полтавского облисполкома. Подобные сообщения были типичными для областей, где в годы гражданской войны действовали красные партизанские отряды и, по мнению наркома, не содержали ничего нового. Но в результате «поисков» Успенский сообщил о раскрытии им националистической организации «Молода генерация»[92]. Такое усердие свидетельствовало и о том, что нарком НКВД Украины ликвидировал возможные «молодые ростки контрреволюции».
Отличился Успенский, «вскрыв» так называемый Всеукраинский Главный повстанческий комитет. В одном из домов области были обнаружены несколько десятков старых винтовок. Там размещалась ранее еврейская дружина самообороны, но это оружие было представлено в качестве вооружения повстанческого комитета[93].
Поэтому Ежов характеризовал Успенского перед членами Политбюро как решительного и успешного борца с происками иностранных разведок и антисоветскими элементами.
Аресты руководящего состава НКВД не по воле Ежова, а по Указаниям ЦК — например, в июле 1938 г. начальника УНКВД Ростовской области Г.А. Лупекина после письма секретаря обкома Сталину о нарушениях законности в области; бегство в Японию в июне 1938 г. начальника УНКВД Дальневосточного края Люшкова, которого напугали аресты сотрудников, — свидетельствовали о пошатнувшемся авторитете Ежова. Начальник отдела охраны Главного управления госбезопасности И.Я. Дагин показывал, что с лета 1938 г. Ежов сильно нервничал, поскольку аресты руководителей были связаны с неизбежными извращениями, на которые он когда-то давал указания не обращать внимания при проведении массовых операций.
Одним из первых 28 июля на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР был приговорен к высшей мере наказания начальник Орджоникидзевского УНКВД Булах. В ходе следствия первоначально он «признавался», что был участником заговора во главе с Ягодой. Ему припомнили, что он работал в судебных учреждениях при Петлюре в качестве секретаря окружного суда (хотя он занимал должность переписчика-машиниста в канцелярии прокурора Харьковской области)[94]. После проявленного Сталиным интереса к причинам ареста Булаха в протоколе появилась запись о его связи с «правительственными кругами фашистской Германии». В обвинительном заключении следователи постарались свести все дело к организации в аппарате управления НКВД антисоветской предательской вредительской группы, куда вошли сотрудники управления в целях подрыва авторитета партии, ослабления мощи советской власти.
Однако избежать обвинений в конкретных реальных преступлениях было невозможно. Поэтому Булах и его подчиненные не могли отрицать огульные аресты партийных и советских работников, незаконные методы следствия, что также вошло в обвинительное заключение. Упор был сделан на репрессиях в отношении советской номенклатуры, хотя в справке, приложенной к делу, о количестве арестованных в крае за период с 1 октября 1936 г. по 1 июля 1938 г. указывается 16490 человек. За время руководства Булаха только с августа 1937 г. по апрель 1938 г. бьйю арестовано 14727 человек[95].
Таким образом, Булах стал первым руководящим работником НКВД, осужденным к высшей мере наказания в том числе за незаконные методы следствия, хотя статья 193-17 о воинских преступлениях Уголовного кодекса РСФСР (злоупотребление властью) в приговоре отсутствовала. Он был осужден на основании статьи 58-7, 8, 11 (диверсия, подготовка террористических актов, создание контрреволюционной организации). Это было типичное обвинение для арестованных по указанию Ежова сотрудников органов госбезопасности, обвиненных в качестве участников «заговора Ягоды». Начальники областных управлений являлись составной частью партийно-советской номенклатуры, и аресты первых секретарей крайкомов, обкомов предопределили их аресты. Например, начальник УНКВД Челябинской области И.М. Блат был арестован 13 июля 1937 г. Ранее более пяти лет он работал под началом первого секретаря Западного (Смоленского) обкома партии И.П. Румянцева, о котором как о враге народа шла речь на июньском 1937 г. пленуме ЦК ВКП(б). Он обвинялся в создании антисоветской контрреволюционной террористической организации правых в области. На допросах Блат «признался», что являлся членом этой организации. Он предполагал, что недолго пробудет на свободе, когда узнал об аресте Румянцева. Пытаясь показать свою небольшую роль в организации, он подчеркивал, что связан был только с Румянцевым, был в плохих отношениях с командующим Белорусским военным округом Уборевичем. Тем не менее Блат показал, что плохо боролся и даже скрывал троцкистов, а в заговорщической организации отвечал за подготовку взрывчатых веществ для проведения диверсий и террористических актов[96]. 13 ноября 1937 г. его расстреляли.
Точно так же был арестован 26 июня 1937 г. и начальник УНКВД Татарской АССР П.Г. Рудь, на протяжении нескольких лет возглавлявший управление по Азово-Черноморскому краю. Первый секретарь крайкома партии Б.П. Шеболдаев после ареста назвал Рудя участником контрреволюционной троцкистскотеррористической организации. Снова последовали обвинения в подготовке террористического акта уже в отношении Сталина во время его отдыха в Сочи, борьбе с одиночными троцкистами, а не с организованными группами. Приговорен к высшей мере наказания он был в особом порядке, то есть решением наркома внутренних дел и Прокурора СССР[97].
Оба руководителя областных управлений не принимали участия в массовых репрессиях, но не реабилитированы, так как в течение 1936–1937 гг. применяли изощренные методы вплоть до избиений арестованных «троцкистов» в процессе допросов для получения признательных показаний.
Некоторые изменения происходят в обвинительных заключениях на сотрудников после процесса по правотроцкистскому блоку в марте 1938 г. 15 октября 1937 г. Фриновский подписывает ордер на арест начальника 4-го отдела управления госбезопасности НКВД УССР О.О. Абугова. До назначения на эту должность он с 1922-го по 1930 г. работал в ГПУ Украины, затем замначальника УНКВД Горьковской области, начальником УНКВД Кировской области. Менее четырех месяцев Абугов прослужил начальником Секретно-политического отдела, попал под «чистку», проводимую наркомом внутренних дел УСССР Леплевским, был уволен, а затем арестован. Поскольку весь оперативный состав участвовал в массовых репрессиях, то до мая 1938 г. никто им не интересовался. За это время были арестованы первые секретари обкомов партии в Горьковской и Кировской областях. В первом майском протоколе допроса Абугов сознается «в антисоветском заговоре на Украине», куда он был вовлечен начальником Харьковского управления НКВД УССР С.С. Мазо. Покончившие жизнь самоубийством сотрудники рассматривались как заговорщики, ушедшие от расплаты за свою якобы контрреволюционную деятельность. А далее следует новое «признание» об участии в правотроцкистском заговоре в Горьком и Кирове, связях Н.И. Бухарина с антисоветским подпольем на Украине и стандартный набор обвинений в укрывательстве троцкистов, подготовке терактов. Никаких обвинений в незаконных методах следствия выдвинуто не было