[1465]. Тогда же Жабрева наградили золотыми часами с надписью «И.А. Жабреву за успешную ликвидацию кулачества от Бийского ОКР[ужного] И[сполнительного] К[омитет]а». После этого Заковский давал Жабреву самые лестные характеристики, а вскоре его наградили значком почетного чекиста. Все это время он «разоблачал» контрреволюционные организации в Барнауле, что специально отмечалось в аттестации 1931 г. В 1933 г. его снова наградили — охотничьим ружьем и 600 рублями за операцию по перегону скота в СССР из Западной Монголии. В июне 1933 г. Жабрева назначили начальником секретно-политического отдела Западно-Сибирского краевого УНКВД. Он продолжал «вскрывать» контрреволюционные и шпионские организации, особенно на селе, которое отчаянно сопротивлялось хлебозаготовкам. В конце 1935 г. начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю В. Каруцкий в аттестации специально отметил, что личная агентура Жабрева использовала провокации для создания дел о контрреволюционерах[1466]. В ноябре 1937 — феврале 1938 гг. Жабрев был заместителем наркома внутренних дел Белоруссии, а 26 февраля 1938 г. его перевели в пограничную Каменец-Подольскую область.
В марте 1938 г. заместителем Жабрева стал Роман Васильевич Крутов, который начал служить в органах безопасности в 1929 г. и за 10 лет сделал стремительную карьеру. Видимо, он сумел понравиться Успенскому, поскольку в августе 1938 г. его назначили исполняющим обязанности начальника отдела кадров НКВД УССР[1467].
В том же марте 1938 г. еще одним соратником Жабрева был Владимир Евгеньевич Лелонг, родившийся в 1903 г. в семье рабочего в г. Славяносербское на Донбасе. Он считал себя русским, с 1920-го по 1928 г. работал телеграфистом в Дебальцево и Кадиевке, а в 1929–1932 гг. — формовщиком на Енакиевском металлургическом заводе. Здесь он вступил в партию, стал сотрудником отдела кадров, затем редактором заводской многотиражки. В 1934–1937 гг. избирался парторгом цеха на металлургическом заводе[1468]. Сохранились документы, которые свидетельствуют, что в это время он сотрудничает с органами НКВД, выдумывая клеветнические показания от имени коммунистов, например члена партии Тучина. Когда тот отказался подписывать, Лелонг заявил: «Это враг, подписывать не бойся, его все равно расстреляют, а тебя никто вызывать не будет»[1469]. Парторг не стеснялся использовать свое положение в целях обогащения. Не пользовавшегося авторитетом руководителя в 1937 г. не избрали на этот пост, но направили работать инструктором парткома завода. В начале 1938 г. по мобилизации ЦК КП(б)У Лелонга послали в органы НКВД и назначили сначала помощником начальника отделения 3-го отдела Каменец-Подольского УНКВД (приказ НКВД УССР № 114 от 1 апреля 1938 г.), начальником отделения 3-го отдела. С мая 1938 г. он стал секретарем парткома УНКВД, а затем начальником отдела кадров[1470]. Опытный Жабрев понимал возможности дополнительного контроля сотрудников по линии парткома управления.
Все эти люди в 1938 г. продолжали осуществлять массовые репрессивные операции в двух пограничных областях Украины. Кораблев позже свидетельствовал: «Все ориентировки НКВД в 1937 и 1938 гг. указывали на обширные формирования шпионских резидентур польской и германской разведок, и поэтому считалось практически, что для того, чтобы арестовать поляка, немца, для ареста лиц этой категории требуется меньше материалов, чем для ареста других национальностей, т. е. определенный национальный подход в этом вопросе, безусловно, был, и его прививали руководящие директивы НКВД СССР и НКВД УССР»[1471]. Получая такие установки от чекистского руководства, Кораблев поставил «на конвейер» аресты и расстрелы. Он потребовал от сотрудников немедленно усилить разоблачение «украинское националистическое подполье» и ликвидировать другие «шпионско-диверсионные резидентуры»[1472].
В марте 1938 г. для проведения арестов были созданы чекистские следственные группы в Гайсине, Жмеринке, Могилев-Подольском, Тульчине. В остальных районах ответственность за репрессии возложили на райотделы. С 22 марта количество признаний арестованных начало расти, а областная «тройка» (И. Кораблев, секретарь обкома И. Спивак, областной прокурор Я. Тернивский) перешла на ежедневную работу. 7 апреля Кораблев доложил А. Успенскому, что в области арестовано 2500 человек, но по полякам, румынам и другим национальным категориям репрессии только разворачивались. Через 20 дней Кораблев попросил об увеличении лимита репрессируемых на 300–500 человек. На это ему предоставили лимит в 400 человек по первой категории (расстрел)[1473].
В апреле — мае 1938 г. одной из главных стала операция по Польской военной организации (ПОВ). В районы послали оперативные группы чекистов, которые на основании данных райотделов НКВД или выдуманных чекистами составили оперативные листы на лиц, подлежавших аресту. Например, Кораблев во время приезда в Жмеринский райотдел НКВД потребовал список поляков, проживающих в районе. На этом списке сделал отметки «арестовать» всех поляков среднего возраста. Кроме этого, отдал распоряжение затребовать от спецчастей предприятий и учреждений списки на поляков, немцев и латышей. Третий отдел УНКВД по этим спискам произвел аресты. Чекисты сразу применяли методы физического и психического воздействия, чтобы получить признания во «вражеской» деятельности. Руководство их настраивало: «С врагами шутить не будем. Если два-три сдохнут, страшного ничего не будет, отвечать никто из вас не будет, отвечу я своей головой и своим партийным билетом»[1474].
Обычной практикой стали групповые допросы, применялись нечеловеческие пытки и издевательства над людьми. Опергруппой, которая работала в Жмеринском районе, за апрель-май 1938 г. было арестовано больше 100 человек, на которых не было никаких компрометирующих материалов[1475]. Подобная практика использовалась в облуправлении НКВД. Каждый вечер Кораблеву докладывали о, количестве протоколов «сознавшихся». Затем он вез материалы на «тройку», где утверждались расстрельные приговоры. Они немедленно приводились в исполнение в здании гаража областного УНКВД, где звуки расстрелов и крики жертв глушились шумом работавших моторов автомашин. На них грузились трупы, которые прятали через 300–400 метров в парке или за 2 км на кладбище по улице Лесной.
Предоставленный лимит репрессируемых по Винницкой области выполнили 11 мая 1938 г. И. Кораблев отправил докладную записку А. Успенскому, в которой подвел итоги. С 26 марта по 10 мая 1938 г. по разным «линиям» репрессировали 3448 человек. На 11 мая 1938 г., после выполнения основного и дополнительного лимитов, в областном управлении оставалось 1103 подследственных арестованных. Кораблев сообщил Успенскому, что на учете осталось около 2000 человек — «рядовых петлюровцев и бывших политических бандитов»[1476]. Массовые репрессивные операции продолжались.
26 мая 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) продлило до 1 августа 1938 г. порядок рассмотрения дел по национальным операциям (15 сентября 1938 г. новым решением Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрение «альбомных» дел было передано из центрального аппарата НКВД СССР областным «особым тройкам»)[1477]. Найден* ные и проанализированные протоколы позволили установить: в Винницкой области «тройкой» и «высшей двойкой» в 1937–1938 гг. было осуждено 19851 чел., из них расстреляно 16806 чел.[1478]; в Каменец-Подольской области во внесудебном порядке осуждено 14848 чел., из них расстреляно 13275 чел.[1479]
Документы сохранили свидетельства о деятельности И. Жаб* рева, который сразу после приезда в Каменец-Подольский провел оперативное совещание, на котором сказал, что линия по разгрому вражеского подполья под руководством бывшего начальника Н. Приходько была неправильной. На областной «тройке» рассматривались дела на одиночек, но не вскрывались подпольные организации. Жабрев заявил: «Если в селе проживает 3–4 кулака, то, безусловно, они должны быть между собой связаны и представлять в зародыше контрреволюционное формирование». Поэтому потребовал «вскрывать» широкое разветвленное контрреволюционное подполье по польской, украинской и другим линиям. Он объяснял неправильную линию работы Приходько наличием в аппарате областного управления врагов, которые не желали выявлять контрреволюционные формирования. Поэтому в скрытой форме требовал добывать показания на сотрудников госбезопасности. Кроме этого, новый начальник предложил добиться «вскрытия» по украинской линии целых корпусов, дивизий, по ПОВ — командного состава корпусов и дивизий, а по правотроцкистской — районных штабов в каждом районе области.
Отметим, что установки Жабрева повторяли указания А. Успенского, который в апреле 1938 г. приехал в Каменец-Подольский и на оперативном совещании подчеркнул необходимость разгрома поляков и украинских буржуазных националистов. Перед личным составом нарком даже истерически выкрикнул «поляков мы должны уничтожить»[1480].
С самого начала работы Жабрев запретил принимать на областную тройку дела арестованных «одиночек», требуя раскрытия организаций по 100 и больше участников. «За развал работы и нежелание раскрывать подполье» были арестованы начальники