[1009], а также прочих чекистских структур в большинстве регионов. На привычные замечания верхов о слабости агентурно-осведомительной работы следовали дежурные заверения о ее пересмотре и подъеме, подкреплявшиеся ведомственными поощрениями. И «перестроившийся» Гапонов уже в начале 1935 г. был поощрен за успехи в агентурной работе по дальнейшим разработкам.
С середины 1930-х годов из характеристик Гапонова исчезли указания на недостатки. Материалы аттестации за апрель 1935 г. свидетельствуют, что Гапонов (кстати, плохо знавший украинский язык) по-прежнему работал по «линии» украинской контрреволюции — политпартиям, галичанам (военнослужащим Червонной Украинской Галицкой армии, ранее воевавшей на стороне Украинской народной республики и Деникина) и эту «работу знал хорошо», а остальные отрасли оперработы «в основном […] неплохо». Также Гапонов удовлетворительно усвоил основные приказы и инструкции НКВД и в соответствии с ними перестраивал свою работу по вербовке агентуры: «Обрабатывать объекты на вербовку, а также и вербовать агентуру — умеет. Любит работу с агентурой, умеет ею руководить и воспитывать. По материалам его агентуры возникло ряд разработок». Гапонов лично провел агентурные и следственные разработки: «Притон», «Хищники» (по террору) и др. В разработке у Гапонова имелись два дела: «Разведчики» (боротьбистско-укапистское подполье) и «Топографы» — по украинской контрреволюции. Как инициативный и волевой сотрудник, Гапонов подлежал выдвижению на должность оперуполномоченного[1010].
Таким образом, первые шесть лет своей гласной чекистской карьеры Гапонов провел в Днепропетровском окружном отделе и оперсекторе, а затем в областном отделе ОГПУ-НКВД, где прошел путь от архивариуса и практиканта до уполномоченного секретно-политического отдела — головного отдела в системе политического сыска. Гапонов специализировался на агентурной разработке лиц, которых власть относила к «украинским националистам». До поры до времени его карьера развивалась обычным темпом. Гапонов, как все старательные чекисты, постоянно получал поощрения. В 1933 г. его премировали двухмесячным окладом «за предотвращение теракта и вскрытие саботажа в хлебозаготовках». В 1934 и 1935 гг. за «хорошую постановку работы и вскрытие контрреволюционного подполья» (хотя на деле результаты
2-го отделения были провальными) он дважды награждался деньгами от имени НКВД УССР. Кроме этого, Гапонов также имел благодарность за вскрытие боротьбистской организации «с обнаружением динамита и баллонов с ядовитыми газами», а за активную работу с агентурой, обеспечившую «подъем агентурно-оперативной работы», 9 января 1935 г. Гапонов получил благодарность и двухмесячную зарплату[1011].
В его аттестации на присвоение звания лейтенанта госбезопасности, подписанной наркомом В.А. Балицким, его замом З.Б. Кацнельсоном и начальниками отделов НКВД УССР (скрепленной подписью Ягоды от 30 декабря 1935 г.), как оперуполномоченного 3-го отделения СПО Днепропетровского УНКВД, кратко указаны основные достижения: в 1924–1928 гг. работал как агент «Огонек» по троцкистам и помог вскрьггь ряд групп в Днепропетровске, Харькове и Москве, с 1929 г. работал по ликвидации разработки «Осколки» — повстанческой организации бывших УКПистов. В 1933 г. участвовал в агентурной разработке и следствии по делу «Украинцы», вел следствие по делам «УВО», «Весна» и «ОУН». Как хороший работник и грамотный чекист, знающий агентурно-оперативную работу, он был признан достойным присвоения спецзвания лейтенанта ГБ и намечен для выдвижения в Киев, в аппарат СПО. И в апреле 1935 г. Гапонова перевели в столицу на должность уполномоченного 2-го отделения СПО УГБ НКВД УССР, а 1 декабря 1935 г. назначили оперуполномоченным 3-го отделения СПО.
Эта должность в республиканском аппарате подразумевала участие в политических делах более солидного масштаба. Характеризовался Гапонов в этот период положительно, но довольно сдержанно. Так, в справке об оперативной деятельности чекиста за первое полугодие 1936 г. руководство СПО в лице начальника 3-го отделения С.А. Пустовойтова и начальника СПО П.М. Рахлиса (расстрелянного в январе 1938 г.) отмечало, что «объектом обслуживания» Гапонова была «украинская контрреволюция», которую он «освещал» с помощью четырех осведомителей. Руководил он этой самой массовой разновидностью негласных помощников «удовлетворительно», в связи с чем некоторые осведомители «после известной работы над ними» могли быть переведены «в ближайшем будущем в агенты». Помимо рядовых осведомителей, Гапонов был связан с взятыми на централизованный учет (т. е. зарегистрированными как реальные, а не «мертвые души», спешно навербованные для отчетности) агентами «Жаботинским» (по Донбассу), «Кооператором» и «Лотосом» (по Черниговской области). Чекист вел агентурное дело «Подготовка» по Разработке «украинского эсеровского подполья», по которой проходил член ЦК УГТСР Недилько, вернувшийся из ссылки и, как уверяли чекисты, якобы ведший работу по воссозданию эсеровской организации. Новых вербовок у Гапонова не было, что означало не очень активную агентурную работу. Зато в этот период Гапонов успешно провел следственное дело арестованного по «немецкой фашистской организации» Митрофанова, добившись от него признаний в контрреволюционной работе. Также Гапонов периодически участвовал в обысках и арестах[1012].
Характеризуя работу Гапонова за второе полугодие 1936 г., его начальники отмечали, что оперуполномоченный Гапонов новых вербовок не имеет, «хотя неоднократно вызывал намеченных объектов к вербовке». Трудности с вербовками не мешали карьере тех чекистов, которые активно занимались следственной работой, а Гапонов, судя по всему, был эффективным следователем. На связи он имел трех агентов, двое из которых работали удовлетворительно: «Толев» дал «серьезную группу», связанную с польским консульством, и Гапонов вел ее разработку, второй агент освещал «троцкистско-националистическую группу» в областном земельном управлении. Третий же агент не давал никаких реальных зацепок. Связанный с периферийной агентурой по трем областям (Чернигов, Днепропетровск, Донбасс), Гапонов часто выезжал в командировки, однако результативность «его работы с периферией невелика и сводится к регистрации недочетов работы в областях». В справке отмечалось, что следственную работу по делу Бенесько чекист закончил вполне удовлетворительно, «несмотря на то, что подбор [обвинительного] материала представлял затруднения». Сносными были сочтены и результаты работы по делу «контрреволюционной группы», ликвидированной в Чернигове. Зато по двум другим делам Гапонов отработал с прохладцей: «По делу группы Томко-Галаревич, Волошин работал без необходимой настойчивости и неудовлетворительно провел это дело. Также не проявлено настойчивости в деле Мандзюка и Лещенко». Справка констатировала и типичное для оперативных работников занятие «черновой» чекистской работой: «В операциях и обысках участие принимает»[1013].
После ареста Балицкого и начала чистки среди чекистов УССР Гапонов подал новому наркому И.М. Леплевскому в июле 1937 г. 12-страничный рапорт[1014], содержащий интересные подробности работы чекиста и конфликтных взаимоотношений в аппарате отдела. Начальник СПО УГБ НКВД УССР Б.В. Козельский направил Гапонова к своему помощнику С.М. Долинскому, который прикрепил его к 3-му отделению СПО, возглавлявшемуся Н.д. Грушевским, и поручил наблюдать за «центральными разработками» по украинской контрреволюции: «Я делал через Оперод установки проходящих лиц, делал запросы, подшивал бумаги и напоминал Долинскому, что необходимо осветить тот или иной вопрос, т. к. агентура была у него на связи или у других начальников [отделений]». Только две недели спустя Гапонов добился перехода к агентурно-следственной работе и получил группу арестованных заодно с заданием «перебрать находящиеся в архиве отделения и лежащие свыше двух лет без движения около 200 личных дел осведомления и агентуры, с которыми была потеряна связь». В аппарате СПО, по мнению чекиста, царило вредительство, «полнейшее незнание своих учетов, хаоса в делах, потери связи с агентурой» и, как результат, отсутствие репрессий в отношении многих врагов: «Вся работа строилась на шумихе и заявлениях, что мы […] хорошо боремся с врагом». Гапонов жаловался, что ему поручали самых безнадежных арестантов, которые по два-три месяца не давали показаний, и которых, как говорил начальник отделения, нужно было во что бы то ни стало «пропихнуть хотя бы через Особое Совещание» на предмет бессудного осуждения на небольшой лагерный срок[1015].
В рапорте Гапонов усилено разоблачал свое начальство, приводя вполне правдоподобные факты его подлаживания к точке зрения Балицкого, не заинтересованного в том, чтобы его подчиненные вскрывали контрреволюционные организации, якобы уже действовавшие долгое время: «В следственной работе Грушевский в завуалированной форме давал мне установки, говорящие за то, что показания надо фиксировать так, как это требует руководство вне зависимости от того, знает ли об этом обвиняемый или нет. Открыто давалась установка о том, чтобы не фиксировать в показаниях, что контрреволюционная организация или группа, по которой арестован тот или иной обвиняемый, возникла несколько лет тому назад, а записывать ее возникновение в 193536 гг., так как Москва, и в частности тов. Ежов ругается за то, что несвоевременно вскрыли к-p подполье. К тому же, как заявляли Долинский и Грушевский, “фиксировать возникновение к-p организации в 25–26 г. нам на данном этапе это политически невыгодно[1016].
Гапонов утверждал, что Грушевский занимается «липогонством» и «малопартиен», а его отец проходил по агентурной разработке в одном из районов. В ответ Гапонова обвинили в «провинциализме и духе противоречия», быстро отстранили от следствия и загрузили служебной перепиской. Оказавшись без агентуры и арестованных, Гапонов сам начал прорабатывать кандидатуры на вербовку. Но когда он нашел украинского националиста Кисланя, чекисту «сказали, что его завербует другой, но через полгода его [еще] не завербовали». Только Гапонов добился разрешения на вербовку Кисланя, как его арестовало Киевское УНКВД и через два дня он дал развернутые показания о принадлежности к «правобережной боротьбистской организации». В начале 1936 г. Гапонов «ставил вопрос об аресте б[ывшего] боротьбиста Павла Хоменко, Косьяненко и др., но отвечали, что рано и их надо разрабатывать». Когда чекист стал просить перевода куда-нибудь в область, Долинский сказал, что это невыгодно самому Гапонову, т. к. его мать проходит по разработке троцкистов «и надо этот вопрос сначала урегулировать». Таким образом, Гапонов столкнулся с политическим недоверием — самым опасным, что могло встать на пути чекистской карьеры. Зам. начальника СПО П.М. Рахлис тем временем наводил справки по обвинениям Гапонова в троцкизме в конце 1920-х годов, но не говорил об этом с Гапоновым, зато весь аппарат СПО об этих подозрениях знал. В ответ Гапонов в 1936 г. «дал ряд рапортов на сотрудников НКВД […], кои имели отношение к троцкистам», но жаловался, что ничего по этим сигналам сделано не было