[1096] Или сотрудников НКВД стоит в первую очередь рассматривать как «козлов отпущения», которые должны были освободить партию и государство от ответственности за массовый террор, осуществлявшийся в масштабах всего Советского Союза и немногим ранее остановленный приказом Москвы? Или главной целью репрессий в отношении чекистов была нейтрализация клана попавшего в опалу бывшего наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежова, чтобы обеспечить успешность клана его преемника, Л.П. Берии?
Исходным пунктом настоящего исследования являются материалы следствия и двух судебных процессов против трех сотрудников Секретно-политического отдела УНКВД по Николаевской области, арестованных за неправомерные действия в отношении подследственных. В конечном итоге они были осуждены вместе со своим начальником, П.В. Карамышевым, возглавлявшим УНКВД по Николаевской области. Поскольку он проходил главным об׳ виняемым, все следственное дело носит его имя[1097]. «Дело Карамышева» состоит из тринадцати томов, каждый том содержит до 500 листов, общий объем дела составляет около 6000 листов. В том числе «дело Карамышева» включает в себя постановления о начале следствия, допросы свидетелей, протоколы очных ставок, допросы обвиняемых и их жертв, материалы о деятельности агентуры, материалы расследования обвинения в фальсификации документов следствия и весь комплекс материалов двух судебных процессов над чекистами.
В качестве дополнительного источника использовались материалы личного дела П.В. Карамышева. Это дело дает возможность рассмотреть отдельно взятого сотрудника НКВД как индивидуальность в контексте государственно-бюрократической (карательной) машинерии НКВД, сделав это в большей степени, чем в отношении трех других его «подельников», личные дела которых до сих пор не найдены[1098].
Также были задействованы материалы, не имевшие прямого отношения к судебным процессам, но отображающие экономическую и политическую ситуацию в Николаевской области. Для этого использовались не только архивы советской политической полиции, но и фонды государственного архива Николаевской области, а также документы бывшего областного партийного архива[1099]. В этих архивах также хранятся следственные дела жертв массовых операций Большого террора.
Все исследование вращается вокруг специфической переломной ситуации, сложившейся незадолго до и сразу после окончания Большого террора, то есть с лета 1938 г. до лета 1939 г. Этот промежуток времени находится в центре нашего внимания, поскольку именно в это время герои статьи, четверо сотрудников НКВД, сначала во имя и по заданию коммунистической партии и советского правительства выступали атакующей стороной, но потом во все большей степени, прежде всего персонально, оказались в положении обороняющейся стороны, и, в конечном итоге, сами попали на скамью подсудимых. Также наше внимание будет сконцентрировано на освещении механизмов следствия и судебных процессов против обвиняемых чекистов. В первую очередь необходимо выяснить, какую роль должно было сыграть их осуждение и какие интересы преследовала военная прокуратура, а также имело ли место вмешательство сверху, как со стороны республиканских структур, так и со стороны Москвы.
В хронологической последовательности должно быть конкретно исследовано, при каких обстоятельствах в Николаеве произошел арест, а затем неожиданное освобождение членов «заговорщицкой троцкистской группы» и каким образом внезапно на месте «троцкистов» в качестве обвиняемых оказались чекисты. В рамках этой задачи нам также предстоит нарисовать личные портреты четырех обвиняемых. Необходимо выяснить, имелись ли в связи с пожаром на николаевском судостроительном заводе объективные причины, которые могли послужить поводом для ареста «троцкистских саботажников», или сотрудники НКВД от начала до конца сфабриковали дело из карьерных соображений? Идет ли в случае с осужденными чекистами речь об «обыкновенных людях», ordinary теп, которые с чистой совестью и без тени сомнения делали свою работу во имя партии и государства, и только под воздействием давления сверху превратились в палачей? Или случившееся с ними более адекватно описывает термин «ситуативное насилие»? Переадресовывали ли они часть своей вины, обвинений в свой адрес государству и партии? Испытали ли они моменты прозрения или даже раскаяния? Были ли они преступниками-одиночками или их преступления относились к числу массовых? Являлись ли они деформированными личностями, которые вопреки всем инструкциям, приказам и законам с садистским удовольствием мучили подследственных, или обвинения в пытках, издевательствах и фабрикации дел были беспредметными и служили только цели диффамации деятельности тайной полиции?
Мой главный тезис гласит, что кампания по осуждению сотрудников НКВД являлась средством для того, чтобы переместить фокус лояльности рядовых сотрудников органов государственной безопасности с политической лояльности на лояльность исключительно в отношении сталинского государства. Показательная акция наказания «козлов отпущения» должна была помочь завершить процесс приспособления индивидуума к государственной структуре.
Пожар на огромном судостроительном заводе, расположенном на окраине г. Николаева, на берегу реки Южный Буг, в защищенном выходе в Черное море, начался 2 августа 1938 г. около 19 часов, причем центр возгорания находился на территории сердца верфи — ее производственного цеха. У быстрого распространения пожара имелись свои причины, поскольку на «территории объекта, насколько хватает глаз, были разбросаны стружки, баллоны с кислородом, различные отбросы и проч.». Пожарная охрана не смогла справиться с огнем, и заводу грозило полное уничтожение[1100]. В результате два человека погибли, тридцать получили ранения, материальный ущерб от пожара составил 2,6 млн рублей[1101].
Последние очаги пожара еще догорали, когда руководство УНКВД по Николаевской области прибыло на место происшествия. Начальник областного управления П.В. Карамышев позднее не без гордости сообщал о том, что «ценой огромных усилий нам удалось ликвидировать пожар и спасти завод при помощи местных коммунистов и вызванных нами войсковых соединений [и] частей»[1102].
Расположившись в кабинете директора верфи, чекисты незамедлительно приступили к допросам и поиску виновных. Поздним вечером Карамышев уже принимал участие в экстренном заседании оргбюро ЦК КП(б)У по Николаевской области, где он намеревался заручиться поддержкой партийного руководства для осуществления мер по линии УНКВД. Оценка, данная пожару на заседании оргбюро, гласила: «Бюро Обкома считает, что […] пожар есть диверсионный акт врагов, проведенный в результате потери классовой бдительности и преступной расхлябанности заводоуправления и заводского партийного комитета»[1103].
Карамышев, будучи изначально непоколебимо убежденным в том, что речь шла не об обыкновенном пожаре по небрежности, а об акте саботажа, и сохранив эту уверенность до конца, приказал собрать все компрометирующие материалы на персонал завода, имевшиеся в УНКВД, и провести аресты подозрительных лиц[1104]. После того как чекистам стало ясно, кому предстоит выступить в роли главных подозреваемых, руководство управления отправило в Москву телеграмму, ставя в известность о случившемся вышестоящее начальство[1105].
Расследование дела было поручено Секретно-политическому отделу, т. е. 4-му отделу УНКВД по Николаевской области, который в конце 1938 г. был переименован во 2-й отдел[1106], поскольку к этому времени «под крышей» отдела также находилось отделение, обслуживавшее предприятия оборонной промышленности, во главе с его начальником П.С. Волошиным[1107].
Из числа арестованных работников завода в конечном итоге к суду были привлечены 11 человек. По инициативе начальника Секретно-политического отдела УНКВД Я.Л. Трушкина, восемь главных подозреваемых в поджоге верфи были переданы в руки военного трибунала, еще троих второстепенных обвиняемых следователи отправили на суд Особой («национальной») тройки[1108].
В то время как судебный процесс против главных обвиняемых в рамках разбирательства военного трибунала все откладывался, «национальная» тройка 26 октября 1938 г., то есть спустя два месяца после инцидента, осудила всех трех обвиняемых к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение немедленно[1109].
Через несколько дней после пожара управление НКВД по Николаевской области вновь развернуло кипучую деятельность. Сначала К.И. Ефремов[1110], который так же, как и Волошин, был в свое время начальником «оборонного» отделения Секретно-политического отдела УНКВД по Николаевской области, объехал с инспекцией для проверки мер противопожарной безопасности два самых больших судостроительных предприятия Николаева — завод № 200 им. 61 коммунара[1111] и завод № 198 им. Андре Марти[1112]. Инспекция обнаружила катастрофически неудовлетворительный уровень пожарной безопасности. На территории завода № 200 рядом с путями железной дороги находились нефтяные цистерны, которые в любой момент могли загореться от искр паровозов, курсировавших мимо. На территории завода № 198 повсюду было складировано дерево. Тем не менее Ефремов смог отрапортовать: «Лишь благодаря вмешательству УНКВД все это было устранено». О результатах своей проверки Ефремов также докладывал на заседании Николаевского обкома КП(б)У