Варга задумался. И наконец, медленно ответил:
— В феврале этого года у себя на квартире в Западном Берлине, человеком, приходившем ко мне, назвавшимся «курсантом». В прошлом он тоже был офицер военно-воздушных сил рейха. Это все, что я о нем знаю.
— Вам не кажется, что для серьезного дела, которому вы решили себя посвятить, этого слишком мало? К вам пришли, назвались «курсантом», и вы тут же согласились на вербовку?
— С этим человеком мы состояли в одной партии, и пусть ее сейчас нет, но разве мы, те, кто остался, изменили своим принципам?
— Какими же средствами и под чьим руководством вы надеетесь вести свою войну?
— Средства меня не смущали. В борьбе с вами все средства хороши.
— Давайте вернемся к «курсанту». Кто же он? Кого представлял?
— Кто он — не знаю. А кого представлял? ОСС[7] с ориентацией на организацию Гелена[8]. Полагаю, вам это о чем-то говорит.
— Несомненно. А отношения к РИАС?
— Пропаганда. Вы же знаете, иногда слово означает больше, чем сброшенная бомба.
— Ну что же, — Кторов посмотрел на часы, — на сегодня достаточно.
— Меня будет судить ваш суд? — вдруг спросил Нейри.
— Зачем же? Вас давно уже ожидают в Венгрии. Мы лишь присовокупим к обвинениям вашего народа свои. — И, повернувшись к Фомину, сказал: — Отправьте графа в камеру.
16
Магдебург встал из руин. За годы, что пролетели с той далекой поры, он превратился в цветущий индустриальный центр Германской Демократической Республики. От Енока, который считал своим долгом ознакомить старого товарища со всеми достопримечательностями Магдебурга, Фомин узнал, что население города приближается к тремстам тысяче в что тут на средства государства проведены огромные реставрационные работы.
Вместе с Блютнером и Бухгольцем, которые теперь носили высокие звания офицеров народной полиции, они побывали на местах, где некогда вместе приходилось проводить сложные и опасные операции. Прежний облик приобрела старая рыночная площадь с ратушей и всадником. Только тот всадник, что простоял всю войну под балдахином, теперь переселился в Музей истории культуры, а здесь стояла его копия. Сделали остановку и у кафедрального собора, послушали звучный голос его колокола.
Это был старый Магдебург.
Но был и новый. Фомин не узнавал окраин. Их просто не стало. Просторные светлые кварталы выросли в районах Старого парка и на улицах Якобштрассе и Шпильхаген-штрассе. В ансамбль города отлично вписалась высотная гостиница «Интернациональ».
А Енок считал еще совершенно необходимым показать Фомину магдебургские заводы, продукция которых высоко ценилась и в Советском Союзе, и в мире. Крупные машиностроительные предприятия носили имена выдающихся борцов за коммунизм — Карла Либкнехта, Эрнста Тельмана, Георгия Димитрова.
…В день отъезда — а поезд отходил вечером — Енок полоз Фомина обедать в «Интернациональ». Туда должны были подойти и другие их старые коллеги, приезжавшие в Магдебург чествовать юбиляра. Сели в машину, и Енок предложил по дороге в гостиницу сделать небольшой крюк, по городу.
— Хочу показать вам, Евгений, еще одну достопримечательность.
Медленно проехав вдоль набережной, мимо бесконечных причалов, над которыми неторопливо и уверенно двигались руки могучих кранов, Енок свернул на какую-то новую, совсем не знакомую Фомину улицу.
— Все это построено недавно, — объяснил он. — А этот старичок должен быть вам знаком. — И он затормозил перед железнодорожным мостом, по которому промчалась электричка.
— «Красавчик»?.. — улыбнулся Фомин.
— Да. «Красавчик». Правда, мост реконструирован, но именно здесь все происходило. Припоминаете?
Евгений Зотов, Борис Поляков. Непрошеные гости
* * *
В пятидесятые годы Центральное разведывательное управление США забрасывает в Советский Союз двух специально подготовленных агентов с задачей обнаружения атомных предприятий страны и сбора о них разведывательных данных.
В основу этой повести положены подлинные факты и документы. Повесть рассказывает о враждебных замыслах американской разведки в отношении СССР и о той борьбе, которую вели против нее советские чекисты на рубеже пятидесятых годов…
1
Летним вечером в Афинах приземлился небольшой двухмоторный самолет. Он стремительно пронесся по бетонной полосе, затем плавно замедлил бег и замер у черной легковой машины. В освещенном проеме входного люка показался мужчина лет сорока в сером, спортивного покроя костюме.
Опустив стремянку, он артистично сбежал вниз, затем повернулся к люку:
— Давай, Федя, не мешкай.
Тот, кого звали Федей, был моложе своего спутника лет на десять и рядом с ним, невысоким, похожим на угловатого подростка, выглядел здоровенным увальнем. И лишь то, как ступал по перекладинам легкой металлической стремянки — по-кошачьи мягко, слегка пружиня, — выдавало в нем человека тренированного, с отличной координацией движений.
— А я, Миша, и не мешкаю, с чего ты взял? — сойдя на землю, сказал он. — Пошли, что ли? — и той же мягкой походкой направился к машине.
В машине оба устроились на заднем сиденье, и Михаил повелительно кивнул угрюмо молчавшему шоферу:
— Трогай, приятель, и, пожалуйста, с хорошим ветерком!
Держал он себя высокомерно, всем видом подчеркивая, что здесь он — старший, а они, шофер и Федор, — подчиненные. «Плюгавый ублюдок, выскочка! — с ненавистью подумал Федор. — Ишь, большое начальство из себя корчит! А всего-то паршивенький инструкторишка, чижик на подхвате». Но ссориться сейчас было глупо, и он заставил себя улыбнуться:
— И там, в Союзе, я мешкать не стану. Прошвырнусь — и обратно.
— Хорошо бы, — напуская на себя еще большую важность, обронил Михаил. — Главное — не забывай, чему тебя учили. У большевиков глаз наметанный…
— Ладно… — с трудом сдерживая раздражение, отозвался Федор. — Здесь, в банке, у меня остается кругленькая сумма, и терять ее я не собираюсь.
— Да уж не надо бы! — снисходительно произнес Михаил. Его радовало, что он сумел выбиться в люди, приобрел теплое местечко, став инструктором американской разведшколы, и что отныне подвергать свою жизнь опасности придется не ему, а другим. Через час-другой он проводит этого Федю «на родину» и вернется в Западную Германию, в уютное гнездышко.
Федор сидел молча. Он размышлял о том, что его ждет впереди. Мир тесен. Что, если случайно встретится знакомый или бывший однополчанин? Нужно будет изворачиваться, лгать. Федор все больше и больше наполнялся тревогой.
Встреча с родной землей, которую он не видел с 1943 года, пугала его, и он постарался переключить свои мысли на более приятные вещи. Откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Начал вспоминать западногерманские города Имменштадт, Обербёйрен, Кауфбёйрен. Там, вдали от посторонних глаз, он, курсант американской разведшколы, постигал шпионское ремесло. До седьмого нота тренировался, отрабатывая приемы нападения и защиты. Бегал кроссы, учился стрелять в темноте на любой шорох, метать нож, постигал секреты подрывного дела и многое-многое другое. Знал: действовать придется против бывших земляков, и в случае неудачи пощады ему не будет. А потому был в учебе особо прилежен, на тренировках себя не щадил, выкладывался из последних сил. В свободные часы посещал рестораны и бары, покупал ласки неприхотливых красавиц. Жил надеждой: выполнит задание, разбогатеет и укатит в США.
Вспомнились слова напутствия. Начальник разведшколы, инструктора заверяли, что при его недюжинных способностях и прекрасной подготовке выполнить предстоящее задание не представится сложным. Он смел, дерзок, сообразителен, умеет владеть собой, отлично экипирован, вооружен, в его распоряжении солидная сумма советских денег. Да, там, в России, опасности будут подстерегать его повсюду, но ему ли, прошедшему в жизни огонь, воду и медные трубы, бояться опасностей! Он — русский, хорошо знает обычаи и нравы своей бывшей родины, находится в курсе последних происходящих в Союзе событий. Стало быть, Фортуна будет на его стороне…
Машина мчалась на большой скорости, с шорохом наматывая на шины колес серую ленту шоссе. Солнце село, ушло за горизонт. Начали сгущаться сумерки.
— Уже скоро, — сказал Валдаев. — Огни впереди видишь?
Минут через пять машина въехала прямо на летное поле, бесшумно подкатила к четырехмоторному транспортному самолету, возле которого хлопотали пилоты. Валдаев с Федором подошли к летчикам, поздоровались.
— Прекрасная погода для полета, не так ли? — обращаясь к Федору, сказал командир экипажа, высокий, широкоплечий американец. — Не беспокойся, парень! Штурман, — он кивнул на стоявшего рядом крепыша с квадратной челюстью, — свое дело знает, выведет машину в нужный квадрат, и мы выбросим тебя там, где намечено. Делает он это не впервые.
От хвостовой части самолета к Федору подошел седовласый мужчина с темными, как смоль, усиками, протянул Федору руку:
— Джексон.
Федор ответил крепким рукопожатием:
— Рад познакомиться, мистер.
Джексон достал из планшетки карту, развернул ее и ткнул пальцем в красный кружочек.
— Выброска здесь. Прошу запомнить ближайшие населенные пункты и основные ориентиры на местности… Если вопросов нет, то, как у вас, русских, в свое время говорили, по коням! Время не ждет.
— Ну, земляк, ни пуха, ни пера! — стараясь придать своему голосу прочувствованные интонации, проговорил Валдаев. Он попытался поцеловать своего подопечного, даже встал на цыпочки, но, не дотянувшись, боднул его головой в грудь.
Сцена получилась ненатуральной, комичной, и американцы, наблюдавшие ее, заулыбались.
— К черту, дорогой, к черту! — мягко отстраняя его от себя, насмешливо ответил Федор.
В окружении самодовольных и самоуверенных янки, чувствуя себя в центре внимания, он вдруг, чего с ним никогда не было раньше, ощутил в себе необыкновенный прилив сил. И Валдаев, которого еще четверть часа он, побаиваясь, ненавидел за его высокомерие и спесь, в эти мгновения превратился для него в нечто мелкое, не стоящее какого-либо внимания. Однако и в этой ситуации он па всякий случай наклонился, поцеловал Валдаева, затем резко повернулся и шагнул к трапу. В эту минуту оп чувствовал себя человеком значительным, незаурядным.