Хомяченкову пришлось выложить на стол все имеющиеся у него документы, подробно рассказать о себе, о встречах с Питером Панитски и его шефом в Западном Берлине.
— И что же вы хотите от нас? — небрежно спросил мистер Грейрок. На него рассказ Хомяченкова, казалось, не произвел впечатления.
Если бесцеремонное обращение охранников можно было как-то понять, то холодность и безразличие этих господ после того, как они узнали, кто он, озадачили и обидели Хомяченкова. Он пожал плечами.
— Но мне сказали, что меня найдут и свяжутся, — промямлил он неуверенно. — Потом, тут некоторая сумма…
— И вы решили поторопить события, — перебил его Древс.
— А вы знаете, — спросил Грейрок, — что вы сделали себя подозрительным в глазах своих соотечественников и, нас поставили в неудобное положение?
— Но меня никто не видел, клянусь вам…
Беседа затянулась. Хомяченков видел, что разговор записывали на магнитофон, закамуфлированный под небольшой чемодан. „Ну и черт с ними“, — подумал Хомяченков, — пусть записывают, если это им интересно».
На следующий день после завтрака Древс и Грейрок снова беседовали с ним. Говорил больше Хомяченков, а дипломаты слушали и записывали на магнитофон. Хомяченков старался. Раз уж так получилось, то надо выкладываться на всю катушку, чтобы поверили и приняли за солидного партнера. Потом, надо же вырвать обещанные пять тысяч…
Хомяченков выложил часть собранных им секретных сведений военного характера, начертил схему расположения известных ему военных объектов с привязкой их к ориентирам на местности.
Когда он выговорился, Грейрок и Древс заставили его дать подписку о том, что он и впредь будет честно и добросовестно работать на их разведку и соблюдать данные ему инструкции. Инструкции были изложены пока устно. Позже он получит их и в письменной форме. Ему предписывалось собирать разведывательную информацию о воинских частях и промышленных предприятиях (давался перечень объектов), обусловливались способы конспиративной связи с использованием тайнописи и тайников. Древс протянул ему лист бумаги с описанием места и схемой первого тайника, а когда Хомяченков изучил его и запомнил, сжег листок над пепельницей. В описании было сказано, чтобы тайник изъять после получения письма с тайнописью при наличии в открытом тексте слова «хоккей».
Дали Хомяченкову и денег, не пять тысяч, конечно, а всего двести пятьдесят рублей. На недоуменный взгляд Хомяченкова Грейрок сказал:
— Знаю, знаю. Не волнуйтесь. Выплатим мы ваши деньги, даже больше дадим. Но, во-первых, эти деньги еще нам не переведены, во-вторых, мы должны убедиться, что вы нас не водите за нос.
И протянул ему в качестве сувенира шариковую ручку с автографом президента на корпусе. Так сказать, на долгую память.
Поздно вечером Древс вывез Хомяченкова из посольства в машине с дипломатическим номером и доставил его к станции метро «Парк культуры». Оттуда Хомяченков уже самостоятельно доехал до вокзала, взял билет и отправился домой.
Когда Хомяченков все же разговорился на следствии, он рассказал обо всем, показал дерево, на которое взбирался темной ночью, чтобы спрыгнуть оттуда за стену, ограждающую посольский особняк. Опознал на предъявленных фотокарточках Древса и Грейрока. На квартире Хомяченкова была обнаружена, и приобщена к делу в качестве вещественного доказательства злополучная шариковая ручка с автографом президента. В одной из записных книжек Хомяченкова, изъятых при обыске на квартире, имелась запись, которая, когда ее расшифровали, указывала на местонахождение тайника. Шпион нарушил инструкцию и записал для памяти, где он должен будет изъять предназначенное ему послание. С первым тайником, как и со вторым, его постигла неудача. Он получил письмо от Древса, пытался проявить тайнопись, но сделать этого не сумел. Однако, поскольку в открытом тексте письма было заветное слово «хоккей», свидетельствовавшее о закладке в тайник материалов (а он думал, что, возможно, и денег), то Хомяченков направился к указанному месту. Но там было пусто. Что бы это значило? Понимая, что тут возможны варианты, он струхнул, притаился. Второй раз не рискнул сигать через стену.
Но ничего страшного не произошло.
Просто Грейрок и Древс еще колебались, тянули время, а потом и совсем отказались от этого тайника. Вот как они объяснили это во втором письме:
«Дорогой Слава! Помнишь, когда ты был в столице последний раз, и я тебе говорил о Толе, который тоже собирает марки и который проживает в твоем городе. Я даже показывал тебе его карточку и просил зайти к нему, если будет возможность. Ну так забудь об этом, его там больше нет, он теперь в Москве. Так что, когда будешь в Москве в следующий раз, и я надеюсь, что это будет в скором времени, рассчитывай пробыть там некоторое время с тем, чтобы навестить его».
И дальше:
«…фотографией я продолжаю заниматься, научился разглаживать старые, свернутые и скомканные фотокарточки, а также и старые документы… В то время как для фотокарточек утюг должен быть слегка горячим и разглаживать их нужно с задней стороны; бумаги, к примеру, документы, письма, газеты и прочее нужно гладить с лицевой стороны и как можно более горячим утюгом и очень медленно, чтобы только-только не сжечь бумагу…»
Хомяченков на сей раз усвоил науку своих учителей, и второе письмо обработал по всем правилам. В нем говорилось:
«Дорогой друг! Есть то же самое сообщение на всех страницах этого письма. Игнорируйте бывшие инструкции. Осторожно следуйте эти новые инструкции. Найдите хорошую причину приехать в Москву как можно скорее. Пойдите на Савеловский вокзал в 22.00 или позже… Вы должны иметь причину быть в этом районе, но не задерживайтесь там. Будете уверены в том, что никто не увидит вас, когда вы подберете пакет. Тщательно спрячьте его, уничтожьте это письмо. Б.».
В конце следствия Дмитрий Павлович предложил провести следственный эксперимент. На адрес в Гватемале, указанный Хомяченкову в инструкции, направили два из ранее подготовленных и находившихся в контейнере писем. В тайнописном тексте, написанном рукой Хомяченкова, сообщалось, что он понял и усвоил инструкции и отвечает на поставленные вопросы. Сведения, само собой разумеется, были липовые, но тщательно подобранные с таким расчетом, чтобы хозяева шпиона поверили. Кроме того, в письме было высказано беспокойство из-за отсутствия известий из разведцентра и жалоба на материальные затруднения.
Цепь замкнулась. Древс вскоре заложил тайник для Хомяченкова, а на следующий день Грейрок поздно вечером, возвращаясь из театра, опустил в почтовый ящик рядом с театром письмо. На основании ранее вынесенного следствием постановления о наложении ареста на корреспонденцию Хомяченкова письмо было изъято. Там обнаружили тайнопись: шпиону предлагалось срочно изъять заложенный для него очередной контейнер с материалами, прилагались схема и описание места закладки. На этот раз Древс спрятал контейнер в основание осветительного столба в одном из скверов.
Дмитрий Павлович в присутствии понятых изъял контейнер и оформил в соответствии с требованиями соответствующих статей УПК РСФСР. Это был кусок ржавой металлической трубы, залепленный с обеих сторон пластилином. Внутри трубы — цилиндр с герметически закрывающейся крышкой на резьбе, а в цилиндре — письмо, инструкции и шифрблокноты. Деньги тоже вложили, но опять же немного. Пятью тысячами перед носом шпиона помахивали, а бросали сотню-две. В письме на сей раз, кроме обычных рекомендаций, предлагалось приобрести радиоприемник для приема односторонних радиопередач, тут же была инструкция для приема радиопередач с указанием расписания. Была еще одна инструкция об использовании для связи микрофотографии и прибор для чтения микрограмм, пакетик проявителя и даже мелок для нанесения метки об изъятии контейнера из тайника.
Таким образом, по делу были собраны доказательства, полностью изобличающие Хомяченкова в принадлежности к агентуре иностранной разведки. Он полностью признал себя виновным в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» статьи 64 УК РСФСР.
Шпион получил по заслугам.
Во время обеденного перерыва Сергея Чиркина позвали к телефону. Он подумал, что это Лена, но в трубке услышал незнакомый голос:
— Здравствуй, Сергей! Как жизнь?
— Здравствуй, — неуверенно ответил Сергей.
— Не узнаешь старых знакомых? Это Пономарев Николай. Помнишь?
— А-а, привет, привет! Как там насчет того, все в норме?
— Все в норме. Ты когда кончаешь работу?
— В четыре, а что?
— Можешь приехать к нам в приемную сегодня после работы?
— Могу, конечно, хотя… — Сергей подумал, что на этот раз Лене придется ждать: «Не все же мне…»
— Приезжай, я встречу в 16.30.
Они поднялись на лифте, пошли по коридору. Их встретил начальник отдела Таймасов с папкой под мышкой. Он поздоровался с Сергеем за руку, и через пару минут они вошли в кабинет генерала.
Из-за стола поднялся невысокий, как показалось Сергею, пожилой мужчина с черной с проседью шевелюрой и мохнатыми бровями. Таймасов и Пономарев остановились. Сергей, глядя на них, тоже принял стойку «смирно». Генерал протянул руку Сергею первому. Ладонь у него была широкая, крепкая.
Сели за длинный стол. Принесли чай. Генерал пригласил «отведать чайку», спросил Сергея, как работается, женат ли, кто родители. Сказал, что он тоже начинал трудовую деятельность на заводе в Барнауле, учился в ПТУ, был на комсомольской и партийной работе, а потом уже стал чекистом и москвичом.
Обращаясь к Сергею, генерал произнес:
— Товарищ Чиркин, вы нам помогли разоблачить шпиона, который мог бы причинить нашему государству немалый вред.
Он поднялся, взял с письменного стола коричневую коробочку.
— Руководство КГБ благодарит вас за гражданский, патриотический поступок, награждает ценным именным подарком и желает крепкого здоровья, счастья и успехов в трудовой деятельности.