При штабе остались Рабцевич, Линке и часть бойцов из местных. Змушко, как начальнику разведки отряда, вменялось в обязанность обследовать окрестности и наладить связь с местным населением.
— На первых порах, — оглядев полянку, продолжал Рабцевич, — группам необходимо освоиться на местах, взять под наблюдение железные и шоссейные дороги, чтобы бесконтрольно по ним не прошел ни один вражеский состав, не проехала ни одна машина, особенно в сторону фронта. В стычки с фашистами пока не вступать…
Среди бойцов послышался недовольный шепоток. Рабцевич замолчал. Его тяжелый взгляд остановился на командире первой группы.
Пикунов поднялся, вытянулся.
— Мы тут, товарищ командир, говорим, что нам сейчас надо бы не только связь с местным населением налаживать, за дорогами наблюдать, но и громить поганых фашистов…
— Садись, — резко сказал Рабцевич. — То, что я сказал, — приказ… — И, выждав паузу, добавил: — Чтобы умело бить врага, надо его хорошо изучить… Вот осмотритесь, тогда и начнем бить, и так, чтобы каждый фашист ни на минуту не забывал, на чьей земле находится…
Спустя некоторое время, когда группы обстоятельно разобрались в обстановке, Рабцевич разрешил им приступить к боевым действиям…
Первым успеха добился Игнатов. Его группа подорвала состав с живой силой — 800 солдат и офицеров противника было уничтожено.
По этому поводу местная фашистская газета обвинила партизан в том, что они, мол, ведут войну не по правилам, что подорвали якобы… санитарный поезд.
— Как это тебе нравится, Карл? — спросил Рабцевич. — Выходит, они в сторону фронта гнали состав с ранеными…
Линке усмехнулся. Вместе они тут же написали ответ от имени отряда «Храбрецы» и через Змушко направили его в редакцию местной газеты с требованием опубликовать… Естественно, ответ в газете не появился. Да, собственно, его никто и не ждал.
Был поздний осенний вечер. На небольшой полянке среди шалашей группами сидели бойцы — сушились, рассказывали байки, смеялись…
В штабной землянке, между тем, при свете коптилки совещались Рабцевич, Линке и Змушко. Змушко, только что возвратившийся на базу, доложил о положении со связниками, сообщил о посещении своих родных мест, о привлечении им земляков к сотрудничеству с отрядом. Родом Змушко был из деревни Рудня Горбовичская, что под Калинковичами.
Говорил Змушко неторопливо, уверенно. За каждым словом чувствовался смелый человек, отлично знающий свое дело. Да и как могло быть иначе, ведь за его плечами был большой опыт чекистской работы. В органы он пришел двадцати четырех лет. А спустя три года, в тридцать третьем году, его послали на один из ответственных участков советско-польской границы… После воссоединения Западной Белоруссии с Советской Белоруссией заведовал районным отделом НКВД. В начале войны возглавил межрайонный отдел, руководил истребительным отрядом по обезвреживанию фашистских лазутчиков. Затем работал в Семипалатинске. На счету Змушко не одно дело по раскрытию вражеской агентуры…
— Спасибо, Альберт, за информацию, — сказал Рабцевич, когда начальник разведки закончил свое сообщение. — Все развивается так, как мы того хотели… — Он достал из планшетки крупномасштабную карту, расстелил на столе. — Теперь давайте прикинем, что нам следует делать дальше… — Его пожелтевший от табака палец заскользил по зелено-коричневому листу карты. — Вот зона действия нашего отряда — Осиповичи, Бобруйск, Жлобин, Калинковичи… В каждом из этих городов — крупный железнодорожный узел. Вот куда теперь должно быть нацелено наше внимание… Для начала давайте остановимся на Осиповичах: парк там большой, и наше присутствие просто необходимо… Ясно? Альберт, еще раз прошу тебя, предупреди командиров групп, всех, кто работает со связными: действовать как можно осторожней. Избави бог, чтобы на кого-либо из патриотов пало хоть какое-нибудь подозрение фашистов…
Конспирация в работе со связными была больным местом: еще с гражданской войны Рабцевич помнил, что бывает, когда оккупантам становится известно о связи местных жителей с партизанами.
Зимой восемнадцатого года белопольский генерал Довбер Мусницкий поднял мятеж и его корпус легионеров, созданный еще Временным правительством, занял Могилевскую губернию. Последовали грабежи мирного населения… Рабцевич вместе с Кириллом Орловским и Константином Русановым создали партизанский отряд для борьбы с белополяками. Бойцом отряда был принят и брат Александра Марковича — Михаил.
Оккупантам стало известно о том, что в партизанском отряде воюют два брата Рабцевичей. Белополяки схватили отца и бросили в бобруйскую тюрьму. Они требовали выдачи сыновей. Марк Евстафьевич мужественно перенес жестокие пытки. Но после тюремных застенков так и не поднялся…
С полянки послышалась песня. Рабцевич вышел из-за стола, открыл тяжелую бревенчатую дверь. В землянку потянуло дымком.
— Картошку пекут! — радостно потирая руки, воскликнул Линке. — Сейчас ужинать будем…
Бойцы у костров зашевелились.
— Товарищи, к нам идите…
Командиров заботливо усадили на постеленный возле костра лапник. Появилась дымящаяся картошка, ломти хлеба…
— А почему петь перестали? — спросил Рабцевич. — Он поискал глазами Храпова. — Запевай, Сергей, мы поможем… Только вот с угощением разделаемся.
Храпов тихо запел. Голос у него был сочный, чистый. Пел он без напряжения, как может петь одаренный человек. Вся полянка разом притихла, и только слышно было, как изредка потрескивали костры…
— Как поет!..
— Партизанский соловей!..
Рано утром Змушко в сопровождении двух бойцов ушел в группу Пикунова. Проникнуть в Осиповичи оказалось делом нелегким. Город был сильно укреплен фашистами. Все подступы к нему закрыты. Змушко, Пикунов и его заместитель Шевчук решили хитростью преодолеть фашистский заслон. Сначала установили связь с Константином Яковлевичем Берсеневым — учителем деревни Корытное, что находилась в двадцати четырех километрах от города, он — со своими знакомыми, проживающими ближе к Осиповичам, и потом уже в самом городе… Несколько дней искали, как бы подойти к электромонтеру железнодорожной станции Федору Андреевичу Крыловичу.
Первый разговор с Крыловичем, как, впрочем, и вся последующая работа с ним, человеком энергичным и горячим, был не из легких. Узнав, кто с ним говорит, Крылович тут же попросился в отряд. Да, вообще-то, все, с кем говорили, сразу же просились в отряд.
Крыловичу было двадцать шесть лет. Еще в начале войны он попытался уйти на фронт, но на железнодорожников распространялась бронь и его не взяли… Потом пришли фашисты. Они принудили его вернуться на электростанцию. Тогда Крылович сколотил подпольную группу. Комсомольцы раздобыли радиоприемник, стали слушать Москву, писали и распространяли листовки, выводили из строя оборудование. Однако Крылович мечтал громить фашистов с оружием в руках.
Змушко пришлось проявить все свое красноречие, чтобы доказать Крыловичу, что гораздо больше пользы он принесет отряду, оставаясь работать на электростанции…
С тех пор Центр стал получать регулярно сообщения о движении фашистских составов через Осиповичи.
Впоследствии связь с Крыловичем предложили осуществлять Шевчуку. Непростым делом оказалось работать с ним. Горячий по натуре, Крылович при каждой встрече требовал одно — взрывчатку. Пойти на это ни Шевчук, ни Рабцевич не могли. В отряде не было магнитных мин со взрывателями замедленного действия, а дать связному обычное минное устройство, которое использовалось бойцами отряда при подрыве железнодорожных составов, было опасно, так как трудно было незаметно и быстро произвести закладку да и взорвать его…
На последнюю встречу Крылович пришел особенно возбужденный.
— Ну как со взрывчаткой? — едва увидел Шевчука, спросил он, в голосе его звучало нескрываемое раздражение.
Вместо ответа Шевчук протянул кисет.
— Вы не уклоняйтесь, а скажите прямо… — отстранив руку, сказал Крылович. — Зачем меня тогда на каждой встрече убеждаете, что я чекист. А я хочу фашистов уничтожать, война ведь идет…
Шевчук задумался.
— Да ты, горячая голова, не кипятись. — И, пообещав принести мины в следующий раз, вынул газету «Правда».
То, что случилось в следующий момент, превзошло все ожидания. Крылович не взял — схватил газету. На лице появилась радость, почти восторг. Он торопливо развернул ее, пробежал глазами по первой полосе, перелистал. Не выпуская газеты, нашарил в кармане сигареты, жадно закурил, улыбнулся.
— «Правда»! — Он засмеялся, глянул на число, почесал затылок. — Да она совсем свежая! Вот это здорово! — И с упреком уставился на Шевчука: — Да что ж вы сразу-то мне ее не показали, разве так можно?..
Шевчук хотел ответить, но Крылович уже на него не смотрел, он разглядывал первую полосу.
— Портрет Сталина, — он вновь засмеялся, — как живой!.. А вот Указ о присвоении звания Героя Советского Союза… — стал читать. — А вы мне дадите эту газету? — тихо, будто боясь, что ему откажут, спросил Крылович. — Я ее покажу товарищам.
— Ну почему же не дам, — засмеялся Шевчук. — Я для вас принес… — Он достал еще несколько газет. — Здесь за целую неделю…
Вскоре Москва прислала магнитные мины. Несколько штук тут же передали Крыловичу. И наступило для него время полное тревог и ожиданий. Без мин Крыловичу было тяжело — составы шли и шли на фронт, он их видел и ничего не мог сделать. Но с минами стало еще тяжелее.
Станция почти всегда была забита составами. Но Крылович помнил приказ Рабцевича: мины ставить только на транзитные поезда. Летели дни, а с транзитными получалась прямо игра — стоило Крыловичу уйти с путей, как там появлялся очередной состав… Сразу же вернуться он не мог это вызвало бы подозрение. Дожидаться на путях нового состава было еще опаснее. И тогда Крылович решил приучить фашистов к своему частому присутствию на путях. Он умышленно стал портить электропроводку, оборудование — там провод поставит другого сечения, там заменит исправный прибор на неисправный, «посадит» мотор… А фашистскому начальству постоянно говорил, что электрооборудование в парке поставлено еще в незапамятные времена и, чтобы его постоянно не латать, пора было заменить на новое…