Лёшка никого не боялся, кроме отъявленных бандитов. Эдик не был бандитом, тем более отъявленным; он был всего-навсего показушником, мелким показушником и болтуном. Поэтому Лёшка всё рассказал директору, и Эдику влепили строгий выговор. Но потом в конюшне пропало седло, оказалось продырявленным корыто. Лёшка догадывался, кто это делает. «Но одно дело догадываться, другое — застать на месте преступления», — именно так заявил директор и добавил, что он, Лёшка, попросту стал плохо относиться к своим обязанностям.
От такой несправедливости Лёшка чуть не разревелся. Известно — сильные люди, если и плачут, то лишь от незаслуженных обид, а Лёшка был сильным, вне всякого сомнения.
— Возьми себя в руки, — спокойно сказал Иван Лёшке. — Всё наладится. Знаешь, что я тебе скажу — бывает не одна неудача, а сразу несколько свалится, но я заметил — за каждой десятой неудачей обязательно идёт удача. Как пить дать… И куда директор без тебя денется?! Он прекрасно знает — ты работящий, добросовестный парень. А негодяя, который здесь портачит, мы отыщем и взгреем как следует.
Всё плохое имеет конец. Конечно, Эдик попался — его застал на месте преступления Иван, и заведующего аттракционами с треском выгнали из парка.
День шёл за днём. Лёшка поступил в техникум, у него появились друзья, такие же любители животных, как он. Но были в техникуме и случайные учащиеся, которых пристроили по знакомству; они не любили животных — им нужен был только диплом.
Давно подмечено — такие случайные люди есть всюду; они сразу видны по отношению к своему делу. Случайных учащихся поддерживал завуч Канатов, человек с неуёмным темпераментом, которого в одной газете назвали «устремлённым в завтрашний день». Худой, какой-то скрюченный, завуч, точно плот, сорванный бурей с якоря, носился по училищу и гремел:
— Народному хозяйству нужны только животные, дающие мясо и молоко. Остальных домашних животных, разных собак и кошек я бы — в ров. Баловство это. Развели, понимаешь!.. А бродячие, ничейные животные подлежат уничтожению.
Завуч был теоретиком без практики, и потому большинство учащихся считали его главной фигурой случайных людей. А среди неслучайных главным и любимым был преподаватель Матвеев — плотный мужчина с вечной улыбкой на широком, сизовато-лиловом от бритья лице. За глаза его звали ласково — Пончик. Пончик был практик; он лечил абсолютно всех животных: от цирковых слонов до комнатных попугаев и рыбок. Причём лечил бесплатно, что встречается крайне редко среди таких специалистов.
— Издревле животные соседствуют с человеком, — с улыбкой говорил Пончик. — Обитающие в городах собаки, кошки, птицы являются кем? В некотором смысле представителями природы!
Дальше улыбка с лица Пончика исчезла.
— Позор, что мы входим в шестёрку стран, где нет закона об охране бездомных животных! Должен сказать, Россию всегда отличало милосердие и сострадание. Где они теперь?! И если мы не хотим прослыть безнравственными дикарями, нам нужен такой закон.
Улыбка снова озаряла Пончика.
— Я надеюсь, вы его добьётесь. Если не вы, то кто же?
На практических занятиях, когда проводились опыты на лягушках и кроликах, Пончик усмехался:
— Во многих странах подобные опыты проводят на муляжах, а мы в бедственном положении… Должен сказать, вам предстоит нелёгкая работа. К ветеринарии у нас отношение какое? В некотором смысле никакое! Лекарств и перевязочных средств выделяют мало. Никому нет дела до наших нужд. Так что надейтесь, молодые люди, только на себя. Но должен сказать, если вы чего-то очень хотите — добивайтесь! Здесь, в смысле на этом пути, напрасных трат не бывает. Всё идёт на пользу дела…
На втором курсе техникума Лёшку — уже Алексея — направили на практику в совхоз Калужской области, в знаменитые Брянские леса.
Директор совхоза встретил Алексея приветливо и некоторое время о работе не говорил, давая гостю освоиться, отдохнуть после дороги. Привёл к себе домой и вначале предложил принять баню, которую тут же и приготовил: разжёг печь, достал с чердака берёзовые веники.
Надышался Алексей горячего пара, настегал себя веником; вылез из бани румяный, разомлевший, пропахший листвой, и почувствовал себя посвежевшим и помолодевшим, хотя и так был молод — дальше некуда.
За обедом директор рассказал Алексею о своём хозяйстве и посоветовал обосноваться в деревне Полушки, где жил старый ветеринар-самоучка Кузьма Кузьмич, гомеопат-травознай, «великий зельник», как назвал его директор.
Деревня располагалась на берегу Жиздры, полноводной реки. Алексею предоставили избу, хозяева которой перебрались в город. Изба была в хорошем состоянии, светлая и чистая, с простой мебелью.
Не успел Алексей разложить вещи, как явился Кузьмич, старик с живым взглядом и располагающей улыбкой. Он чем-то напоминал Пончика. Это и понятно — у хороших людей много общего — ну хотя бы то, что они доброжелательны к другим, никому не завидуют и радуются чужим успехам не меньше, чем своим собственным.
Кузьмич сразу же объявил, что рад приезду молодого специалиста и что теперь ему, необразованному старому хрычу, самое время отправляться на пенсию.
— Посмотрим, посмотрим, чему вас там учили, — добродушно бормотал он, но, заметив, что Алексей покраснел, мягко добавил: — Не пугайся. Введу тебя в курс дела, открою тайны трав…
Кузьмич показал Алексею коровник и ферму, где содержались поросята, амбар для комбикормов, силосные ямы; по дороге перекидывался шуточками с доярками и работницами ферм.
— Вот жениха вам доставил, — и, наклонясь к Алексею, шептал: — Наши девчата самые красивые в области, а может, и во всей России.
Таинственное превращение в бане, таинственные травы Кузьмича, и особенно таинственные девушки, — всё это вселило в Алексея некоторое волнение. «К счастью, — подумал он, — Кузьмич совсем не таинственный, простой, знающий своё дело».
— С пастухами у меня уговор, — говорил Кузьмич. — Вечером они пригоняют стадо и сообщают мне, какая корова кашляет, какая подвернула ногу.
Теперь по утрам Алексей отправлялся в ветпункт, где его уже поджидал Кузьмич; они шли в коровник, осматривали и лечили больных животных. Алексей назначал лечение по науке, Кузьмич одобрительно кивал, но к химии добавлял дедовских средств — настойки трав, подробно объясняя молодому напарнику их сбор.
— С любым животным надобно разговаривать, — сообщал Кузьмич. — Они ласку понимают. Самое приятное для них — поглаживание…
Первой, кого Алексей вылечил самостоятельно, была корова Машка. Простуженная Машка несколько дней понуро лежала в коровнике и не принимала никакой пищи, но после того, как Алексей её вылечил, пришла в невероятное возбуждение: бегала по загону с пучком сена в губах и игриво брыкалась задними ногами, словно молодая тёлка, а её телёнок изумлённо смотрел на мать, не в силах понять, что с ней происходит.
После Машки Алексей вылечил Мишку, огромного хряка, который вдруг стал забиваться в тёмный угол и виновато сопеть, точно стеснялся показаться не в форме перед хавроньями, — оказалось, у него от ссадин воспалились копыта.
Неделю Алексей лечил хряка, и всё это время тот радостно похрюкивал, только что не говорил: «Ты уж, дружище, побыстрей вылечи мои сбитые ноги, мне никак нельзя залёживаться, без меня эти безмозглые толстухи натворят чудес, да ещё, чего доброго, свинарки спишут меня и погонят на убой; глупо ведь умирать из-за такой чепухи». Поправившись, хряк стал ходить за Алексеем, точно приблудный пёс. Только ветеринар войдёт в свинарник, хряк, расталкивая сородичей, спешил к нему и начинал чесаться о сапоги.
Из всех животных Алексей особенно заботился о телятах. И они чувствовали эту заботу и доверялись молодому врачу. Длинноногие, с большими тёмными глазами и влажными сливовыми носами, завидев Алексея, они обступали его и клянчили лакомство — морковь. Алексей знал всех телят «в лицо» и одинаково любил застенчивых тихонь и скромников, и шалунов, которые лезли бодаться.
Жители Полушек сразу признали Алексея за своего. Все сошлись на том, что он знающий, серьёзный и скромный и, несмотря на диплом, не считает зазорным учиться уму-разуму у необразованного Кузьмича и не гнушается советоваться с пастухами и доярками.
Особенно деревенским нравилось, что он, горожанин, не кичился городским происхождением, вроде бы даже стеснялся этого, как бы испытывая неловкость за ту часть населения, которая оторвалась от земли. Мужчины старались незаметно, по пути, подбросить Алексею дровишек, отправляясь в район, заходили узнать, не надо ли чего? Женщины, то одна, то другая, приносили отведать домашних харчей, предлагали прибрать в доме, постирать, подшить. Но особое замешательство Алексей вызвал у девушек. В день приезда он заметил, что все деревенские девушки одеты плохо и небрежно, кое-как. Кузьмич объяснил:
— Не для кого им наряжаться. Парней-то почти нет. Парни после армии идут в город. И деньги хорошие можно заработать и вообще веселее. Вот и танцуют девчата в клубе друг с дружкой…
Но на следующий день, где бы Алексей ни появился, его встречали уже принаряженные девушки. Кузьмич был прав — молодые жительницы Полушек оказались красавицами. Узнав, что Алексей холостяк, девушки сразу пригласили его в клуб на танцы. От танцев Алексей вежливо отказался, признался, что танцевать не умеет, но кинофильмы обещал смотреть все подряд и впоследствии сдержал своё слово.
Однажды Алексея с Кузьмичом вызвали в дальнюю деревню. За ними приехал «газик», но на раскисшей после дождя дороге машина то и дело застревала.
— Машина не везде удобна, — вздохнул Кузьмич. — Здесь на лошади сподручней. Только сейчас в совхозе почти нет лошадей. Всех техника вытеснила. Даже конный инвентарь выпускать перестали. А лошадь — незаменимая помощница. Доставлять молоко с фермы, съездить на почту, вспахать людям огороды, подсобить в чём другом… На машине едешь, надо за дорогой следить, а на лошади — смотришь по сторонам, любуешься природой… Лет семь назад наш совхоз выкинул старую клячу — её венозные ноги разъезжались, кожа кровоточила, живот был больной, квадратный. Я подобрал её, начал выхаживать. Ночевал с ней в сарае, глаз не смыкал. Прикладывал к её ногам лопухи и заячью капусту. Тыльной стороной. Верное средство… Вылечил, и она расцвела, стала такой кобылицей!.. С её помощью я и землю обрабатывал, и урожай вывозил, и дрова заготавливал, и ещё соседям помогал в подсобных хозяйствах… Сейчас она в центральной усадьбе, пасётся сама по себе. Совсем дряхлая стала, но в работу так и рвётся. Благодарное животное!