тель-историк Ишков перед нашей поездкой, сказав:
— Майка — предупреждение нахальным водителям, её надпись читается через стекло. Учти, не будешь её носить — обидишь меня смертельно!
Глава девятаяДарья и Фёдор Фомич
Запустив двигатель Малыша, мы поехали вдоль водохранилища по петляющей утрамбованной дороге; километров через пять на обочине увидели голосующую молодую женщину с двумя пустыми вёдрами. Я притормозил.
— Подбросите до деревни? — послышался усталый голос.
Челкаш тут же перебрался на заднее сиденье, уступая женщине «место штурмана», а я проговорил:
— О чём речь? Рады вас подбросить. Мы всё равно катаемся просто так. Набираемся впечатлений, фотографируем красоты.
— А я ходила на шоссе, продавала садовую ягоду да что-то притомилась, — глубоко вздохнув, сказала женщина, когда я запихнул её вёдра в багажник, и мы тронулись. — Сегодня мало проезжающих, но я всё продала. Оберег помог, — она достала из кармана маленький мешочек. — Здесь особые травы. У меня дома есть ещё такой сбор, я вам вынесу. Обычно женщину с пустыми вёдрами никто не подвозит. Плохая примета. А вы решились помочь.
— Я не верю в приметы, — храбро заявил я.
— Но в оберег все верят. Он приносит удачу.
— Очень вам благодарен, но я и в талисманы не верю, — дальше я развил свою теорию о том, что есть внушаемые люди, которым дай гвоздь и скажи — он приносит счастье, и они поверят. А есть невнушаемые, вроде меня, которые надеются только на свои силы.
Я давал женщине понять, что являюсь сильным, мужественным, несгибаемым и не нуждаюсь ни в каких магических штучках-дрючках. Неожиданно моё красноречие прервал Челкаш, он многозначительно кашлянул — «Возьми! Не помешает!» Мой доверчивый друг оказался внушаемым.
До деревни наша пассажирка немного рассказала о себе: зовут Дарья, живёт с отцом-фронтовиком, сын учится в институте в Твери, муж погиб три года назад на стройке.
— …Он был работящий, непьющий, весёлый, — вздохнула Дарья. — Подруги завидовали мне… Теперь говорят: «Ты хотя бы недолго была счастливой, а некоторые не бывают и за всю жизнь». И то правда, я была счастливой.
— И ещё будете. Вы молодая, красивая.
— Нет, уже не молодая. А красивой бываю по субботам, когда принаряжаюсь и хожу в клуб смотреть фильмы.
Мы въехали в небольшую деревню (судя по количеству домов, все её жители уместились бы в одном автобусе) и остановились около дома Дарьи. Перед домом плотный старик, прихрамывая, ходил вокруг инвалидной мотоколяски, что-то подкручивал, подтягивал.
— Отец, — пояснила Дарья. — Подождите меня, я сейчас, — взяв вёдра, которые я достал из багажника, она исчезла в доме.
Челкаш подбежал к старику, растянул пасть в улыбке, завертел хвостом.
— Что, парень, решил помочь мне? — хрипловато обратился старик к Челкашу, а меня поприветствовал: — Моё почтение москвичу. Вижу по номеру «Запорожца» из столицы нашей родины. Ты как нельзя кстати, подсоби-ка малость.
Я подошёл, представился.
— Фёдор Фомич, — назвался старик. — Не могу пожать твою добрую руку — видишь, весь в солидоле. Спасибо, что Дашу мою подбросил. Подержи-ка вот здесь пассатижами да расскажи, как сам-то?
Я всё больше входил в роль подсобного рабочего; даже подумал: «Если дело так пойдёт и дальше, к концу поездки стану мастером на все руки». Помогая старику, я рассказал о цели нашей поездки. Фёдор Фомич выслушал и сказал, понизив голос:
— Такой, как у тебя, «Запорожец» мне ведь тоже должны были дать. С ручным управлением, как инвалиду. У меня после ранения пальцы на ступне ампутировали. Но в медкомиссии сказали: «Ступня на сантиметр больше, чем положено для получения «Запорожца». Дали вот коляску. Знал бы, сам сантиметр оттяпал, — Фёдор Фомич засмеялся. — Но, честно говоря, мне и этой коляски хватает. Только она, каналья, бензина много жрёт. Как Ванька влаголюбивый.
— Кто это? — спросил я.
— А вон он в горшке, — Фёдор Фомич кивнул на террасу, где виднелся невзрачный цветок. — По кастрюле воды в день пьёт.
Челкаш, который до этого внимательно слушал старика, взглянул на «Ваньку» и прищёлкнул языком — «Лихо!».
Лицо Фёдора Фомича было в морщинах и складках, но глаза искрились, а на губах играла улыбка — от него нельзя было оторвать взгляд. Сами знаете, есть такие люди — через пять минут общения попадаешь под их влияние. Фёдор Фомич был именно таким.
Вернулась Дарья и протянула мне такой же мешочек с травами, какой носила с собой. Я принюхался.
— Спасибо! Пахнут сладко. Буду его беречь.
— Вот что. Мы с папой сейчас будем обедать, и я вас без обеда не отпущу. Пойдёмте!
Я начал было отказываться, но Челкаш потянул меня за рукав: «Пойдём, чего там! Я уже проголодался!».
— Без обеда никак нельзя, — сказал Фёдор Фомич. — Сейчас сложу инструмент и за стол, но вначале к рукомойнику.
Дарья накрыла стол на террасе и поставила перед отцом и мной по тарелке свекольника, а Челкашу вынесла на крыльцо миску пшённой каши с мясом, которую он быстро умял и с восхищением стал рассматривать «Ваньку».
За обедом Фёдор Фомич продолжил разговор о «Запорожце», который ему не дали.
— …Но никуда писать не буду, не стану ничего просить. У меня, понимаешь ли, есть своя стариковская гордость, — говорил он с прежней улыбкой, давая понять, что старость надо встречать с достоинством.
На второе Дарья подала пшённую кашу с тыквой и кисель из смородины. В общем, я еле встал из-за стола и долго благодарил Дарью за обед, а потом сходил за фотоаппаратом и сделал снимок гостеприимных хозяев на фоне их дома.
Челкаш к этому времени уже нёс вахту в тени Малыша, но, увидев, что я фотографирую хозяев, тут же подбежал и встал между ними, и кивнул мне, чтобы я снял ещё раз. Пообещав выслать фотокарточки (и позднее, разумеется, выслал), я распрощался с Фёдором Фомичом и Дарьей, завёл Малыша, и мы покинули деревню. Челкаш, высунувшись из окна, ещё долго махал лапой в сторону дома наших новых знакомых.
Глава десятаяДве молнии
Несмотря на позднее время, было ещё светло, дул тёплый ветерок, но дул как-то обманчиво — то с одной стороны, то с другой. Этот тёплый ветерок надул холодные тучи: вначале серые, затем бурые, и в конце концов над дорогой появились чёрные, тяжёлые, набухшие от воды. Дождь не заставил себя ждать и хлынул сразу, без всякой подготовки, без предупреждающих капель. Я включил «дворники» и сказал Челкашу:
— А вообще-то, куда нам спешить? Можно подумать, за нами гонятся разбойники. Давай подыскивай место для стоянки. Отдохнём после бурного дня, послушаем музыку, не возражаешь?
Челкаш замотал головой и стал пристально смотреть по сторонам; но местность тянулась безрадостная; за пятьдесят километров мы так и не увидели более-менее уютного места; назад проносились рабочие посёлки, какие-то фермы, мосты; потом дорога потянулась через болотистую равнину. Внезапно Челкаш насторожился, а в следующую секунду и я увидел, что параллельно нам над болотами в тумане плывёт огненный шар, величиной с футбольный мяч.
— Шаровая молния! — пробормотал я и прибавил газу. — Ещё, чего доброго, врежется в нас!
Сами понимаете, соседство такой страшной штуковины вселяет не очень-то приятные ощущения.
Но молния и не собиралась отставать, наоборот, приблизилась к нам на критическое расстояние, Малыш её притягивал, словно магнит. Сквозь сетку дождя уже чётко виднелись крутящиеся искры на поверхности шара. Я резко затормозил в надежде, что шар пронесётся вперед, но где там! Он, злодей, закружил вокруг нас да ещё, к нашему ужасу, с каждым разом сужал виток. Светящаяся бомба явно вознамерилась нас взорвать, спалить дотла.
Не скрою, меня охватил нешуточный страх; Челкаша тоже забила дрожь — шаровую молнию мы видели впервые. И всё же мне удалось от неё избавиться. Я выбрал момент, когда она оказалась сзади нас, и резко дал газу, и… мы вырвались из смертельного круга. Молния в растерянности так и осталась висеть над дорогой. Челкаш лизнул мне руку, давая понять, что я совершил нечто героическое. Впрочем, он считает, что я вообще всё могу.
Наконец дорога углубилась в лес. К этому времени дождь уже разыгрался вовсю, а тут ещё на асфальте появились заплаты и вмятины — дорога напоминала лоскутное одеяло; потом «одеяло» кончилось, и дальше мы покатили по глинистой колее в рытвинах и буграх — по настоящему танкодрому; Малыш то и дело подпрыгивал и дёргался, словно ему давали пинка. «И когда у нас повсюду сделают отличные дороги? — подумал я. — Ведь дороги — это лицо страны!»
Мы въехали в сосновый бор и сразу почувствовали густой запах смолы и хвои. Остановились на ровной низине; Челкаш заикнулся про ужин, но вдруг тёмное небо разорвала молния — уже обычная, зигзагообразная — и тут же ударил гром, да так, что Малыша подбросило, а верхушка стоящей невдалеке тонкой сосны заполыхала, точно бочка с керосином. Челкаш открыл дверь машины, выскочил наружу и заорал не своим голосом. Он то подбегал к сосне, то возвращался и просто требовал от меня сделать что-нибудь.
Я знал, что дождь вскоре потушит пламя, но, чтобы успокоить друга, взял топорик и стал подрубать сосну. Вскоре она рухнула; при падении пламя сбилось, в воздух поднялся сноп искр — через минуту всё погасло. Но Челкаш ещё долго нервничал, пыхтел и фыркал, даже дождь не мог его успокоить.
Понятно, пока я возился с сосной, а Челкаш носился и надрывал глотку, мы промокли до костей. Я-то сразу переоделся в машине, а Челкаша пришлось вытирать полотенцем и специально для него включать печку. Ну а потом мы уминали бутерброды, слушали музыку и радовались своему передвижному жилищу, его удобствам, и особенно непромокаемой крыше.
Грозу пронесло, но дождь продолжался. Он лил всю ночь. Нас это не очень огорчило — как известно, именно в дождь особенно крепко спится — монотонный шум убаюкивает лучше любой колыбельной.