Катастрофа на мосту
Проснулись мы посреди озера — за ночь низина превратилась в огромный водоём — наверняка издали Малыш, у которого в воде скрывались колёса, выглядел перевёрнутой лодкой, а ещё вернее — надувным матрацем. Спросонья, ничего не разглядев за запотевшими стёклами, я открыл дверь, шагнул и очутился по колено в воде.
Дождь кончился, в лесу стоял утренний прохладный полумрак; вокруг Малыша плавали лягушки, некоторые пытались запрыгнуть на нашу машину.
Вслед за мной Челкаш тоже хотел было вылезти, но раздумал и гавкнул — «Надо завести Малыша и выбираться на возвышение!»
Я последовал совету друга и вставил ключ в замок зажигания. Но Малыш закапризничал. Точнее, несколько раз чихнул, кашлянул, поплевал из выхлопной трубы и смолк. Стало ясно — он готов работать, но в его механизмы попала вода и ему надо время, чтобы обсохнуть; он прямо говорил: «Господа путешественники, я всё же машина, а не катер».
Челкаш прыгнул в воду, подплыл к Малышу со стороны двигателя и, встав на задние лапы, передними упёрся в кузов машины. И выразительно посмотрел на меня. Я понял его и пристроился рядом; шлёпая по воде, кряхтя и сопя, мы покатили Малыша к «берегу», то есть к насыпи дороги. Когда выкатили и отдышались, стали готовить завтрак.
Над лесом поднялось солнце — точнее, некий бледный диск — утро было облачное, пасмурное, хмурое. И собственно, настроение у нас было неважнецкое; даже неисправимый оптимист Челкаш улыбался как-то натянуто.
Если вы думаете, что после того как мы перекусили, у нас поднялось настроение и всё вокруг окрасилось в радужные тона, то ошибаетесь. К тому же грунтовую дорогу, по которой нам предстояло ехать, сильно размыло, и я уже представлял трудности в пути.
Движения на той районной дороге почти не было, но всё же два грузовика проехали.
— Они-то проедут по любой хляби, любым колдобинам, а каково будет нам, — сказал я Челкашу, запуская движок Малыша.
Челкаш только хмыкнул — дескать, чего тут говорить — и мы проедем!
Он-то считает меня искусным водителем, можно сказать — асом, лучшим из лучших. Каким-то странным образом он и мне это внушил, но в тот день моя самоуверенность была наказана.
Мы действительно проехали по размытой дороге; правда, два раза приходилось выталкивать Малыша из глубоких луж и, когда застряли в скользкой яме, подкладывать под колёса ветки. А остановились мы перед бревенчатым мостом через речку Песочную. Несмотря на красивое название, река выглядела устрашающе — никакого песка на её берегах не было, от затяжного дождя вода поднялась и затопила всё, что можно было затопить.
Мост представлял собой обычный дощатый настил, который под напором течения просто-напросто ходил ходуном. Наблюдательный Челкаш это заметил сразу и буркнул, предупреждая меня об опасности — мол, здесь и твоё высокое мастерство не поможет. Он, благоразумный, никогда зря не рискует, но я решил проскочить, подумал: «Грузовики-то проехали». И невдомёк мне было, что грузовики могли прокатить и в объезд или знали местный брод. А если и проехали, то намного раньше, когда вода ещё не была такой высокой, а течение таким мощным. Короче, я бросил Челкашу:
— Не преувеличивай опасность! — и направил Малыша на мост.
Мы уже миновали середину моста, как вдруг раздался треск, и настил вместе с Малышом рухнул в бурлящий поток.
Некоторое время мы, точно на плоту, неслись вниз по течению реки, но потом доски под нами стали проседать и одна за другой расходиться, а Малыш всё больше погружался в воду.
Сами знаете, есть трусливые люди, которые в подобные мгновения просто опускают руки и закрывают глаза. Я не из их числа, страх не сковал мои мышцы, но, если говорить начистоту, всё же я немного растерялся — не знал, что делать.
Но Челкаш в этот драматический момент проявил себя блестяще: положил мне лапу на плечо и внятно произнёс: «Без паники! Сейчас нас прибьёт к берегу или мы сядем на мель!»
Но похоже, река решила с нами разделаться — Малыш стал быстро заполняться водой и вскоре пошёл ко дну. Мы с Челкашом одновременно вытянули шеи и дышали в воздушной подушке у потолка Малыша. Я успел заметить, что за стеклами вода потемнела и к нам сплываются рыбы. Потом почувствовал удар о дно, и сразу поднялось мутное облако песка.
— Давай вылезать, набери побольше воздуху! — сказал я Челкашу, открывая дверь.
Мы выскочили из воды, словно надувные шары, и дунули к берегу.
На берегу, среди высокой травы, отряхнувшись, Челкаш стал озираться в поисках жилья — надо было кого-то звать на помощь, вытаскивать Малыша. Трава была очень высокой, и Челкашу приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть округу. К нашему огорчению, вокруг не было не только строений, но и вообще никаких признаков человеческой деятельности.
Я снял куртку, чтобы выжать из неё воду, и обнаружил в карманах сигареты, зажигалку и дорожную карту. Понятно, от сигарет осталась труха, зажигалка не работала, но карта имела вполне сносный вид, только немного измялась, будто из неё делали бумажного голубя. Развернув её, я увидел, что до ближайших деревень три-четыре километра от моста (уже бывшего). С одной стороны находилась Глуховка и Бородавкино, с другой — Волосково. Я усмехнулся — названия деревень как нельзя лучше подчёркивали ситуацию: места были глухие, на прибрежных кустах висели бородавки, и только что мы были на волосок от гибели.
Глава двенадцатаяТракторист Паша и спасение Малыша
Для Челкаша четыре километра — расстояние для лёгкой пробежки. А мне, как вы догадываетесь, пришлось попотеть, тем более что утренняя хмарь так и не развеялась и дышалось тяжеловато. Больше часа мы шлёпали по размытой дороге среди бугров, поросших дикими травами. Потом показались дома и огороды с пугалами; в каждом огороде виднелось по два-три довольно нарядных пугала; они трещали трещотками, гремели консервными банками.
— Видал, как приветствуют нас? — обратился я к своему другу. — Здесь появление незнакомого человека и новой собаки — событие.
Челкаш кивнул и вдруг, завиляв хвостом, побежал к огороду, где было целых четыре пугала. «Его дружелюбие не знает границ, решил познакомиться поближе с «Матрёнами» и «Ванями», — подумал я, но, приглядевшись, заметил, что два пугала вовсе не пугала, а старик со старухой, которые застыли с мотыгами в руках и смотрят на нас во все глаза. Переступая через кочаны капусты, я направился к ним вслед за Челкашом.
Поздоровавшись, я рассказал старикам о нашем бедственном положении и спросил, есть ли в деревне тракторист, чтобы вытащить нашего утонувшего Малыша.
— Тракторист есть. Паша. Вон его изба, — старуха показала на дом, рядом с которым стояло особенно огромное пугало в красной рубахе с чугуном вместо головы — оно звенело бутылками.
— Паша в нашей Глуховке — главный человек, — пояснил старик. — Он в бездорожье куда хочешь довезёт. Он парень что надо. Не только вашего Малыша, он кого хочешь вытащит из реки, хоть самого чёрта. Но не знаю, в каком он сейчас самочувствии. Он, голубчик, вчера праздновал.
К Паше я достучался с трудом. Вначале в проёме двери показалось его скуластое небритое лицо, затем большой, с бочонок, живот, и наконец он вышел на порог весь — босиком, в трусах и майке; взгляд у него был мутный, а лицо зелёного цвета — чувствовалось, Паша «праздновал» обстоятельно. Я объяснил ему суть дела.
Тяжеловес Паша (так я про себя его назвал) зевнул, погладил живот и протянул:
— Ясненько. Поедем покопаемся. Щас оденусь и заведу агрегат.
Паша надел только ботинки. Привязал к «руке» пугала ещё одну бутылку и направился к сараю. Раздались выхлопы, тарахтение, лязг и грохот — к воротам подкатил гусеничный трактор. Челкаш на всякий случай выбежал на улицу. Паша открыл ворота и бросил нам с Челкашом:
— Садитесь!
Но Челкаш наотрез отказался забираться в кабину страшной машины и побежал в сторону реки, давая понять, что, как штурман, будет указывать нам дорогу.
По пути, чтобы наладить с Пашей контакт, я спросил, почему в их деревне так много пугал?
— А-а, по привычке, — погладил живот Паша. — Птицы их не боятся, всё одно — клюют ягоду. Нажрутся, сядут на пугало и чистят клювы… Только моего Васю и опасаются.
— Какого Васю?
— Ну моё пугало. Я его от коршуна поставил, тот цыплят таскает. Вася заметит коршуна, начинает изо всей мочи греметь бутылками.
Я посмотрел на Пашу — в своём ли он уме?
— Не веришь? — усмехнулся Паша. — Спроси у кого хочешь из наших глуховских.
Я вздохнул, подумав: «Вот к чему приводят «празднества», но, как выяснилось позднее, ошибся.
— Так говоришь, мост смыло? — помолчав, спросил Паша.
Я подтвердил, что от моста остались одни сваи.
— Вот так каждый год, — ухмыльнулся Паша. — Районные власти всё обещают навести мост из железа… А потом пригонят рабочих, те сколотят настилы и привет!.. А гробанулся бы кто-нибудь из начальства, сразу зашевелились бы. Не только железный, отгрохали бы стальной.
Когда мы подъехали к полуснесённому мосту, там уже стоял Челкаш и показывал, где затонул наш Малыш. Паша не понял моего друга, а может, усомнился в его умственных способностях и, заглушив двигатель трактора, спросил:
— Где лежит ваша коробочка?
С гордостью за Челкаша я ответил:
— Мой друг указывает место точно. Он никогда не ошибается.
— Ясненько, — вновь погладил живот Паша. — Прям как мой Вася… Щас размотаю трос, ты нырни к машинке и зацепи её за форкоп (ушко под бампером), тебе лучше знать, где он там. И мой агрегат машинку сразу выволочит. Ему это раз плюнуть. Автобус тащит, а то такую мелюзгу!
За время, пока мы ходили в деревню и ехали обратно, погода так и не разгулялась. Вода в реке немного спала, но оставалась мутной, так что мне пришлось раз пять нырять, прежде чем я нащупал ушко и зацепил за него трос — словом, вылез из воды жутко измотанным и долго прыгал на одной ноге, вытряхивая воду из ушей.