Бежать к таксофону? Милиция, скорая? Обвинят же меня. Быстро уйти? Но если выживет, мне точно конец. Братва будет искать. Тогда Кай снова убьет, а сидеть буду я.
Какая к чертям практика и сострадание, он же убийца! Наверное, как раз в этом «проклятье». Его изгнали из города или даже из мира, но Гейла не смогла бросить его. Какой-то хитрой уловкой выдал себя за меня, а я им помог.
Некоторое время молча стоял и решался. Кай сделал это лишь для меня. Он — это я. Значит, тоже смогу. Первый шаг в ад Гейла вряд ли простит, но другой выход не видел. Или ты, или тебя. Мы все растем на костях своих предков. Один умирает, чтобы выжил второй.
Уже не колеблясь, зажал сутулому рот и нос. Пятки застучали по дощатому полу, и через несколько секунд жертва затихла. Я впервые убил.
Еще один черный камень упал на весы. А сколько их будет еще?
Глава 13
За полчаса до таможни наш вагон тревожно затих. Не понимаешь, что ждать. Законы непредсказуемо и быстро менялись. Как правило, о них узнаешь уже на границе. Каждая поездка походила на компьютерную игру со злым боссом в конце этапа. Их много. Одни поспокойнее, другие опасны.
Первый — ОВИР. Записаться, выстоять очередь ночью (отойдешь — вычеркнут) и взять визу.
Второй — загрузка в фирменный поезд «Пенза-Москва». Тут босса два: проводник, который может не пустить в свой вагон с грузом, и милиция на вокзале, которая почему взяла на себя функции губернской таможни.
В прошлый раз таки ссадили меня. Составили протокол, ибо запрет на «вывоз товаров за пределы области». Не конфисковали. Отдали в комиссионку, деньги забрал уже через месяц. Причем даже больше, чем сам заплатил. Цены росли каждый день.
Третий — ад на Казанском. Билеты «за рубеж» продавали на другой улице, метров за восемьсот от вокзала. Приходилось оставлять ощетинившуюся баулами группу, надеясь, чтобы отобьются от ментов, бандитов и просто бомжей. И бежать-бежать, мечтая о том, что места на Софийский всё еще есть. Если повезет, тогда сложный переход на Киевский через метро. Посадка целиком на удачу. Бандиты-милиция могут срезать на каждом углу, как было не раз.
Выдохнули, чуть больше суток пьянства, и мы, наконец, на границе в Унгенах. Таможню проходят, пока поезд ставят на другие колесные пары. У нас железнодорожная колея шире, чем в Европе. Так вроде бы стабильность повыше, но думаю, дело в стратегии. Россию всегда спасало пространство. Чтобы замедлить врага, разбомбят пункт переобувки к чертям. А врагов у нас много.
Хотя смотришь на интуристов в Болгарии — улыбаются и вроде милые люди. Видимо, злобный буржуинский оскал так скрывают. Зато «братушки» по-хорошему впечатлили меня. Кто у нас в ясной памяти и здравом уме пригласит в дом иностранца с вещевого базара? А меня с Ванькой вот так оказывались в гостях несколько раз. Нас радушно звали в свой дом, впервые увидев. Роскошный ужин, ракия рекой, на столе вся еда, что была в доме. И разговоры по душам до утра. Я уже сносно болтал на болгарском, что становилось неважным после первой бутылки вина.
«Приготовили документы, вещи к осмотру!» — мстительно объявила нам проводница. Грузная, усталая тетка, которой успели мы надоесть.
Шума от нас, действительно, много. Спекулянты же, тошно смотреть. Заняли половину вагона, грабят страну, громко ржут. И нам, действительно, весело. За каждым шлейф диких историй, интриговали, бухали — шел обмен опытом, особый социальный аспект.
Укреплялись связи, заключались сделки, появлялись контуры будущих торговых союзов. Редко кто работал один. И на поездку двойки и тройки временно объединялись уже в коллектив. Так комфортнее и безопаснее, наш караван и Шелковый путь. Вновь из варяг в греки, в Константинополь, то есть, в Стамбул. После Венгрии и Болгарии уже хотелось туда. Но для начала сбросить груз часов и матрешек в Бургасе. Таков был мой план.
Со сбытом проблем быть не должно, главное — протащить всё с собой. А с этим в последнее время беда. И потому мы с Ванькой боялись. И за товар, и за баксы, которые теперь возили с собой.
Последнее таможенники искали особенно тщательно. Найдут — конфискуют. И вряд ли в бюджет. По крайней мере, не всё. И если товар в тесном купе спрятать трудно, то доллары ныкали, куда только можно. С фантазией у нас всегда хорошо.
Банальщину, вроде люков в потолке или дырок в обшивке, никто всерьез не рассматривал. Эти места проверяли прежде всего, там винты стерты в ноль. На себе тоже плохой вариант. Таможенник, как правило, хороший психолог с поистине собачьим чутьем. Выдержать дуэль взглядов непросто, а для нас сумма огромна, на кон ставили всё. Жертва мямлит, бледнеет и сильно потеет, провоцируя на личный досмотр. Иногда даже в трусах.
Мы с Ванькой в первом купе, с нами Стас и Борис. Все на нервах, но старательно излучаем свет и покой. Законопослушные и дружелюбные. Нет в мире добрее. Остальные пугливо выглядывают в коридор. Как сурикаты в пустыне. Тревожная атмосфера грядущей беды.
Таможенник большой и хмурый, щеки в мелкой сетке кровеносных сосудов. Едва взглянув на него, поняли, что нам конец. Попали серьезно, компромиссов не будет.
— Один здесь, три в коридор, — буркнул он зло. — Мне паспорта, вещи к осмотру.
Остался я, как самый бывалый. Ванька от волнения мог что-нибудь ляпнуть. Стас на грани обморока, Бориска слишком невозмутим и тем вызывал подозрение.
— Что тут у нас? — таможенник заглянул в огромную сумку под полкой.
— Это… М-матрешек немного, — проблеял я, изображая смирение пред грозным ликом закона.
Но их было много. За ними пришлось ехать в дальнюю деревню в глубинах дремучего мордовского леса. Страшное место и люди там страшные. Глушь, колючая проволока и бесконечные зоны вдоль безлюдной дороги. Экспедиция оказалась удачной, матрешки в той деревне делали все. Целая выставка у каждого дома на любой цвет и вкус.
— А в этой что? — пухлая, с черными волосами рука пошарила в сумке.
— Тоже матрешки, — тихо подтвердил я, чувствуя, как колотится сердце. Двойное дно ведь под ними, между фанерок коробочки с часами «Заря». На этот раз именно в них основной капитал. Найдет — разорюсь.
— А здесь? — рука пощупала небольшой, казалось бы, Борискин рюкзак. Но он адски тяжелый. Там вроде автозапчасти.
Я отступил в проход, освобождая место владельцу. Про своё пусть говорит сам. А в душе облегчение — часы не спалили.
— Дык это… — запнулся Борис, увидев, что заинтересовались его мыльно-рыльным набором.
Таможенник его реакцию, понятно, считал. Достал зубную пасту, попробовал выдавить немного на палец. А это невозможно, если там ее нет. В тюбике три тысячи долларов, которые через минуту триумфально из него извлекли.
— Ага! — таможенник обвел нас торжествующим взглядом.
— Договоримся? — жалобно спросил позеленевший Борис. На лице раскаяние, отчаяние, ужас и, конечно, извечный вопрос: «почему это случилось именно с ним?»
— Еще есть? — смерили пристальным взглядом его.
Таможенник задумчиво поднял на столе скатерть, банку с нарезанным салом, хлеб, пакет с малосольными огурцами от бабулек с перрона.
Теперь занервничал я. Огурцы пустотелы и фаршированы баксами, на каждом тонкий, незаметный разрез. Перемудрил. Засунул бы в носки, как все нормальные люди! Или бы спрятал в трусы.
— В общем так… Вся группа на выход с вещами. Таможенный контроль пройдете у нас.
— Но…
— А этот со мной, протокольчик составим! — решительно пресек он попытки дать взятку. Смотреть никого больше не стал.
Подавленные и злые мы выгрузились на перрон со всеми пожитками. На таможню, понятно, никто не пошел. Ждем Бориску, посмотрим, что скажет. Обычно всё упирается в деньги. Но не всегда.
Поздняя молдавская осень не подарок. Таможня словно вытягивала тепло и радость из этого места. Холод, серость и сырость. Моросящий дождь переходил в снежную крупу, капли стекали по грязным стеклам вагонов, перрон блестел от покрывавшихся ледяной корочкой луж. Пронизывающий ветер гонял мусор, листья и тощих котов, что жались к ногам, требуя жрачки и ласки. Мы мерзли и кутались в куртки, выпуская изо рта облачка пара.
Вернулся продрогший и бледный Бориска.
— Ну как? — мы окружили его.
— Без протокола отдал половину.
— А с нами чо?
— Сказали, с товаром не пустят.
— Так не даром же!
— Да похер им, уперлись и всё. Вот вообще бесполезно. Но завтра другая смена придет. Может, прокатит. Теперь только ждать.
Проклиная таможню, злой рок и погоду, поплелись в гостиницу, благо она была рядом. С тоской проводили взглядами поезд. В нем тепло и комфортно, но он уходит без нас.
После заселения, как водится, крепко напились, чтобы снять стресс. Бориска был безутешен. Полторы штуки! Ну хорошо хоть не три. Его жалели, успокаивали, но мысли у всех о своем. Что, если и завтра не пустят? Возвращаться домой? Так в первый раз.
Нет, с Венгрией в Чопе тоже были проблемы, но как-то всё же прошли. Толпа местных таможню буквально брала штурмом. Давка, визг, истерики. Кончилось тем, что пограничник размотал из ящика шланг, угрожая открыть пожарный гидрант.
У нас с собой по велосипеду «Старт-шоссе» и сумки с болгарской зубной пастой. Ее, как сказали, там забирали с руками. Ехали с ксивой от профкома — «комсомольский велопробег». Над нами долго ржали, но пропустили. Жили в университетской общаге там у своих.
Будапешт, конечно, потряс. Красиво в нем всё — архитектура, девушки, магазины и бани. Не уже родная Болгария, это почти капстрана. Вспоминая ее, незаметно заснул.
Хотя сансара нереальна, я считаю ее настоящей.
Ради удовольствий и денег игнорирую вечную ценность.
Хотя у меня есть всё уже есть, жадно стремлюсь иметь еще больше.
Я обманываю себя зыбкой иллюзией и миражами,
Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!
Даруй свое благословение, чтобы я потеряла интерес к такой жизни, как эта