После Гражданской войны начали восстанавливать в городе и уезде теперь уже народное хозяйство. На окрестные поля приехали первые тракторы, на нескольких улицах сделали мостовые из деревянных торцов, губсовнархоз выделил Яранску немецкую газогенераторную станцию с динамо-машиной, и появились на перекрестках электрические фонари, осветились школы, больница, часть домов и предприятий. Кстати, о предприятиях. В одном из залов яранского краеведческого музея стоит прислоненный к батарее прямоугольный стенд, обтянутый когда-то красной, а теперь уже светло-коричневой тканью. На ткани под девизом об объединении пролетариев всех стран написано большими золотыми буквами: «Вождю трудящихся масс Р. К. П. от рабочих серпфабрик яранской организации Вятгубсоюза». Справа и слева эту надпись окружают два уже немного заржавевших серпа. На левом выгравировано: «Умер Ленин, но жив ленинизм», а на правом – «Клянемся осуществить его заветы». Под надписью нарисован советский герб, а к земному шару почти незаметными проволочками прикреплены маленький, почти игрушечный серп и такой же детский молоток. Видели бы эти серпы, эти надписи, этот герб и эту золотую пятиконечную звезду братья Носовы, основавшие фабрику…
Можно еще долго рассказывать о создании сапожных, мыловаренных и портновских артелей, о прилете в Яранск первого самолета в 1936 году, об открытии первой радиостанции, школ-коммун, детского сада, о наступлении на трахому, которой почти поголовно болели марийцы, о том, как в 1922 году первая яранская сборная по футболу, чтобы сыграть со сборной губернии, пешком пришла из Яранска в Вятку, пройдя более двухсот верст, о том, как она ходила еще раз, но мы этого делать не станем. И артели, и школы-коммуны, и первые тракторы, и детские сады, и наступление на трахому, тиф, рахит – все это было не только в Яранске, а вот ассоциации крестьянских писателей были далеко не в каждом уездном городе.
Состояло в яранской писательской организации около тридцати членов. Правда, некоторые из них имели всего по четыре класса образования. Руководил ими яранский поэт Семен Большаков, взявший себе псевдоним Электрохлебный. Эта ассоциация в 1929 году выпустила иллюстрированный альманах «Первая зелень» со стихами местных поэтов и прозаиков. Авторы альманаха живописали новый коллективный быт, коллективизацию, приравнивали, как могли, перо к штыку и этот штык вонзали в кулаков, попов и недобитую буржуазию, рифмовали рабочую массу с рабочим классом, кулака с толстяком и молотилку с потребилкой. С буржуазией, кстати, поэт Кудрявцев и вовсе обещал расправиться голыми руками. В стихотворении «Союз велик смычкой» он писал: «Зарычат буржуи – вырвем им кадык». Антирелигиозное стихотворение поэта Рокиной называлось «О погибшем священном осле». Сам Электрохлебный написал стихотворение «Быку и корове песнь моя», в котором рифмовал быка с молоком.
Был в Яранском уезде еще один поэт. Звали его Григорий Чесноков. Он прославился тем, что написал продолжение к поэме Демьяна Бедного «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна». В Москве ходил в списках «Ответ Демьяну Бедному», авторство которого приписывали Сергею Есенину, но это был, как говорится, другой Юрий Милославский из Яранского уезда. Стихотворение Чеснокова «Про мужика Ивана Богомольного, про озорника Степана Комсомольного и про новый завет без изъяна евангелиста Демьяна (Комсомольская деревенская быль)» было напечатано не в альманахе «Первая зелень», а во всесоюзной газете «Беднота». Демьяну Бедному стихотворение понравилось, и он послал автору письмо, в котором среди прочего писал: «Очень хороший сюжет, да еще касается моего завета». Оканчивалось письмо словами: «С высылкой гонорара редакцию потороплю. Какого пока секрет, но достаточного, чтобы купить хорошую корову. Назовите ее Демьянихой. Пусть Ваши ребятишки, если они есть у Вас, вспоминают меня парным молоком»40.
И это не все о 1920-х и 1930-х в Яранске. Еще раскулачивали, обвиняли в шпионаже, вредительстве, антисоветской пропаганде, в том, что скрыли кулацкое происхождение, крестьян-единоличников, колхозников, рабочих, красноармейцев, домохозяек, священников, ссылали на спецпоселение в Архангельскую область, расстреливали и отправляли в лагеря. Среди расстрелянных в 1937 году по приговорам троек был яранский епископ Нектарий (Нестор Трезвинский), который уже в лагере, на допросе, сказал: «Для меня лестно и горжусь тем, что меня командование лагеря не считает расположенным к советской власти, ибо для меня было бы хуже смерти, если бы представители НКВД считали: Епископ Нектарий Трезвинский теперь уже наш человек»41.
Потом была война, потом делали для фронта лыжи, сани, лодки, болванки автоматных прикладов, шили белье, меховые рукавицы, тачали сапоги, варили мыло, выпускали помазки для бритья, сапожные щетки, деревянные гребешки, брючные крючки и петли к ним, собирали теплые вещи, продукты, приютили детский дом из Ленинградской области, Кировский педагогический институт, сотни семей, эвакуированных из оккупированных областей42, открыли интернат для инвалидов войны. На фронт отправляли продуктовые посылки с мукой, сливочным маслом, мясом, сдобными сухарями, свиным салом, птицей, медом и луком. Землю пахали на быках. Лошади от бескормицы к весне худели так, что в стойлах висели на веревках, и, чтобы они не падали во время пахоты, по бокам к оглоблям ставили пристяжными женщин и подростков. У крестьян работа в колхозе начиналась в четыре утра и заканчивалась не раньше девяти вечера. Только после этого можно было работать на своих участках. Из невыбранной осенью картошки вымывали крахмал, который отстаивали, сушили и добавляли во все блюда. Какие там были блюда… съедобные ростки полевого хвоща, щавель, лебеда, сжатая по обочинам дорог, лесная малина, клеверные кашки, молодые побеги сосен и елок. Дети ловили решетом пескарей. Мыло было для фронта, а сами мылись настоем золы в кипятке в лучшем случае раз в месяц. Школе дали гектар земли, учителя и ученики его засеяли ячменем, собранный ячмень смололи и полученную муку заваривали кипятком. Этим и питались. Школьники писали домашние задания в старых книгах между строк чернилами, сделанными из сажи или свеклы. В начале каждого года в деревни приходили налоговые агенты и подписывали всех на государственный заем. Денег не было почти ни у кого. Кто-то уходил из дому на это время, кто-то прятался, а кто-то продавал выращенное на своем участке и этими деньгами расплачивался. Начиная с 1943-го засевали дополнительные поля для оказания помощи освобожденным районам.
Потом война кончилась. Построили кинотеатр «Россия», проложили асфальтовую дорогу в Йошкар-Олу, потом, уже в 1970-м, туда же железную, наконец электрифицировали район, построили мясокомбинат, комбинат хлебопродуктов, один из самых крупных элеваторов в России, ликеро-водочный завод выпускал абрикосовую, рябиновую на коньяке, черничную, клюквенную… полтора десятка самых разных настоек, наливок и водок, которые теперь можно найти только в витрине яранского краеведческого музея, птицефабрика…
Кстати, о птицефабрике. В 1966 году птичница местной птицефабрики Валентина Ивановна Шалагина смогла получить от своих кур по две сотни яиц в год. За это достижение ей присвоили звание Героя Социалистического Труда. Еще бы не присвоить, если у всех остальных куры в те времена давали около восьмидесяти яиц в год. Теперь-то даже самая обычная курица дает по три сотни яиц в год, а куры некоторых пород – по три с половиной сотни яиц, а то и больше. Яранская птицефабрика до сих пор существует. У тамошних птичниц бегает по двору более полумиллиона кур. Средняя яйценоскость, как написано на сайте птицефабрики, – 80,4 яйца в год. Может, там темпоральная дыра или омут, как любят выражаться фантасты, и в этом омуте до сих пор живут и несутся советские куры.
…с местного аэродрома самолетом можно было долететь в Киров, яранский народный театр ставил новые спектакли, построили школу искусств, швейная фабрика шила рабочую одежду, телогрейки, рукавицы, в 1960-х годах энтузиасты организовали в городе народный университет, в котором местные и приглашенные лекторы читали лекции на самые разные темы – экономические, международные, о музыке, о живописи и о…
Кстати, об университете. Среди лекционных тем были, конечно, и необходимые, вроде «О красоте коммунистической морали», и прочие в том же духе, но более всего заинтересовала меня лекция на тему «Как и о чем мечтать». Теперь таких лекций не услышишь. Нынешней власти наплевать, как и о чем мы мечтаем, а тогда партия и правительство в неустанной заботе о советских людях доходили даже до таких, можно сказать, нематериальных тонкостей нашей жизни.
…механический завод ремонтировал тракторные двигатели, выпускал зерноочистительные машины, молокозавод выпускал творог, йогурты, сладкосливочное масло, кефир обычный и кефир «Снежок»… Как хотите, но 1960-е, 1970-е и 1980-е были если и не золотым веком Яранска, то уж по крайней мере серебряным, а может быть, даже позолоченным.
Потом, в 1990-х, позолота стала облезать, и под ней оказались не серебро и не бронза, а ржавое железо. Стали яранские предприятия одно за другим чахнуть. Зарплату не платили месяцами и даже годами. Механический завод освоил производство водогрейных котлов, ремонт легковых машин и даже ритуальных чугунных комплектов, состоящих из крестов, тумб, оградок и цветочниц… Не помогло.
В довершение ко всем бедам уже в нынешнем веке объявился в городе один кировский бизнесмен – выпускник высшей школы КГБ и юрист-правовед, в самом начале карьеры работавший в Германии. Выпускник школы КГБ, работавший в Германии, – это, понятное дело, совсем не то, что выпускник пединститута, всю жизнь проработавший в Йошкар-Оле. Скупил он задешево и яранский комбинат хлебопродуктов, и спиртоводочный завод, и молокозавод и… буквально за пару лет разорил их подчистую. Набрал больше ста миллионов кредитных денег, якобы на развитие производства, перевел их на какие-то левые счета… Еще и украл тридцать автоцистерн спирта поч