— Мой ученик? Простите, но я гораздо моложе вас.
— Я читал вашу «Систему природы». Она многому научила меня.
Линней растрогался — его знают даже в Англии. Но увы, одна ласточка весны не делает, а Шоу оказался именно этой единственной ласточкой.
«Линней, податель сего письма, есть единственный человек, достойный тебя видеть, единственный достойный быть видимым тобой. Кто увидит вас вместе, увидит двух таких людей, подобных которым едва ли еще раз произведет природа», — так писал Буэргав мистеру Слону, знаменитому ботанику, в рекомендательном письме.
Буэргав немножко просчитался. Он хотел заинтересовать Слона Линнеем, но пересолил. Прочитав письмо, Слон рассердился.
— Как? Этот мальчишка-швед равен мне?.. Мне, Слону?! — и он так холодно принял Линнея, что тот совсем растерялся.
А другой ученый, Диллениус, большой знаток мхов, оказался еще холодное:
— Открытие какое сделал, — ворчал он. — Тычинки и пестики… Все это мальчишество! Сегодня один кричит о тычинках, завтра другой о листьях. Кого же слушать?
Лондон холодно встретил Линнея, но все же тот ухитрился раздобыть кое-какие американские растения для сада Клиффорда.
Два года пролетели как сон. Но след от них остался, и не маленький: несколько книг. Из них самой лучшей была «Сад Клиффорда», содержавшая описание растений бургомистра. Конечно, Клиффорд не пожалел денег и снабдил книгу такими рисунками, каких до тех пор никто и не видел никогда. Все шло очень хорошо, но в Лейдене Линней как-то встретился со своим приятелем Артеди, тем самым, который изучал рыб. Артеди приехал за границу тоже за дипломом доктора и тоже, как и Линней, завяз здесь. Но если Линнею везло, и он умел как-то устраиваться, то Артеди этого не умел совсем. Линней пустил в ход свои дипломатические способности и мигом пристроил Артеди к одному аптекарю, некоему Себá.
Приятели частенько встречались; один толковал о растениях, другой — о рыбах, но все же они как-то ухитрялись понимать друг друга. Казалось, все хорошо. Но как-то вечером Артеди, идя по берегу канала, зазевался, свалился в канал и утонул.
Линней, как только узнал об этом, поспешил к аптекарю — выручать рукописи приятеля.
— Их у меня нет, они у него дома.
Линней побежал в гостиницу, где жил Артеди.
— Он мне много задолжал, — ответил хозяин. — Я продам его имущество в покрытие долга.
Линней опять побежал к аптекарю, а тот…
Кто знает — может быть он так и бегал бы от аптекаря к хозяину гостиницы и обратно, если бы не наступила ночь. Пример друга был налицо — тонуть в канале Линней совсем не хотел. А потому он и пошел домой, к Клиффорду.
— Есть о чем разговаривать, — сказал Клиффорд. — Заплати ему. Я покупаю эти рукописи!
Тем дело и кончилось: рукописи попали к Линнею, и он вскоре издал «Ихтиологию» своего друга. Позднее он воспользовался этой книгой для своей системы рыб, но так как рыб он знал не очень хорошо, то он и понапутал изрядно, задумав «поправлять» Артеди.
Хорошо жилось Линнею в Голландии. Его очень уважали, его любили, за ним толпой ходили почитатели, а иногда и просто ротозеи. Но климат Голландии оказался для него неподходящим, и он решил уехать. Может быть он и застрял бы еще на годик в Голландии, но тут случилось одно пренеприятное обстоятельство.
Как-то вечером Линней после утомительного перехода по темным улицам добрался до дому. Едва он вошел к себе в комнату, как увидел на столе какую-то посылку и письмо. Содержание письма оказалось таким, что Линней так и подскочил.
За его невестой ухаживал другой! У него хотели отнять Сару-Лизу!
— Еду, — решил Линней. И минуту спустя прибавил: — Через Францию. А ей — напишу! — И он тут же стал писать невесте.
Начались проводы и прощанья. Друзей за эти годы у Линнея развелось столько, что прощание с ними заняло немало времени. Трогательно простился он со стариком Буэргавом, умиравшим от водянки.
В Париже Линней прежде всего побежал в ботанический сад. Запыхавшись, он вбежал в оранжерею, где профессор Жюссье как раз показывал студентам различные тропические растения. Он стоял и глубокомысленно глядел на какой-то кустик.
— Это… это… — мялся он, пытаясь определить растение.
Студенты уже начали переглядываться и хихикать. Жюссье смущался все больше и больше, и вот…
— Это растение американское, — раздался голос.
Жюссье оглянулся. Сзади него стоял невысокого роста молодой человек, по одежде — иностранец.
— Вы — Линней! — воскликнул он.
— Именно, — ответил с поклоном тот.
Вот это была — встреча, это была — рекомендация!
У Жюссье был брат — тоже ботаник. Они оба очень сдружились с Линнеем, и он не остался неблагодарным. Он назвал в честь Жюссье род растений, посвятил им несколько книг. Но остальные французы были холодноваты. Правда, они были очень любезны, правда, с их уст не сходило «знаменитый», «мэтр» и прочие громкие слова, правда, Линнея тотчас же избрали членом-корреспондентом Академии, но…
— Это какой-то анархист, — шептали друг другу на ухо ученые. — Вся его заслуга в том, что он старается изо всех сил запутать ботанику. Новую систему выдумал, словно старые так уж плохи.
— Это он по молодости!
— Ах, мосье Линней… — рассыпались они перед ним через минуту.
И вот настал великий день. Знаменитый ботаник, «князь ботаников», как его прозвали за границей, прибыл на родину. Как его встретили? Никак.
— Врач без места и без денег — вот его общественное положение. А наука — кому она нужна? За нее платят? Нет! Ну, значит…
Линней заехал к отцу, а потом отравился в Фалун, к невесте.
— Вот мои книги, — сказал он ей, показывая увесистую стопку книг. — Я не без пользы провел время в Голландии.
— Так! Ну, а как со службой? — ошарашил счастливого жениха папаша.
— Служба? — Линней смутился. — Пока я буду практиковать…
— Тэк-с… Значит, и свадьба пока не скоро…
Вот история! Написал Линней с десяток книг, прославился, можно сказать, по всей Европе, а невесты не завоевал.
Линней повесил на двери вывеску: «Доктор Карл Линней».
Вывеска висела, а пациенты не шли.
«Не уехать ли опять к Клиффорду? — думал он. — Уеду… А Сара-Лиза?..»
Любовь к невесте удержала Линнея на родине. И вдруг — повезло. Заболел один из его знакомых. Лечило его много врачей — не помогли. Тогда он обратился к Линнею. Больной, очевидно, рассуждал так — ведь все равно умру. А вылечит меня Линней — и мне хорошо, и ему неплохо.
И вот Линней вылечил его. Как это случилось, наш ботаник и сам не знал толком. Все знаменитости отказались от больного, а он — помог.
И через месяц-другой Линней стал модным врачом.
Ему дали штатное место в Адмиралтействе, а вскоре пригласили и к королю. Тут уж стало не до ботаники. Гербарии мирно пылились в шкафах, а Линней лечил и лечил. Вскоре он стал зарабатывать больше любого стокгольмского врача.
— Да, — разговаривал он сам с собой. — Ботаникой сыт не будешь. — И Линней разлюбил ботанику, по крайней мере, ему так казалось.
Линнею было тридцать два года, когда он женился. Пять лет он ждал свою невесту, а она его. И все за тем, чтобы поссориться в первые же дни супружества. Впрочем, это было только «увертюрой» — они не ладили всю жизнь.
Практики было много, денег — тоже. И вполне понятно, что Линней вспомнил про свою первую любовь — ботанику. Теперь-то он мог позволить себе такую роскошь! А тут как раз умер профессор ботаники в Упсале — Рудбек. Кафедра ботаники оказалась свободна.
Линнею страшно хотелось занять эту кафедру, но дорогу ему перебили. И перебил ее некто иной, как старый враг Линнея, тот самый доцент Розен, который когда-то добился увольнения Линнея из Упсальского университета. Собственно Розен ничем не был виноват. Он был доцент, метил в профессора, имел право старшинства и получил кафедру. А что Линней знал ботанику лучше Розена — кому до этого было дело?
Через год в Упсале освободилась кафедра анатомии и медицины. Ее-то и получил Линней. Правда, это была не «ботаника», но все же он сделался профессором, а его жена — профессоршей.
Розен-врач читал ботанику, а ботаник Линней читал медицину. Обоим было не по себе, и они решили поменяться. Через год врач сделался профессором медицины, а Линней получил кафедру ботаники. Наконец-то!
— Изучайте свое отечество, путешествуйте, собирайте животных и растения. Я сам… — и тут Линней принялся рассказывать, как он в молодости бродил по Лапландии без гроша в кармане и питался сухой рыбой. Это была его вступительная лекция.
Линней-профессор повел дело круто. Ботанический сад в Упсале был мигом преобразован, на месте старого дома-развалины появился новый, библиотека росла не по дням, а по часам. Все лето Линней бродил со своими учениками по лесам и полям и натаскивал столько растений в город, что можно было подумать — они собирали не гербарии, а запасали сено. Гербарии росли, росли и коллекции животных. Ученики Линнея побывали и в Китае, и в Америке, и в Африке и в Индии и отовсюду привозили ценные материалы. Флора и фауна Швеции изучались так старательно, что вскоре Линней мог дать полные списки и описания шведских животных и растений. Своих учеников он заставлял делать самые разнообразные исследования, проверяя их и присматривая за ними. Когда он собрал и опубликовал все эти «диссертации», то получилось семь увесистых томов. Там было все: и растения, употребляемые в корм скоту, и описания отдельных растений — березы, смоковницы и других, и описания животных, и сочинение «о сне растений», и «душистые растения», и много-много другого. Всего до ста пятидесяти работ.
— А мухомор? Мы забыли о мухоморе! — и очередной студент получал задание — исследовать мухомор и написать на эту тему «диссертацию».
Линней-врач и Линней-ботаник жили в тесной дружбе. И когда Линней заболел, то он быстро нашел лекарство. Оказалось, что земляника великолепнейшее средство от ревматизма, так, по крайней мере, думал Линней. Он съел целые горы земляники, и — выздоровел. Пришлось и на эту тему написать статейку. Но еще более чудодейств