Человеческая гавань — страница 2 из 60

— Примерно две тысячи лет назад тут была только вода. Единственное, что виднелось над ее поверхностью, — это маяк. Или, вернее, только скала. Никакого маяка, ничего. И только этот камень. Остальное тогда было под водой. Представляешь?

Андерс опустил взгляд вниз. Под ногами стелился мягкий мох, растущий вокруг камня. Когда он поднял взгляд, Сесилия внимательно смотрела на море и материк. Она прижала руку к груди, как будто боялась чего — то, и сказала негромко:

— Это правда?

— Думаю, да. Правда.

И тут для Андерса что — то поменялось. Он вдруг стал видеть то же самое, что и она. Раньше, слушая эти рассказы, он никогда не представлял себе все это наяву. Ему всегда было интересно слушать рассказы отца, но он никогда не видел мысленным взором то, о чем шла речь. Теперь он увидел, увидел по — настоящему.

Он увидел, что все вокруг — ошеломляюще новое. Он увидел, что тут было совсем недавно. Их остров, их дом, даже старые лодочные сараи — всего только кубики на древней горе. У Андерса даже засосало в животе, когда он подумал про глубину веков. Он почувствовал себя таким бесконечно одиноким во всем этом мире. Море, море до самого горизонта. Все вокруг было немым и бездушным.

Андерс почувствовал дыхание Сесилии. Он повернул голову и увидел ее лицо — совсем рядом. Она смотрела ему в глаза и быстро дышала. Ее рот была так близко от его, что он почувствовал легкий запах жвачки «Джуси фрут».

Потом Андерс не мог этого понять, как это случилось, но он не колебался ни секунды. Он нагнулся вперед и поцеловал ее, совершенно не думая, что он делает. Он просто сделал это, и все.

Ее губы были напряженными и твердыми. С той же самой непонятной для него самого решимостью Андерс засунул между ними язык и коснулся ее языка. Опьяненный совершенно новыми ощущениями, он ни о чем не думал, он просто не знал, как вести себя дальше.

Он лизал ее язык своим и чувствовал наслаждение, но в то же время думал — а вот потом люди начинают обниматься. Но даже если это и так, то все равно он не осмелился… Он не мог, он не знал и… нет, он не хотел.

Задумавшись, он перестал двигать языком, даже не заметив этого. Теперь это делала она. Андерс чувствовал благодарность и радость, все сомнения ушли. Когда она немного отстранилась и просто поцеловала его, он понял: все прошло хорошо.

Он первый раз поцеловал девочку, и все прошло хорошо. Его лицо пылало, ноги ослабели, но все прошло хорошо! Андерс посмотрел на Сесилию и увидел, что и она думает то же самое. Когда он увидел, что она улыбается, он тоже улыбнулся. Она это увидела и улыбнулась еще радостней.

Секунду они смотрели друг другу в глаза и просто улыбались. Затем, смутившись, они снова стали смотреть на море. Андерс больше не думал, что оно выглядит пугающе, и не понимал теперь, как он мог так думать.

Это самое прекрасное, что только может быть. Самое прекрасное в мире.

Он сказал это вслух. И это на самом деле так.

Они спустились с камня и пошли по ельнику, держа друг друга за руки. Андерсу хотелось кричать и петь от счастья.

Внутри его кипела радость, такая, что становилось больно в груди.

Мы вместе. Я и Сесилия. Мы теперь вместе.

Ховастен (февраль 2004)

— Ты только посмотри, какой день. Просто невероятно!

Сесилия и Андерс стояли около окна в гостиной и смотрели на фьорд. Лед был покрыт снегом, солнце ярко светило, на небе не было ни единого облачка. Пейзаж напоминал искусную фотографию.

— Дайте, дайте и мне посмотреть! Пустите!

Из кухни, топая ножками, примчалась Майя. Андерс едва успел открыть рот, чтобы в сотый раз предупредить ее, но опоздал: на гладком деревянном полу ее ножки в вязаных носочках поскользнулись, и она со всего маху хлопнулась на спину около его ног.

Андерс бросился вперед утешить дочку, но она немедленно откатилась в сторону. В ее глазах стояли злые слезы. Она закричала:

— Чертовы носки!

Затем она яростно сдернула их с ног и швырнула об стену, поднялась и снова убежала на кухню.

Андерс и Сесилия посмотрели друг на друга. Они слышали, как Майя что — то ищет в ящиках на кухне.

Что?

Сесилия побежала на кухню, пока Майя не вывалила все содержимое кухонных шкафов и не повредила себе что — нибудь. Андерс снова повернулся к окну и продолжил смотреть на сияющий день.

— Нет, Майя! Подожди! Майя!

Майя выбежала из кухни с ножницами в руках, Сесилия спешила за ней. Пока никто не успел остановить ее, Майя схватила свой носок и стала его резать.

Андерс схватил ее за руки и отобрал ножницы. Майя вся дрожала от гнева и пинала носок:

— Дурацкие глупые носки! Я вас ненавижу!

Андерс обнял дочь и зажал ее руки:

— Майя, это не поможет. Носочки ведь ничего не понимают.

Майя гневно забилась в его объятиях:

— Я их ненавижу! Дурацкие носки!

— Да, но все равно нельзя…

— Разорву, разорву! Отдай их мне!

— Ну, успокойся, малышка. Успокойся.

Андерс сел на диван, не отпуская Майю. Сесилия села рядом. Они мягко начали уговаривать Майю, гладили ее по волосам. Через пару минут Майя перестала дрожать, ее сердечко стало биться спокойней, тельце расслабилось. Андерс сказал весело:

— Давай наденем ботиночки, если хочешь?

— Я хочу ходить босиком.

— Нет, босиком нельзя. Пол очень холодный.

— Босиком!

Сесилия пожала плечами. Майя почти никогда не мерзла. Даже при минусовой температуре она могла носиться в одной футболке, если ее никто не останавливал. Спала она обычно не больше восьми часов. Ну, разве что когда болела или очень уставала, то могла проспать больше.

Сесилия взяла ножки Майи в свои руки и подула на них:

— Сейчас тебе в любом случае придется одеться. Мы пойдем на прогулку.

Майя села на коленях у Андерса:

— Куда?

Сесилия показала рукой в сторону окна:

— На Ховастен. На маяк.

Майя подскочила и бросилась к окну. Старый маяк возвышался над горизонтом. До него было километра два, и они так ждали подходящего дня, чтобы дойти до него, что говорили об этом всю зиму.

Плечи Майи опустились.

— Мы туда пешком пойдем?

— Мы думали пойти на лыжах, — сказал Андерс, и едва он успел договорить последнее слово, как Майя соскочила с его колен и помчалась в коридор.

Две недели назад она получила в подарок на день рождения свои первые лыжи и уже через день бегала на них довольно ловко. Видимо, она была очень одарена от природы. Через две минуты она примчалась обратно, одетая в куртку, шапку и рукавицы.

— Ну пойдемте!

Несмотря на ее бурные протесты, родители собрали пакет с едой — кофе, шоколад и бутерброды. Затем они собрали лыжи и вышли к заливу. Ветра не было уже несколько дней, и свежевыпавший снег лежал на ветках елей. Куда ни глянь — все кругом было белым — белым — белым. Невозможно было даже представить себе, что когда — то снова настанет тепло и все вокруг позеленеет. Наверное, даже из космоса Земля выглядела как снежок, белый и круглый.

С лыжами Майи пришлось повозиться — она никак не могла стоять спокойно. Когда крепления были застегнуты, а резинки палок надеты на руки, она немедленно заскользила вперед, крича:

— Посмотрите на меня! На меня посмотрите!

Благодаря ее ярко — красной куртке родителям не приходилось волноваться: даже когда она отбежала на добрую сотню метров, ее все равно было видно — яркое красное пятно на белом.

Да, в городе все было совершенно по — другому. Там, когда Майя убегала вперед, чтобы посмотреть что — то, Андерс и Сесилия шутили, что им нужно поставить на нее GPS — приемник. Шутки шутками, но в некоторых случаях это и впрямь было бы нелишним. Но уж слишком эпатажным.

Продвигались они быстро. Далеко впереди Майя пару раз падала, но быстро поднималась на ноги и шла дальше. Андерс и Сесилия двигались по ее следам. Когда они прошли примерно пятьдесят метров, Андерс обернулся.

Их дом стоял далеко на мысу. Из трубы поднимался дым. По обе стороны от домика — две занесенные снегом сосны. Дом был довольно паршивый, плохо построенный и плохо прибранный, но с этого расстояния он смотрелся настоящим раем на земле.

Андерс достал из рюкзака свой старый «Никон», приблизил изображение и сделал кадр на память, затем убрал камеру и поспешил вслед за своей семьей. Ну и что, что в доме кривые стены и покосившийся пол. Все равно это рай на земле — их собственный рай.

Через пару минут он нагнал своих. Сначала он думал, что пойдет первым — будет прокладывать лыжню для Майи и Сесилии: снег был толщиной в десять сантиметров. Но Майя отказалась: это она будет прокладывать путь, она будет указывать им дорогу!

Лед был прочным, так что беспокоиться было не о чем. С материка послышался негромкий шум — это какая — то машина направлялась на Думаре. Издалека автомобиль казался маленьким, как муха. Майя остановилась и уставилась вперед:

— Это настоящая машина?

— Да, — сказал Андерс, — а как может быть иначе?

Майя не ответила: она продолжила смотреть на машину, которая направлялась на мыс с противоположной стороны острова.

— А кто ее ведет?

— Какой — то дачник, наверное. Может, искупаться хочет.

Майя улыбнулась и посмотрела на него с непередаваемым выражением лица — удивленным и ироническим одновременно.

— Папа. Искупаться? Сейчас?

Андерс и Сесилия засмеялись. Машина исчезла за мысом, оставив за собой только дымок.

— Из Стокгольма. Хотят посмотреть на свой летний домик и на лед, наверное.

Майя удовлетворилась ответом и пошла дальше. Как вдруг она снова повернулась к родителям:

— Почему мы не стокгольмцы? Мы ведь живем в Стокгольме.

— Ну, мы — то с тобой настоящие жительницы Стокгольма, — сказала Сесилия, — а вот папа нет. Потому что его папа был не из Стокгольма.

— Мой дедушка?

— Да.

— А кто же он тогда?

Андерс ответил серьезным тоном:

— Рыбак.

Майя кивнула и посмотрела на маяк, выступавший на светлом небе.