К высказываниям Буша можно добавить вывод: успешный художник или исполнитель становится интересен не только своим творчеством, но и как личность – то есть, по сути, становится харизматичным. Одно из следствий славы состоит в том, что мы желаем смотреть на этих людей, читать о них и изучать их. На литературоведческих конференциях никто, как правило, не отваживается сколько-нибудь негативно отозваться о тех, кого мы считаем классиками. Вы когда-нибудь слышали что-нибудь плохое о Шекспире, Моцарте или Замятине? На самом деле, предосудительные свойства их характера, такие как сквернословие Моцарта или распутство Пушкина, нередко становятся частью мифа. Но бывает так, что чем больше мы узнаем об этих личностях, тем виднее, что в некоторых отношениях, а иногда и во всех, они скучны, ничем не примечательны, а то и отвратительны. В некоторых случаях одной только славы или успеха бывает достаточно. Наш интерес к таким людям показывает, что, если в нашем восприятии они наделены некоей властью, мы начинаем находить в этих новых «высших существах» особое обаяние. Вспомним многочисленных иностранных гостей, очарованных Гитлером или Сталиным. Такая угодливость, вероятно, в большинстве случаев приносит нам репродуктивную пользу, особенно когда за ниточки дергают те, кто занимает высокое общественное положение. Так начинаются стихийные всеобщие восторги, в результате которых простой смертный возвышается до статуса полубога.
И последнее соображение. Как выразился Андре Агасси, «имидж – всё», и не только в теннисе, но и в описываемом процессе. Незамеченное действие едва ли сработает на харизму. Очевидно, что для обретения харизмы необходимо привлечь внимание, лучше всего посредством исключительно удачных действий или каким-то образом создав их видимость. В этом отчасти и состоит смысл «создания особых вещей». Иногда это достигается вопреки истинному положению вещей. В «Ночи свастики» (1985) К. Бур декин нацисты в далеком будущем поклоняются портретам Гитлера, имеющего арийскую внешность: на них он светловолосый и голубоглазый, хотя в жизни, конечно же, таким не был. В «1984» изображения Старшего Брата увеличены, чтобы он выглядел крупнее, чем в жизни. Плакаты с его «громадным лицом» слишком велики, чтобы висеть в помещении [Оруэлл 1989:22]. Власти транслируют по телевидению кадры: голова Старшего Брата, «полная силы и таинственного спокойствия, – такая огромная, что заняла почти весь экран» [Там же: 30]. Такие же изображения Голдстейна приводят толпу в исступление ненависти. Аналогичным образом и в «Мы» тщательно искажаемые изображения играют решающую роль в культе Благодетеля.
4. Благодетель
Чтобы наглядно увидеть процесс действия харизмы, достаточно взглянуть на одного низвергнутого кумира. Миф может быть разрушен в одно мгновение. В 1984 году Гэри Харт в течение нескольких недель казался героем дня. Его предвыборная команда тщательно оттачивала его образ как преемника традиций Кеннеди. Но во время дебатов накануне решающих первичных выборов в Джорджии Уолтер Мондейл проколол этот пузырь двумя короткими словами: «Где мясо?» – фразой, которую произносила актриса Клэр Пеллер в рекламе гамбургеров для сети Wendy’s. Внезапно став мишенью эффектной шутки, Харт так и не смог спасти свою тонущую кандидатуру. Изложив свою предполагаемую политическую программу, он добавил: «Вот и мясо» – но это лишь усугубило ущерб. Человеку, на которого устремлены внезапно ставшие скептическими взгляды всей нации, никакое мясо не поможет.
Мы достаточно хорошо понимаем эту изменчиво-подвижную силу, с помощью которой политические агитаторы, пиарщики и реклама умышленно пытаются навязать нам подобные иллюзии. Один из способов, убедительно показанный в «Мы», состоит в том, чтобы применить к харизматическому лидеру элементы традиционного культа героя, в данном случае ортодоксального христианства. До недавнего времени религия неизменно служила опорой государственной власти. Даже атеистические режимы использовали устойчивые паттерны эмоционального реагирования: об этом свидетельствует невероятная шумиха вокруг «нетленного» тела Ленина, агиографические трактовки его юности, а также мартирология первых большевиков, похороненных у подножия Кремлевской стены. Конечно, в случае Советского Союза эта эрзац-религия не имела длительного успеха.
Д-503 никогда не знал религии, учитывая, что она была отменена в далеком прошлом. Тем не менее он признает сходство между ритуалами Единого Государства и обрядами древнего христианского прошлого. Он сравнивает публичную казнь с литургией, а День Единогласия – с Пасхой, используя выражения вроде «готическая тишина» и «жертва» [168]. Следует помнить, что роман в первую очередь обращен к русскому читателю первых лет советской власти, который, вероятно, в младенчестве был крещен в православие и знал это прошлое не понаслышке. Д-503 описывает лица в аудиториуме, напоминающие освещенные свечами иконы, как в Православной церкви [168]. Наконец, благодаря этому обряду наш рассказчик обычно испытывает своеобразное духовное очищение. Любой христианин – и не только – отметит, что Д-503 пишет местоимения, относящиеся к Благодетелю, с прописной буквы и называет его «новый Иегова» [232]. Да и само это слово, содержащее элемент «благо», имеет подчеркнуто сакральное звучание, напоминая о божественной благодати. Другое наименование вождя, «Нумер из Нумеров» [183], явным образом имитирует титул «царь царей». Это выделяет «Его» из прочих – решающий шаг в создании харизмы, свидетельствующей, что «Он» заслуживает почестей как выдающаяся личность. «Он» наделен единственным в тексте именем, не состоящим из букв и цифр. «Он» носит белые одежды, необычные, характерные для священнослужителей. Возможно, еще теснее режим связан с Восточной православной кафолической церковью либо Римско-католической церковью. Д-503 называет христиан «единственные наши (хотя и очень несовершенные) предшественники» и напоминает, что «мы – говоря словами “Евангелия” древних – единая Церковь»; единая, иными словами, кафолическая [224, 230].
Разумеется, эта параллель между Церковью и утопией весьма широко распространена, особенно в том, что касается поклонения всемогущему вождю. Следует помнить, что точкой опоры большинства монархий зачастую служило почти полное слияние церкви и государства. Антиутопические режимы, однако, пытаются насаждать безусловно ложную (с точки зрения автора) веру, как это было в СССР. М. Этвуд в «Рассказе служанки» (1985) переносит движение так называемых религиозных правых – направление современного протестантского фундаментализма – в антиутопическое будущее: чтобы добиться политического повиновения, там скандируются библейские лозунги, а противников режима «спасают» путем публичного повешения – так во время инквизиции людей казнили ради спасения их души. Аналогичную роль публичные казни играют и в «Мы»: направляя всю народную ненависть на осужденных, режим разжигает в управляемых гражданах идеологическую горячку.
Показательна и сама стилистика, выбранная для именования вождя. Титулы монархов часто растягиваются на целые абзацы, но Благодетель отдает предпочтение крайней простоте. Подобно именам Пеле, Эйсебио, Шер, Либерале, Стинга, Бейонсе или слову, которым в народе называют почти любого монарха, «Его» мононим подчеркивает «Его» уникальные способности или высокое положение. Очевидно, что пиарщики Благодетеля как следует отшлифовали «Его» образ, сведя его к нескольким тщательно подобранным деталям. Все, что известно о «Нем» Д-503 и, соответственно, читателю, – это «Его» имя и факт, что «Он» обладает абсолютной властью над жизнями «своих» граждан. Тайна «Его» происхождения, способ, которым «Он» достиг высшей власти, и многое другое покрыто сакральным молчанием.
Харизма, как правило, заполняет лакуны в нашем знании о чем-то жизненно важном, в данном случае о якобы выдающемся качестве, которое отличает «Его» от прочих. Поэтому так важно, чтобы в наших знаниях имелись пробелы, которые мы могли бы заполнить намеками на сверхъестественное. Харизматики обычно прибегают к гораздо большему или гораздо меньшему количеству деталей, чем диктует общепринятая норма: суть в том, чтобы показаться необычным и извлекать выгоду из дальнейшей дезориентации наблюдателей. Стиль барокко говорит о богатстве, элегантная классика – об уверенности в себе. Замятинский режим делает выбор в пользу второго. Обратите внимание на скупость деталей и величественность «Его» явления народу:
А наверху, на Кубе, возле Машины – неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными, квадратными очертаниями. Но зато руки… Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане, поставленные руки – выходят огромными, приковывают взор – заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки – ясно: они – каменные, и колени – еле выдерживают их вес…
Единственное движение этих рук – «медленный, чугунный жест» [169]. «Его» язык тела сдержан – из тех же соображений простоты. В описании Д-503 «величественным шагом первосвященника Он медленно спускается вниз, медленно проходит между трибун…» (курсив мой. – Б. К.) [170]. Во время их необыкновенной беседы Д-503 отмечает, как движется «Его» рука: «стопудово – медленно поползла» [281].
Подчеркивание роста, огромных рук Благодетеля симптоматично. Пинкер отмечает: «В большинстве обществ охотников-собирателей для обозначения лидера, вождя используется слово “большой человек”, и обыкновенно вождем действительно является человек большого роста» [Пинкер 2017: 544]. Один из способов казаться выше ростом – понизить точку отсчета, особенно в отношении соперников. Невысокому Сталину не нравилось, когда его заслоняли более высокие мужчины. Лидеры часто хотят, чтобы их видели стоящими в одиночестве, желательно на возвышении, возносящимися над толпой. Есть еще один вариант – полностью устранить потенциальных соперников. На протяжении романа Д-503 упоминает многих людей, которые были знамениты в нашу эпоху или ранее, но в этот список не входит ни одного имени правителя Единого Государства за все 800 лет его существования, за исключением Благодетеля. Куда девалась вся предшествующая история режима? Провалилась в оруэлловскую «дыру памяти»? Так или иначе, в Едином Государстве может быть только один герой – Благодетель.