Искусство в романе порой выступает на стороне революции, по сути на стороне человеческой природы. В тексте кратко описывается фортепианная пьеса Скрябина, упоминается бюст Пушкина и излагается ироничный набросок R-13 к поэме об Адаме и Еве – всего этого недостаточно. Есть и еще один возможный пример. В эпизоде казни «преступника» R-13 декламирует откровенно подрывные стихи: Д-503 потрясен тем, что его друг пространно цитирует святотатственные строки о Благодетеле, очевидно написанные осужденным. Как уже говорилось, R-13, скорее всего, воспользовался случаем, чтобы высказать собственные бунтарские взгляды, – недаром поэт выглядит таким взволнованным, к удивлению Д-503 [169].
Тем не менее самой мощной и всепроникающей революционной силой в «Мы» выступает именно естественное человеческое искусство: его воплощает сам роман. Морсон отмечает, что утопическая литература часто маскируется под роман в качестве «обертки» для своих пропагандистских целей. С замятинским текстом все наоборот: вначале он предстает как пропагандистское послание, но вскоре раскрывается как роман. По словам Морсона, антиутопический роман, противоположный, а зачастую и пародирующий утопический, с точки зрения жанра представляет собой «анти-антироман»; следовательно, в нем, как правило, подчеркиваются характерные свойства романа, в частности присутствие индивидуальной личности, со всеми вытекающими последствиями [Morson 1981:77,92,117; 6]. В данном случае такой личностью оказывается наш начинающий рассказчик Д-503, утверждающий, что не разбирается в тонкостях письма. Но вскоре он преуспевает в творчестве. Если – во многом благодаря рукописи Д-503 – Замятина называют одним из величайших русских писателей XX века, то, несомненно, следует признать, что Д-503 не менее значительная фигура для XXX века. Его рукопись представляет собой самый действенный акт индивидуалистического восстания – учитывая, что из-за удаления фантазии его эмоциональное и интеллектуальное развитие оборвалось, 1-330 обманула его сексуальные ожидания, а его незаконного ребенка от 0-90 ждет неопределенное будущее. Как роман рукопись Д-503 продолжает развенчивать социальную инженерию и стандартизацию; она остается бунтом во имя человеческой природы1.
Исходя из этих соображений, мы начинаем понимать, почему так много внимания в романе уделяется собственно рукописи Д-503. Трудно представить, каким был бы роман, если бы Д-503 не вознамерился изложить практически все свои мысли на бумаге. Конечно, результатом стал сам роман, но смог бы Замятин сообщить нам столь многое, если бы не главный герой писал текст, а всеведущий повествователь от третьего лица? Писательский долг Д-503 заставляет его отметить и готовящееся восстание Мефи, и шаткость Единого Государства, и собственное растущее инакомыслие. Стремление «создавать особые вещи» вскоре сказывается в растущей одержимости Д-503 своим дневником. Манера письма Д-503 обеспечивает взгляд на события изнутри и неизбежно формирует наше понимание этих событий. Более того, рукопись Д-503 не только напрямую влияет на основной сюжет, но и определяет его[88][89]. По словам Г. Розеншильда, «едва Д-503 берется за дневник, его взгляды, как ни странно, начинают расходиться с государственными» [Rosenshield 1979: 82]. С этим согласен Эдвардс, когда говорит о «способности искусства завладевать писателем, изменять его и вести к истине» [Edwards 1982: 74]. Как предполагает П. Парриндер, «бунт Д-503 неотделим от его писания» [Parrinder 1973: 25]. И это бунт не только для Д-503, но и для его читателей XX века, учитывая опасные свойства рукописи. Парриндер предполагает, что «“математически совершенное государство” ошиблось уже в том, что поощрило своих граждан к литературному самовыражению» [Там же]. Ведь пишет не один Д-503. Пишущим часто можно увидеть соседа главного героя, и многие нумера стоят в очереди в Бюро Хранителей с листками и тетрадками [290]. Вполне возможно, что писание так же действует и на них. Напомним, что Д-503 начинает вести дневник, откликнувшись на призыв Государства нести пропаганду на другие планеты, – эта литература должна была составить весь первый груз «Интеграла». Очевидно, что такая политика непременно принесет Государству непредвиденные проблемы.
Вследствие того что главный герой является и основным рассказчиком, центральной, если не единственной точкой конфликта оказывается его сознание. Как отмечает Парриндер, в результате того, что Д-503 взялся за перо, «настоящее поле битвы» романа «находится у него в голове» [Parrinder 1973: 23, 24]. Если, как говорит 1-330, «человек – как роман» [246], то романы должны чем-то напоминать людей, и это чревато новыми последствиями. Хорошие романы помогают сформировать это восхитительное и непокорное существо – человека, обладающего цельной личностью, способного мыслить самостоятельно, подобно еретикам, которых Замятин так часто идеализировал в своих статьях. Это быстро встречает противодействие со стороны режимов, подобных Единому Государству: Морсон называет гипнопедию, гипноз, промывание мозгов и лоботомию методами «превентивной эпистемологии», практикуемыми в литературной утопии, чтобы предотвратить психологическую интеграцию личности [Morson 1981: 128]. Художественное письмо, с другой стороны, способствует душевной цельности [246]. В этом и заключается основное очарование рукописи для Д-503, Замятина и нас, их читателей, поскольку цельность распространяется на всех причастных. Еще одна особенность великой литературы в том, что она создает правдоподобные модели человеческих личностей – Д-503 проделывает это с самим собой. Творчество повышает нашу чувствительность к собственному внутреннему опыту, а в результате мы лучше понимаем других людей – это, по мнению Хамфри, безусловно, «биологически адаптивная черта» [Humphrey 1983: 69]. Подобные модели помогают нам определять, кому мы можем доверять как союзникам, и предвидеть действия противников, одновременно скрывая наши собственные намерения.
2. Рукопись в сюжете
Замятин делает все возможное, чтобы мы обратили внимание на саму рукопись Д-503: она неоднократно, почти навязчиво упоминается в повествовании, которое она же и содержит. На нее падает слеза 0-90 и размывает чернила [151]. Позже Д-503, стремясь избавить 0-90 от дальнейших слез, прячет под страницами рукописи талон 1-330 на сексуальную близость [212]. Он утаивает цифры буквенно-цифрового имени Ю – из страха, «как бы не написать о ней чего-нибудь плохого» [171], что она может увидеть. Затем герой прочитает Ю отрывок из дневника [220] и тем самым запустит роковую и юмористическую цепь событий. Сочтя, что писания Д-503 содержат образцово-показательную пропаганду, Ю возвращается, чтобы просмотреть рукопись без свидетелей. Так она узнает о заговоре Мефи с целью захватить «Интеграл» и срывает его, законопослушно сообщив об этом властям [260, 274]. Восстановив эти неизвестные ему события, Д-503 замышляет убийство Ю. Детали его преступного плана необычны: Д-503 оборачивает обломанный поршневой шток той самой рукописью, которую читает читатель романа. Возможно, страницы его дневника добавили бы несколько граммов веса этому тяжелому тупому орудию убийства, но на самом деле написанные к этому моменту тридцать четыре записи, скорее всего, смягчили бы удар. Тем не менее они позволяют Д-503 осуществить свой план насильственного преступления. Правда, нападение срывается: Ю принимает поведение Д-503 за любовную игру и раздевается [276–279]. Зато потом он использует те же страницы, чтобы увековечить ее конфуз, равно как и другие нелепые аспекты Единого Государства; он буквально уничтожает в нашей оценке и ее, и общество, которому она верна. Морсон сравнивает многочисленные упоминания рукописи как материального объекта с «приемами Стерна и Шкловского» и приходит к выводу, что «в “Мы” рассказана история о нас». Он объясняет автореферентные черты «Мы» его «пограничным» жанром антиутопического романа [Morson 1981: 134–135]. В некотором важном смысле сам роман становится предметом манипуляций, яблоком раздора, и поэтому процесс его написания притягивает к себе все больше внимания.
Но рукопись влияет на поведение Д-503 сильнее, чем можно предположить по всем этим довольно нелепым событиям. Она буквально привязывает его к его столу и к своим страницам. Обязанности автора, которые добровольно взял на себя Д-503, заставляют его посвящать этому труду значительную часть своего времени, а порой идти ради него на серьезный риск и личные жертвы. Примером может послужить эпизод, когда Д-503, усевшись на компрометирующие страницы, дабы спрятать их от пришедших с обыском Хранителей, делает заведомо фальшивые записи, которые может им предъявить [249]. В другом случае, вместо того чтобы побежать и догнать 1-330 после их последней приватной встречи, он предпочитает запечатлеть это свидание на бумаге [287]. Наконец, когда Д-503 делает записи в общественном туалете, его захватывает толпа и вынуждает подвергнуться хирургическому удалению фантазии.
Но власть, которую рукопись приобретает над Д-503, отчетливее всего проявляется именно в его ежедневном труде над новыми записями. Как любой начинающий писатель, Д-503 одержим этим занятием. Он не раз описывает сам процесс письма, как правило указывая время, место и обстоятельства, в которых делает каждую запись. Иногда он упоминает номер страницы, над которой работает [151,212,227]. Дневник не остается незамеченным и другими персонажами: его проверяют Хранители, а 0-90 даже вспоминает, что ее слеза капнула именно на седьмую страницу [212]. Постепенно сам факт, что Д-503 пишет, приобретает важность и для него, и для его знакомых, а также для нас. Это говорит о переменах, которые происходят в Д-503 и в его читателях под воздействием рукописи.
3. «The Medium Is the Message»
Как правило, выбор жанра сильно влияет на основную идею, передаваемую текстом. Манера письма Д-503 оказала глубокое воздействие на получившийся в итоге роман. До тех пор пока махинации 1-330 не освобождают его от официального распорядка дня, Д-503 обычно пишет в положенные ему Личные Часы. Примечательно, что он отдает письму время, которое обычно отводится на половые сношения. За единственным очевидным и