ьшим умением, все большим счастьем, радостью и светом в этом преходящем мире. Но широко мыслящий человек не может принять подобное возражение; он обязан понимать, что до тех пор, пока человек не реализовал божественное и идеальное в своей жизни (а вполне возможно, даже когда реализовал, поскольку божественное есть бесконечное), именно прогресс, а не состояние неподвижности является необходимым и желательным законом жизни. Конечно, речь идет не о какой-то безумной погоне за новшествами, но о постоянном движении ко все более полному раскрытию истины духа, мысли и жизни не только в индивиде, но и в коллективе, в общественной деятельности, в укладе, идеалах, характере, которые приобретает общество в своем напряженном стремлении к совершенству. И он обязан понимать также, что обвинение против религии, не в своем заключении, но в своей предпосылке, имело какие-то основания, и даже серьезные основания: и дело не в религии как таковой, но в том, что исторически и фактически официально сформировавшиеся религии, со своими священнослужителями и последователями, слишком часто были силой реакционной, слишком часто поддерживали своим авторитетом силы тьмы, тирании и невежества, и потребовалось отрицание религии, восстание угнетенного человеческого ума и сердца, чтобы исправить эти ошибки и вернуть религии истинное предназначение. И зачем это было нужно, если религия является истинным и просвещенным водителем и законодателем всей человеческой деятельности и всей человеческой жизни?
Нам нет необходимости следовать всем рассуждениям рационали-стического или атеистического ума, агрессивно нападающего на религию. Например, нам нет необходимости излишне заострять внимание на суевериях, заблуждениях, насилии, даже преступлениях, которые церкви, культы и вероисповедания одобряли, допускали, санкциони-ровали, поддерживали или насаждали и совершали ради собственной своей выгоды и простое перечисление которых заставляет человека воскликнуть вслед за римским поэтом-атеистом: «В какие беды и не-счастья религия ввергает человечество!». С таким же успехом можно вспомнить обо всех преступлениях и ошибках, совершенных во имя свободы или общественного строя, которых достаточно для того, чтобы скомпрометировать идеал свободы или идеал общественного строя. Мы не можем игнорировать, например, обагренный кровью и выжженный огнем след, который оставило после себя официальное христанство в истории средневековой Европы, начиная едва ли не с эпохи Константина — первого часа своего мирского триумфа — вплоть до совсем недавнего времени, или кровавые деяния такого института, как инквизиция, иллюстрирующие притязание религии на роль светоча истины и законодательной власти в этике и общественной жизни, или религиозные войны и широкомасштабные политиче-ские преследования, иллюстрирующие притязание религии на право управлять политической жизнью человечества. Но мы должны выявить корень этого зла, который кроется не в истинной религии как таковой, но в ее инфрарациональных пластах, не в духовной вере и духовном стремлении, но в нашем человеческом невежестве, не делающем различия между религией и отдельными вероисповеданием, сектой, культом, религиозной общиной или церковью. Предрасположенность к этому заблуждению настолько сильна в человеке, что даже древнее терпимое язычество убило Сократа во имя религии и нравственности, слегка притесняло чужеземные религии вроде культа Изиды или Митры и более решительно преследовало религию ранних христиан, которую полагало губительной и антиобщественной. Даже еще более терпимый по сути своей индуизм, со всей своей духовностью, широтой взглядов и просвещенностью, в силу этой предрасположенности какое-то время находился во враждебных отношениях с буддистом, джайном, шива-итом и вайшнавом и подвергал их регулярным, хотя и непродолжительным преследованиям.
Основная причина исторической несостоятельности религии как водителя и организатора человеческого общества кроется именно в этом. Церкви и вероисповедания, например, всеми силами препятствовали развитию философии и науки, сожгли Джордано Бруно, заключили в тюрьму Галилея и занимали настолько агрессивную позицию в отношении философии и науки, что тем пришлось в порядке самозащиты наброситься на Религию и разрушить ее до основания, чтобы расчистить пространство для законного своего развития. Все произошло потому, что люди, ослепленные темными страстями своей витальной природы, рассуждали следующим образом: поскольку религия связана с определенными интеллектуальными представлениями о Боге и мире, которые не выдерживают научной критики, значит, всякую науку следует истребить огнем и мечом; научная и философская истина отвергалась ради сохранения религиозного заблуждения. Мы видим также, что ограниченный религиозный дух зачастую подавляет и обедняет радость и красоту жизни — либо в силу нетерпимого аскетизма, либо, если говорить о пуританском подходе, из неспособности понять, что религиозный ригоризм — это не вся религия, хотя, может быть, и важная ее часть, не единственный путь этико-религиозного постижения Бога, поскольку любовь, милосердие, мягкость, терпимость, доброта тоже (и даже более) божественны, а пуритане забывали или никогда не знали, что Бог есть не только чистота, но и любовь и красота. В политической жизни религия часто принимала сторону власти и препятствовала приходу и осуществлению более высоких политических идеалов, поскольку сама, в лице Церкви, находила поддержку у власти и смешивала религию с Церковью или выступала за ложную теократию, забывая о том, что истинная теократия есть царство Божие, а не царство Папы, духовенства или сословия священнослужителей. Равным образом религия часто поддерживала закостеневший и устаревший социальный строй, поскольку полагала, что ее собственная жизнь зависит от различных форм социальной жизни, с которыми она оказалась связанной на длинном отрезке своей истории, и ошибочно заключала, что даже необходимые изменения этих форм могут разрушить религию и угрожать ее существованию. Как будто такую могучую внутреннюю силу, как религиозный дух в человеке, можно разрушить чем-то столь незначительным, как изменение формы социальной жизни, или столь внешним, как социальная перестройка! В этом заблуждении, во всем множестве его проявлений, заключалась великая слабость религии прошлого — именно это дало возможность и основание интеллектуальному разуму, эстетическому чувству, социальному и политическому идеализму, даже этическому духу человека восстать против религии, которая должна была выражать его высочайшее стремление и закон.
Значит, в этом кроется единственная тайна расхождения между древним и современным, восточным и западным идеалами, а также единственная возможность их примирения. Оба идеала имеют под собой известные прочные основания, и конфликт их проистекает из непонимания. С одной стороны, истинно то, что религия должна играть главную роль в жизни, быть ее светом и законом — но это должна быть подлинная религия, какой она и является по своей внутренней сути, по основному закону существования, т. е. поиском Бога, культом духовности, открытием глубочайших пластов жизни души пребыва-ющему в нас Божеству, вечной Вездесущности. С другой стороны, истинно и то, что религия — когда она отождествляет себя только лишь с вероисповеданием, культом, Церковью, системой ритуальных формул — вполне может стать силой, тормозящей развитие, а потому человеческий дух может восстать против нее, чтобы освободить различные сферы жизни от ее влияния. У религии есть два аспекта: истинная религия и религиозность. Истинная религия — это религия духовная, которая стремится жить в духе, находящемся за пределами интеллекта, за пределами эстетического, этического и практического существа человека, и просвещать и направлять эти части нашего существа высшим светом и законом духа. Религиозность же, напротив, укореняется в некой ограниченной мистической экзальтации низших частей нашей природы или придает особое значение интеллектуальным догмам, формулам и ритуалам, некому жестко установленному моральному кодексу, некой религиозно-политической или религиозно-социальной системе. Конечно, не стоит совсем уж пренебрегать всеми этими вещами, считать их недостойными или излишними, а духовная религия не должна с презрением отвергать вспомогательную роль форм, ритуалов, вероисповеданий или религиозных систем. Напротив, человек нуждается в них, поскольку низшие части его природы должны возвыситься через экзальтацию, прежде чем смогут одухотвориться в полной мере, прежде чем смогут непосредственно проникнуться духом и подчиниться его закону. Когда человек обращается к внутренней жизни, его мыслящий и рассуждающий ум часто нуждается в интеллектуальной формуле, эстетическая природа или прочие части инфрарационального существа — в форме или ритуале, витальная природа — в жестко установленном моральном кодексе. Но все это — вспомогательные средства, а не сущность религии; именно потому, что они принадлежат рациональному и инфрарациональному планам, они и не могут быть чем-то боvльшим, и если им слепо следовать и придавать слишком большое значение, они даже могут препятствовать нисхождению супрарационального света. В том виде, какой они имеют, их можно предложить человеку в пользование, но не навязывать ему деспотической неумолимой властью в качестве единственного закона. Основное правило, которое следует соблюдать при их использовании, это сохранять терпимость и допускать возможность вариаций. Духовная сущность религии — это единственное, что является в высшей степени необходимым, мы всегда должны твердо держаться ее и подчинять ей все прочие элементы нашей природы или мотивы нашей деятельности.
Но здесь появляется некая двусмысленность, которая привносит еще более глубокое расхождение. Ибо под духовностью религия, похоже, часто подразумевает нечто, далекое от земной жизни, отличное от нее и ей враждебное. Она осуждает стремление человека к земным целям как нечто, противоположное духовной жизни, а земные надежды человека — как иллюзорные и тщетные упования, несовместимые с его упованием на небеса. Таким образом дух становится чем-то отдаленным: человек может достичь его лишь отбросив жизнь низших частей своей природы. Он должен либо отказатьс