Чедерна и Йетри тренируются, лежа на лавке под палящим солнцем. Сначала они поднимали гантели, изготовленные из того, что попалось под руку, теперь качают пресс: прямо, с поворотом в одну сторону, в другую — чтобы работали все группы мышц. Тело надо методично лепить саниметр за сантиметром — многие этого не знают. Приходят в спортзал и выполняют три-четыре упражнения, все время одни и те же. Не понимают, чем занимаются.
Чедерна и Йетри по очереди усаживаются друг другу на лодыжки, теперь настала очередь Чедерны отдышаться. Когда Йетри сгибается и достает до колен, он слышит резкий запах Чедерны: запах пота, смешанный с тяжелым дыханием человека, испытывающего физическую нагрузку. Запах не противный, во всяком случае не очень.
— Мало качаешься, целочка! Ты похож на мешок картошки. Что с тобой?
Йетри устало скривляет лицо. Настроение у него не очень. После рейда в деревню он чувствует себя не в своей тарелке. Ночью снятся тревожные сны, которые он не может забыть даже днем.
— Не знаю, — говорит он. — Может, мне просто здесь надоело. Наверняка.
— Раз так, то открою тебе одну тайну: нам всем здесь надоело.
— Тебе-то что, тебе через неделю в отпуск.
Йетри разжимает пальцы рук под затылком, чтобы было легче. Дойдя до восьмидесяти отжиманий, он замирает, прижавшись спиной к лавке. В животе быстро стучит. Резкая боль в пояснице подтверждает, что он хорошо поработал.
— Чедерна?
— Чего?
— Помнишь дом, в который мы вломились вчера?
— По-твоему, это дом? Да это же выгребная яма.
— Может, не надо было так к ним врываться? Выломали этим бедолагам дверь.
— Это ты выломал им дверь.
— Ладно, какое это имеет значение.
— И вообще наплевать на эту дверь.
— Обычная семья.
— Да что ты несешь? Ты-то откуда знаешь? Эти подонки талибы здорово умеют маскироваться. Может, у этого мужика из задницы торчал запал динамита, а мы даже не заметили.
— Маттиоли выволок его за волосы. Не надо было так.
— Тот отказывался идти.
— Он испугался.
— Слушай, целочка, что на тебя нашло? Жалко стало? Знаешь, они этим здорово пользуются. Тем, что ты чувствуешь себя виноватым. Сначала глядят на тебя жалобно, а потом стреляют.
Йетри все равно до конца не убежден. Ему кажется, что они нарвались на семью бедняков. Он снова начинает отжиматься, хотя боль в спине еще не затихла. Поворачивается на девяносто градусов — то направо, то налево, чтобы укрепить боковые мышцы.
— А ты видел, как они относятся к женщинам? — спрашивает Чедерна.
— Это тут при чем?
— Старик, пятки не задирай! Очень даже при чем.
— У них другая культура.
— Слушай, мне эта песня про другие культуры надоела! Если культура дерьмовая, значит, она дерьмовая, и точка. Ничего не попишешь. Это как японская кухня.
— Японская кухня?
— Неважно. Кто-то ведь должен принести варварам цивилизацию, рано или поздно. Если не получается по-доброму, придется нам постараться. Эй, пятки-то не задирай!
Силы у Йетри на исходе. Осталось отжаться еще двенадцать раз.
— Не уверен, что мы здесь ради этого, — не сдается он, сжимая зубы.
— А ради чего же еще? Прикинь, если бы твою мать заставили носить паранджу. Я тебе точно говорю, арабы еще хуже китайцев. И евреев.
Они меняются местами. Йетри пытается вообразить мать, закутанную с головы до ног в длинное черное одеяние. Особой разницы по сравнению с тем, как она одевается, нет. В голове у него вертится один вопрос, но задать его он не решается. Всякий раз, поднимаясь, Чедерна выдыхает ему в лицо. Черт, какой же он сильный, такого еле удержишь! Вытатуированный у Чедерны на животе портрет краснокожего то сморщивается, то расправляется. Йетри все же не выдерживает:
— Слушай, можно тебя кое о чем спросить?
— Валяй, целочка!
— Что именно означает «еврей»?
Чедерна наморщивает лоб, не прекращая качать пресс.
— Что за дурацкий вопрос?
Йетри начинает оправдываться:
— Да нет… Просто ты упомянул евреев, и я… я просто спрашиваю…
— Идиотский вопрос. Еврей — это еврей, нет?
Ну вот, он покраснел. А ведь знал, что не надо было раскрывать рта. У него давно уже закрались сомнения, правильно ли он делает — он и сам не знает отчего, но только всегда как-то само собой выходит, что он раскрывается перед Чедерной. Всякий раз наступает на те же грабли.
— Я знаю, — говорит Йетри, пытаясь как-то выпутаться, — в общем, всю эту историю с Гитлером и концлагерями и так далее. Но… понимаешь… Когда смотришь на негра, видно, что он негр. А как распознать еврея?
Чедерна останавливается, тяжело дыша. Опираясь на предплечья, приподнимается. Сплевывает в сторону, потом задумчиво глядит на небо.
— Надежных способов узнать нет, — говорит он, — просто знаешь, что перед тобой еврей, и все тут. — Ему приходит в голову какая-то мысль, глаза на мгновение загораются. — Ну, и по фамилии ясно.
— По фамилии?
— Конечно. Например, этот, как его… Леви. Это еврейская фамилия.
— И все? По фамилии?
— И все, а чего еще? А ты как думал?
Чедерна снова принимается качать пресс. Йетри чувствует, как у него под ладонями натягиваются, а потом ослабевают сухожилия Чедерны.
— Ни фига ты не знаешь, целочка.
— Чедерна!
— Ну?
— Пожалуйста, не зови меня целочкой! Я тебя очень прошу.
— И не мечтай.
— Ну хотя бы перед другими.
— Перестану, когда ты перестанешь быть целочкой, целочка!
Йетри покусывает губу.
— А кстати, — говорит он.
— Чего?
— Так, ничего.
— Ладно, ты уже начал. Выкладывай!
Проклятие, он никак не может сидеть, закрыв рот! Ну почему Чедерна так ловко умеет развязать ему язык? Однажды Йетри уже попался, когда рассказал про девушек, и сейчас он чувствует, что делает еще один неправильный шаг, но остановиться не может.
— Как ты относишься к Дзампе?
Чедерна резко останавливается.
— Хо, хо, хо! Интересно! А ты зачем спрашиваешь?
— Так, из любопытства.
— Целочка влюбился в товарища по оружию!
— Тихо ты! Ты чего, я серьезно спрашиваю.
На лице Чедерны вновь появляется философское выражение, с которым он только что рассуждал про евреев. Йетри бесит, когда тот так себя ведет.
— Дзампа… Сиськи у нее ничего. А лицо некрасивое. И вообще, если женщина пошла служить в армию, значит, с ней что-то не так.
— Не знаю, — Йетри колеблется, засмущавшись, как мальчишка, — мне она вроде нравится. С ней интересно, вот.
— Ну, брат, ты и вляпался!
— Почему?
Чедерна уже сидит рядом с ним, вытирая майкой подмышки. Помимо индейца, у него цветные татуировки на бицепсах и еще одна, маленькая, на шее — наверное, делать ее было жутко больно. Каждая татуировка что-нибудь означает, связана с каким-то событием или воспоминанием, спроси его — Чедерна будет рад-радешенек объяснить. Некоторое время он молчит, чтобы помучить Йетри, а потом отвечает:
— Потому что она лесбиянка, понятно?
Йетри опускает голову. Лесбиянка! Да как же так? Все лесбиянки коротко стриженные, а у Дзампы длинные золотистые волосы.
— А ты откуда знаешь?
— Да ты чего, старик, это же видно невооруженным глазом! И вообще, если она не лесбиянка, неужели она бы сидела себе так тихо? Круглые сутки находится среди нас, классных мужиков, и ничего? Да ты что! У нее бы крыша поехала.
Йетри хочется развить тему, но разговор перебивает Верчеллин, который подбегает, размахивая руками, как безумный.
— Ребята, эй, ребята, пошли!
— Что такое?
Чедерна встает. Его гордый профиль на секунду закрывает Йетри солнце. Йетри тоскливо по множеству причин, которые он не может отделить друг от друга. А еще из-за шокирующего известия о Дзампе.
— Пошли, посмотрите, кого нашел Торсу, — говорит Верчеллин. — Вы такого еще не видели!
Добыча сардинца вызвала в третьем взводе всеобщую радость. Ребята его поздравляют, а он, чтобы насладиться славой, остается на ногах, хотя температура вновь подскочила. Все соревнуются, кто смелее: по очереди дотрагиваются до мертвой змеи — все, кроме Митрано, который, как оказалось, испытывает перед ползучими гадами первобытный страх. Кто-то предлагает змею полизать. С этим справляются только Чедерна и Симончелли — потом описывают ее вкус, противореча друг другу, так что становится ясно одно: на вкус змея омерзительная. Чедерна собирается снять змею с крючка и обмотать вокруг шеи, словно шарф, но остальные против. Они пускаются в пляс вокруг змеи — сперва по одному, затем выстаиваются паровозиком за Пеконе. Сержант Рене и еще несколько человек стоят в стороне, одобрительно посмеиваясь. Дзампьери залезает на стол и изображает эротический танец. Она гладит ладонями шею, грудь, спускается вниз, к лону, выписывая бедрами неровные круги. Затем соединяет ладони над головой, словно в молитве, и начинает вращать всем, чем можно, от запястий до лодыжек, подражая извилистому движению змеи. Йетри не может оторвать от нее глаз. Лесбиянка? Ну уж нет, на сей раз Чедерна попал пальцем в небо.
Вдоволь навеселившись, ребята приникают к мониторам, чтобы поделиться новостью со своими девушками, но до тех все доходит с трудом. Они только пищат «какая гадость, какая гадость» да хихикают, потому что слышат смех на другом конце. Тогда солдаты расходятся по базе, каждый пытается найти себе слушателей в других взводах: приходите посмотреть, приходите посмотреть, мы поймали змею! Экскурсии в штаб-квартиру третьего взвода продолжаются до позднего вечера. Со всех сторон в полутьме к Развалине стекаются дрожащие огоньки фонариков — всем охота поглазеть на пойманную змею. Приходит даже полковник Баллезио. Скрестив на груди руки и глядя змею, он заявляет:
— Мда, немало дряни порождает наша мать-земля! — Затем, чтобы защититься от сглаза, щупает яйца и уходит.
Лейтенант Эджитто привел в Развалину свою гостью, теперь они возвращаются в медпункт, он освещает ей путь. Эджитто направляет фонарик ей на ноги, пытаясь вспомнить форму ее икр, крепкие ли они. Он почти уверен, что однажды больно укусил ее за ноги и она страшно рассердилась.