Ты говоришь, что ты не человек. А что такое человек? Роберт – человек или нет? У него искусственные глаза, телекамеры вместо глаз, однако он видит лучше меня! Если человеку сделать искусственные руки и ноги, внутренние органы, влить синтетическую кровь, будет ли он, как и прежде, человеком? Безусловно! Человека определяет разум, его мозг. Мысль – вот что такое человек. Чего тебе не хватает? Кожного восприятия и вкусового? Ты забыл, как пахнут цветы? Или тебе недостаёт огромного, возбуждённого, сочащегося спермой члена между ног, чтобы воткнуть его в какую-нибудь красотку? Ты многого хочешь сразу. Твоё тело – лишь первая модель. Мы создадим тело ещё совершеннее. Хотя, не исключено, что такую вещь, как получение удовольствия от совокупления с женщиной, мы заменим на нечто более полезное. Потребность в женщине – это одна из зависимостей и несвобод для мужчины. Наркотик.
«Он, наверное, гей, – подумал я. – Или импотент.»
– Ответь мне, Алекс, – сказал он, – а почему ты всё же предпочёл влезть в чужое тело, хотя мог остаться в своём собственном?
– Да потому, что я иначе бы не выжил! Как только я попал на борт корабля, я понял, что все, находящиеся там, – покойники! Вы заставили меня так поступить! – я почти кричал.
– Нет, не поэтому. Уверен, ты бы нашёл иной способ выбраться оттуда. А знаешь, почему? Потому что ты этого хотел! Ты сообразил – тебе это подходит по всем статьям. Потому что тебя изнасиловало общество, в котором ты жил, правительство насрало на тебя, ты потерял веру в людей. Тебя давно превратили в робота, в винтик сатанинской машины. Разве нет?
В общем, если честно, он был прав. Он видел меня насквозь, словно рентген.
– Ладно, – сказал, помолчав, я, – Хватит!.. Что тебе от меня нужно?
– Мне было бы достаточно, чтобы ты задумался над тем, что я тебе сказал, и решил для себя, с кем ты. Мне было бы очень неприятно считать тебя своим врагом. Тем более что ты мне симпатичен. Мне импонирует твоя находчивость, твоя тяга к жизни. Да и где-то ты близок мне по духу, и, кроме того, мой дед был выходцем из России. Его звали не Майкл Саймон, а Михаил Симонов, к твоему сведению. Я был бы счастлив, если бы ты стал помогать мне, помогать добровольно. Предстоит выполнить гигантский объём работы.
– Что за работа? – спросил я. – Какие у тебя планы?
Мистер Майкл Саймон Третий вытащил из внутреннего кармана белоснежного фрака плоскую чёрную коробочку, нажал на кнопку. В моей половине вспыхнул большого размера экран телевизора, вмонтированного в стену. Я увидел раскосого Хай Фая, Великого Китайца; с ним был кто-то, кому он что-то оживлённо объяснял. Этот «кто-то» был ужасно похож на знаменитейшего американского певца Джайкла Мэксона. Точно, это он! Те же длинные, набриолиненные волосы, частично прикрывающие лицо, та же плохо отбеленная кожа, взгляд старика-ребёнка, белые перчатки на руках. Они шли среди нагромождения оборудования, поставленных один на другой приборов, свисающих связок разноцветных проводов. Звука не было. Прокомментировал Михаил Симонов Третий:
– Ты не ошибся, это действительно Джайкл Мэксон, а не «транссквизермен» с его внешностью. Это «живая» трансляция, он – в восточной башне, во флаг-башне. Хай Фай предлагает ему бессмертие, которое Джайкл ищет всю свою жизнь…
Ходили упорные слухи, что Мэксон вбил себе в голову, что он должен прожить 150 лет. Для чего он якобы ел только полезные, экологически чистые продукты, пил исключительно минеральную воду, спал в барокамере с кислородом, носил перчатки и маску, чтобы не заразиться болезнями от окружающих.
– …За деньги, разумеется. Я израсходовал практически всё, что заработал. В настоящий момент мне необходимы средства на дальнейшие исследования. И я возьму их у богатейших людей мира. Джайкл не самый богатый, но он мой человек. Посмотри, как горят его глаза! Конечно, это не значит, что моё бессмертие только для «тугих кошельков». Богатые заплатят за тех, кто за себя заплатить не может.
– Ты сам будешь отбирать людей для своего нового мира?
– Да, я и никто другой!
– А если какой-нибудь гений или учёный не захочет?
– Пусть умирает!
– Среди твоих клиентов будут султаны и короли, президенты и бизнесмены, не так ли?
– Только те, кого выберу я. Это будет узкий круг лиц, чтобы не переполошить человечество в целом. Отдавать ему технологию чрезвычайно опасно. Оно извратит задуманное мной. Главное, успеть, пока существует возможность, пока ЦРУ до меня не добралось.
– Не проще ли было бы усовершенствовать «транссквизер» и сделать миллион майклов саймонов третьих?
– Ты хорошо мыслишь!.. Ну, нет – слишком скучно и просто. Хочется сложно и занимательно. Мне постоянно требуется гимнастика ума.
– А ты не боишься снова потерять контроль над ситуацией?
– Такая угроза лишь добавляет азарта.
Он поднялся, подошёл к прозрачному барьеру. Мы стояли друг против друга, глаза в глаза, толстое стекло разделяло нас. Он скрестил руки на груди. Я заметил у него на пальце изящное платиновое кольцо с крупным бриллиантом. Он произнёс:
– Ты обвинил меня, Алекс, в гибели ни в чём не повинных людей. Наверное, косвенно я виноват. Да, я затеял дело, которое неизвестно к чему приведёт в итоге. Легче всего было бы ничего не делать, наслаждаться благами цивилизации, прожигать жизнь в праздных развлечениях. Но для того мне богом дан разум, чтобы я попытался добраться до Создателя. Я испытываю громадную потребность встретиться с ним тет-а-тет, как с тобой сейчас, и задать парочку вопросов. И пусть он попробует мне на них не ответить!
Майкл Саймон Третий сказал всё. Экран телевизора погас. Алмазом по стеклу он нацарапал пять букв и ушёл, выйдя в дверь позади кресла-трона. Золотые шары остались лежать на сиденье. Я тоже направился к двери. Перед тем, как покинуть помещение, обернулся и ещё раз прочёл Саймоновские каракули. На стекле было написано: «THINK» («ДУМАЙ»)…
Когда мы выехали за территорию замка, Бобби спросил меня:
– Куда изволите доставить?
– Положи туда, где взял.
Накрапывал мелкий дождик.
6
Сазонов отпустил такси метров за сто до девятиэтажника. Подойдя к двери подъезда, он понял, что цифры кода, сохранившиеся в его памяти, не потребуются – замок был раскурочен до такой степени, что от него осталось лишь название. Лифт не работал, и на шестой этаж пришлось идти пешком. Поднимаясь по ступенькам вверх, он то и дело натыкался на лепёшки земли, занесённые сюда подошвами жильцов, и на всевозможный бытовой мусор, начиная с обёрток от конфет и шоколада и заканчивая пустыми бутылками из-под минеральной воды и пива. Грязи было много, оттого что лестницу никто не подметал. Стены чья-то хулиганская рука расписала нецензурными словами. Ему особенно запомнился стишок, нацарапанный на белой штукатурке, видимо, ржавым гвоздём:
Девочки не бойтесь секса
Хер во рту послаще кекса
«Да, уровень культуры заметно возрос за время моего отсутствия», – подумал он. Практически все деревянные, обитые дерматином двери на этажах теперь были снаружи продублированы металлическими дверями, чтобы грабители не могли их взломать. Вид их напоминал тюремные камеры. «Позалезали в свои норы, как кроты», – подумал он.
Двести восемнадцатая квартира тоже имела стальную дверь, прикрывающую её обитателей от непрошеных гостей. Выкрашенная коричневой масляной краской она смотрела на Сазонова вставным стеклянным глазом. Где-то, этажом или двумя выше, на лестнице кто-то тихонько пел под гитару чистым, почти мальчишеским голосом. Что-то о цинковых гробах и матери, не дождавшейся сына. То ли об Афгане была песня, то ли о чеченской войне. Алекс вынул из кармана джинсовой куртки кубик жевательной резинки, снял с неё упаковку, пальцами размял жвачку и залепил ею кругляшок глазка. Затем он надавил на кнопку звонка. За двумя дверями раздалась приглушённая трель. Несколько минут подождал. Тихо. Снова нажал на кнопку. После третьего раза с противоположной стороны спросили:
– Кто?
Синтезированным голосом Натали Сазонов сказал:
– Открывай, это я, Наташка!
За дверью подумали, послышалась возня, щёлканье отпираемых засовов, металлическая дверь тяжело отворилась. На фоне освещённой прихожей возник наполовину голый человек. Лет тридцати пяти, грузный, с копной густых плохо причёсанных волос, с чёрными седоватыми усами, с покрытой шерстью, словно зверь, обнажённой грудью он водянистыми глазами, не мигая, уставился на Алекса.
– Ты кто такой?
Потом, выйдя наружу, он отодрал с глазка прилепленную жвачку, смачно матюгнулся и добавил:
– Что за шуточки?! Твоя работа?
Сазонов утвердительно кивнул.
– Чего ты хочешь? – спросил волосатый.
– Надо поговорить, – ответил Алекс.
– Ну, заходи.
Обстановка в прихожей не изменилась. Сазонов узнал и зеркало, и телефон, и ковёр, и встроенный шкаф для верхней одежды. Задница волосатого была обмотана широким махровым полотенцем, над краем которого нависал большой живот. Волосатый хлопнул дверями и произнёс:
– Говори.
Алекс слегка неуверенно начал:
– Здесь раньше жила Натали… Я хотел бы знать, куда она пропала.
– Ты ошибся, никакая Натали никогда не жила в этой квартире. Тут всегда я жил.
Ни тени смущения на лице полуголого.
– Дело в том, что она не только жила здесь, но и умерла на твоей шикарной кровати в спальне!
– Ты несёшь какую-то чушь. Кто ты такой?
– Странно, что ты ничего не слышал о Натали. Может быть, моя фамилия тебе знакома лучше? Она звучит так – Сазонов!
– Как? – переспросил он.
– Сазонов!
Его физиономия подозрительно вытянулась, он вдруг засуетился, заспешил в спальню, на ходу бросил:
– Сейчас, подожди, мне нужно одеться!
Алекс медленно последовал за ним, уже зная, зачем волосатый туда убежал.
Спальня практически ничем не отличалась от той, которую он когда-то давно покинул. Правда, теперь вместо мёртвой Натали на синих простынях лежала живая незнакомая ему девушка. Девушка была полностью голенькая. «Я отвлёк их от очень важного дела. Они занимались любовью», – подумал он. Её партнёр стоял рядом с кроватью, держа в руке пистолет с глушителем, дулом направленный на Сазонова. «Немецкий «хельмут»», – определил он марку оружия, а вслух сказал: