Лёжа голым на широченной кровати, он с предвкушением ждал, когда выкупается она. Он слышал, как она плескалась, напевая что-то весёлое. Он лежал и думал, какая странная вещь жизнь. Ещё несколько часов назад он даже представить себе не мог такую ситуацию. Как будто кто-то там, наверху, подкинул ему эту обворожительную красотку, а теперь смотрит вниз и посмеивается. И вдруг его в одно мгновение бросило в жар, он покрылся липким потом. Внезапно его спутанные мысли и чувства пришли в порядок, встали на свои места, и он с дикой безнадёжностью понял, что означает вся эта карусель.
Его просто провели как ребёнка. Удивительное совпадение и ничтожная вероятность – то, что она приехала именно в ту точку на берегу, где находился он, – вот первое сомнительное звено загадочной цепи. Она практически не спрашивала его ни о чём; похоже, ей и спрашивать-то не было никакой необходимости. Потом тот факт, что её вкусы полностью совпадали с его предпочтениями. И, наконец, звонок, как только они вошли в квартиру. Вот-вот те, кому она звонила, должны приехать. У него совсем нет времени. Кто они такие? Разумеется, либо КГБ – или как там они сейчас себя называют?: эфэсбэшники – либо бандиты. Либо те и другие в одном лице. Может быть, ещё кто-то? Какая к чёрту разница?! Скорее всего, они узнали о его маленькой тайне, которую он так тщательно скрывал от окружающих. «Что же теперь им от меня нужно?» – лихорадочно размышлял он.
Он лежал остолбенело на тёмно-синих простынях, не в силах пошевелиться, его как бы парализовало. Смотрящий с потолка человек, зеркальное отражение его самого, казался незнакомцем. Минута проходила за минутой, а он не находил никакого решения. И когда она свежая и восхитительно пахнущая, с уже высушенными феном волосами и слегка подкрашенными глазками, такая желанная и соблазнительная, в тончайшем
полупрозрачном халатике, с милой улыбкой на губах появилась в дверном проёме, он решил, будь, что будет, плевать на всех и вся. Он изобразил на лице восторг настолько, насколько получилось, и игра продолжилась.
– У тебя не было в роду негров? – смеясь, спросил он.
– Ты имеешь в виду мои волосы? – вопросом на вопрос ответила она. Он утвердительно кивнул.
– Да, ты прав, я не использую спиральные бигуди, волосы у меня такие от природы, но насколько я знаю, ни негров, ни евреев в нашем роду не было. Хотя… лучше было бы спросить об этом у моей мамочки. Знаешь, ты поразительно наблюдателен. Хочешь их потрогать?
Он уловил сумасшедший блеск в её голубых глазах, халатик сполз с плеча, и они занялись любовью. Ему никогда в жизни не было так хорошо. Они познавали друг друга, они наслаждались своими телами, словно до этого они уже жили какое-то время вместе и выяснили в деталях, что кому доставляет удовольствие. Они постепенно меняли варианты и с животной радостью осуществляли их. Страсть поглотила их. Она постанывала и повизгивала, а он шептал ей самые ласковые слова и целовал её тело.
Подустав от любви и нежности, они сделали перерыв, решили восстановить силы.
– Я всегда испытываю зверский голод после этого, – сказала она и притащила прямо в постель бутылку вина и съестные припасы. В неярком свете ночника она выглядела довольной. Ничего почему-то не происходило: никто не появился, никто не набросился на него, не заломил руку, не ударил в пах, не потребовал выполнения каких-то условий.
Развалясь в самой раскованной позе и жуя бутерброд с икрой, она спросила:
– Послушай, что это у тебя вот здесь?
И, рассмотрев получше, воскликнула:
– Надо же! Треугольник! Ты, как Рогбачёв, отмечен богом!
Действительно, в верхней части на левой ноге у него имелись три крупные коричневые родинки, расположенные так близко друг к другу, что образовывали равносторонний треугольник, выступая в роли вершин.
– Рогбачёв, или, правильнее будет сказать, Гробачёв, отмечен дьяволом, а я богом. Это мой знак сексуальности, – нахально заявил он, запивая свои слова вином.
Они занялись любовью снова. Неожиданно на него накатила волна блаженства. Каждая клеточка его тела затрепетала от экстаза. Он очутился, казалось, на краю рая. «По-моему, она что-то подсыпала в вино», – подумал он, чувствуя, как голова перестаёт соображать и начинает кружиться. Обессиленные они распластались на кровати. Больше уже ни на что не было энергии.
– Любимый, – только лишь смогла пробормотать она и с блаженной улыбкой уснула. А он, успев смутно различить цифры на настольных электронных часах – 2:39, погрузился в нервный страшный сон.
Ему приснилась обнажённая, с красивой фигурой женщина, которая не подпускала его близко, держала на расстоянии. Он никак не мог разглядеть её лицо; она постоянно поворачивалась к нему спиной. Он изо всех сил пытался приблизиться к ней, но она невероятным образом ускользала. Казалось, вот-вот и он настигнет её, однако она изворачивалась и исчезала. Чудовищными усилиями он, наконец, смог ухватить её за руку. Она резко повернула голову. Он отшатнулся от ужаса. На него уставились налитые кровью глаза вурдалака, длинные острые клыки торчали изо рта. Он отступил, пытаясь убежать, но оступился и упал. Женщина с телом богини и с головой чудовища в прыжке набросилась на него, когтями и клыками вгрызаясь в его горло. Он хотел кричать и не мог, только беззвучно шевелил губами. Зато слышал, как она жадно чавкала его кровью и плотью. И вдруг он с предельным ужасом увидел, что тело отделяется от его головы, перегрызанное горло больше не соединяет их вместе. Он понял, ещё мгновение и он умрёт…
Он проснулся взмокший от пота. Голова раскалывалась от боли, будто сжатая в тисках. Его тошнило, ему было очень плохо. Шатаясь из стороны в сторону, он слез с кровати. Спотыкаясь и больно ударяясь об углы, кое-как доковылял до туалета, вырвал в унитаз смрадную жидкость. Его рвало ещё и ещё. Он смыл зловонную тёмную блевотину, освежил лицо. Голова кружилась, но чувствовалось некоторое облегчение. «Сука! Накачала меня каким-то дерьмом!» – пронеслось в голове. Он с трудом добрался до кровати, и здесь, наверное, шестым чувством ощутил, что что-то не так. Он включил верхний свет и содрогнулся. Его снова прошиб липкий пот. На кровати, широко раскрыв глаза, лежала она. Она не дышала, она была мертва. Он стоял, пошатываясь, и смотрел, не отрываясь, на неё. Она не подавала никаких признаков жизни…
Впоследствии, многократно мысленно возвращаясь к этому эпизоду и проигрывая его раз за разом, он опять и опять поражался способности своего организма концентрироваться в трудную минуту. Он отлично помнил, что в тот момент сознание прояснилось, и мозги заработали, как точно отлаженный механизм. Он взглянул на электронные часы – они показывали 4:17 утра, значит, он проспал около двух часов, и у него ещё есть время до рассвета. «Пора им появиться», – навязчивая мысль не отпускала. Он тщательным образом проверил у неё пульс на шее и на запястье – даже приложил ухо к груди; убедился, что она действительно бездыханна, и что у неё понизилась температура тела, прошёл в ванную, вымылся под холодной струёй воды, оделся, убрал всё то, что свидетельствовало о его присутствии в квартире, вытер свои отпечатки пальцев, проверил снова, что всё сделал правильно. Надевая обувь в прихожей, он увидел себя в зеркале. Перед ним стоял старик: бледный, осунувшийся, с чёрными кругами под глазами. Он тихо закрыл дверь на английский замок, предварительно обмотав руку носовым платком, по ступенькам спустился на первый этаж, и вот тут он бы застрял, если бы ни его память, которая с феноменальной чёткостью выдала ему цифры, которые она набирала своей рукой, и которые он, оказывается, запомнил. Он набрал комбинацию, дверь мгновенно открылась. «Они меня ждут на улице», – безразлично подумал он. Он вышел в светлеющие сумерки с дорожной сумкой на плече – никого не было – и тогда мысленно вернулся в её квартиру на шестом этаже. Там, на широкой кровати, лежало её тело, великолепное тело молодой женщины по имени Натали, примерно двадцати пяти лет, плоть, созданная кропотливой работой природы, тело, от которого уже не было никакого толку. Он представил, как через несколько дней оно почернеет, а потом его сожрут черви. Он пошёл пешком в центр города. На душе было мерзко и муторно. Над городом всходило солнце.
2
Кроваво-красный «генрих-747» качнул крыльями и всеми своими тоннами плюхнулся на бетон взлётно-посадочной полосы. Я выглянул в иллюминатор – ясный английский день был в самом разгаре. Никакого намёка на туманы, о которых я столько слышал. Может быть, лондонские туманы это ещё один миф, придуманный людьми, в том большом ряду общепринятых несуразностей, что так прочно укоренились в сознании человечества?
Неожиданно голова моя «поплыла», и ранее незнакомое чувство охватило меня. Я как бы мгновенно трансформировался, перешёл в иное состояние. Я вдруг остро ощутил, что моя сущность, моя личность, моя душа переместилась из всего меня, меня в пределах тела, в меня, ограниченного только мозгом. То есть, проще говоря, моё «я» сжалось до объёма черепной коробки. Я очутился в своей голове, а моё тело стало вроде бы не моим.
Разумеется, я прекрасно понимал – вот оно моё тело, продолжение меня самого, но одновременно же я осознавал, что я как бы помещён в него, и настоящий я, я, как основа себя, нахожусь в головном мозге, а тело в общем-то второстепенно, и если бы оно сделалось другим или меняло бы свою форму пусть даже каждый день, то ничего бы страшного не произошло, я бы в итоге остался самим собой. Я по-новому посмотрел на свои руки – они были моими руками, руками, с которыми я был знаком с детства, они росли вместе с моим телом, изменялись, я привык к ним, досконально изучил их, в конце концов они мне нравились, и в то же самое время это были руки, на которые я глядел со стороны, то есть я стал разделять себя на собственно тело и разум, управляющий телом, живущий в нём.
Такое чувство продолжалось недолго, я опять начал ощущать себя, как и раньше, я вышел из этого состояния, вернулся в более привычный мне мир. Что со мной происходило? Может, у меня всего лишь затекла шея или повысилось внутричерепное давление при посадке?