Человек: 1. Теория большого надувательства — страница 48 из 62

– Кто вы такой? И почему преследуете нас? – спрашивали его.

Он ответил: «Я – астронавт. Только что из космоса. Давно здесь не был. Земля очень сильно изменилась. Многое мне тут в диковинку».

– Если вы имеете в виду дальний космос, то мы туда уже лет семьсот корабли не отправляем, – не поверил ему мужчина. – Вы из какой экспедиции? Если бы…

– Ну что ты пристал к человеку, – перебила его женщина, – говорят же тебе – астронавт. Он, может, несколько веков летал среди звёзд. – Она явно симпатизировала Алексу. Волосы у неё были цвета соломы, а кончики чёлки – розовые. Когда она

заговорила, платье её, как в калейдоскопе, резко изменило узор, видимо, благодаря крошечным существам, а воротник вытянулся.

– Если бы какая-то дальняя космическая экспедиция вернулась, мы бы знали. Это было бы в новостях, – настаивал на своём её спутник.

– Вечно ты ко всему придираешься, – не унималась дамочка. – Никому не веришь. Может быть, ещё сообщить не успели.

Она посмотрела своими зелёными с красными звёздочками глазами на огромное окно, за стеклом которого была видна покрытая сахарно-белым снегом горная вершина, и внезапно изображение исчезло, а окно превратилось в экран гигантского телевизора, и чудовищных размеров голова довольно милой темнокожей дикторши улыбнулась Алексу, выставляя напоказ два ряда жемчужных зубов, дыхнула, как ветерок, своим свежайшим

ментоловым ароматом и произнесла:

– …И в завершении выпуска. Экипаж 1201-й экспедиции в созвездие Волосы Вероники уже прошёл послеполётную адаптацию и возвращается на Землю с орбиты. Те, кому интересно с ним пообщаться, могут получить информацию по номеру…

Пока она диктовала номер, на экране возникла фотография небольшой группы людей, среди которых Алекс узнал и себя.

– Вот видишь! – торжествующе-насмешливо воскликнула особа женского пола. – Какой ты подозрительный, Орфеюшка. Он действительно путешественник по вселенной.

– Ну извини меня, Афродиточка… Как же так? Я регулярно слежу за новостями. Я не мог пропустить такое!

«Похоже, у них тут мода на древнегреческие имена», – подумал Алекс, а вслух изрёк:

– Вы лучше мне скажите, где это мы, собственно, сейчас находимся? Я так понимаю – здесь можно попробовать какую-то еду. Я правильно догадался?

– Нет, здесь пищу не принимают, – нехотя стал выдавливать из себя мужчина. – Здесь филиструют. Это занятие обычно для двоих; посторонний человек, такой, как вы, участвовать не может… Вы, извините, в каком году покинули Землю?

– Филиструют? Объяснить хотя бы можете?

– Трудно объяснить коротко. Вам лучше уйти… Так всё-таки в каком году?

Алекс не ответил. Он собрался уходить. Но снова вмешалась Афродита:

– Какой ты невежливый, Орфей! Ну, рассказал бы, куда нам торопиться? Глядишь, и мы бы в ответ услышали какую-нибудь удивительную историю. Это же так интересно! Какой ты скучный, Орф! Нам выпала редкая удача – встретить астронавта, который совсем недавно прибыл из другого мира. Он же напичкан информацией, как зиггер последнего поколения. Как вас зовут, молодой человек?

Видимо, слово «зиггер» ассоциировалось у него с чем-то приятным, поскольку внешность Орфея сразу приняла довольный вид, а строгие линии его одежды сгладились и сама одежда покрылась яркими пятнами, более напоминающими картинку абстракциониста, чем рисунок ткани.

Между тем, телевизионное изображение снова трансформировалось в окно. Правда, теперь вместо горного пейзажа почему-то возник морской, с пальмами, с чайками, с

парусными судами вдали.

Алекс на вопрос не ответил. Не захотел. Парочка ему наскучила. Он встал и пошёл к двери. Услышал только вдогонку, как мужчина сказал:

– Сейчас я наберу этот номер, и мы всё выясним, дорогая. Тот ли он, за кого себя выдаёт.

И как женщина ответила:

– Ты просто невыносим! Постойте же, галактический странник. Я иду с вами…

Алекс сидел в шезлонге и смотрел на море. Летающий остров медленно дрейфовал к линии горизонта, почти не меняя своего положения вот уже который час. Отдыхающие на нём люди развлекались: прыгали с его краёв в воду; по висячим лестницам, напоминающим старинные, поднимались наверх, чтобы снова со смехом прыгнуть вниз, загорали, играли в какие-то подвижные игры с мячами, лениво потягивали напитки, слышалась весёлая музыка. Поначалу Алекс долго разглядывал остров в бинокль, но потом абсолютно потерял к нему интерес. Остров как остров. Только летающий. Что-то вроде Лапуты. Афродита сказала, что таких островов на планете хоть пруд пруди. Есть ещё какие-то загадочные вертикальные острова. Тоже на одном месте не стоящие. Но для чего они нужны, Алекс пока плохо понимал. Афродита несколько туманно объясняла подробности.

Рыжее солнце неумолимо клонилось ко сну, прячась за уходящими в небо гигантскими слоёными пирогами чёрных поблескивающих многоэтажников слева. Справа же набирало силу тёмно-синее ночное освещение – направляемое на Землю с орбиты. И поэтому небо стало окрашиваться в изумительный зеленоватый оттенок.

Алекс подумал: «Пора». Афродита ныряла за раковинами, не показываясь над поверхностью воды более пяти минут. Он засёк время по хронометру. Выходила периодичность – шесть минут с копейками. «Не исключено, что она может не выныривать часами. И вообще – на фига ей очки?» И когда она в очередной раз погрузилась, он начал действовать. Встал, взял оба пояса с её шезлонга, один надел на шею Бонифация, другой – себе на талию, нажал на кнопки и в том, в чём был – в одних плавках – полетел, таща тигра цепочкой за собой, в сторону, противоположную необъятному массиву небоскрёбов. Отдалившись на добрую сотню метров от места, где он только что грелся на солнце, Алекс с нежностью вспомнил тёплые губы Афродиты и то, как ему было с ней хорошо; то, какая она была ласковая в постели – кусачая, сучка! А потом в его сознании всплыла фраза из старой-старой русской сказки – «я от дедушки ушёл и от бабушки ушёл», а в глазах появилась картинка – фотография, показанная по телевизору в том самом «баре», где он познакомился с парочкой. На самом деле, на снимке был не он, а кто-то очень на него похожий, да и окружающие «астронавты» были не известные ему люди, которых он в глаза никогда не видел. Он посмотрел вверх – там хоть и робко, но уже обозначилась дорожка огней орбитального комплекса.

3

Указатель был просто древний. Ржавчина здорово пожрала металл, но название прочесть было можно. Деревня называлась Дьяволово. А под русскими буквами стоял её английский эквивалент, выведенный латиницей – Devilville.

Тигр посмотрел на надпись и широко улыбнулся, обнажая свои слегка желтоватые клыки и полностью игнорируя жутковатое название. Он радовался всему, с чем он только ни сталкивался. Всё новое доставляло ему удовольствие: зверь помахивал хвостом, восторженно шевелил ушами и даже рычал не так, как обычно. В этом была его странность.

И ещё. За три дня, проведённые с ним, Алекс ни разу не заметил, чтобы Бонифаций хотя бы однажды попросил его есть. Или пить. Казалось, полосатый хищник, словно верблюд, мог довольно продолжительное время обходиться без подзарядки. Ну и, соответственно, и до ветру не ходил или по большому счёту. Выносливое было животное. Само в себе. Такая вот ещё была особенность.

Голубоглазый Алексу очень нравился. Он чувствовал к нему симпатию, несмотря на всю необычность первого. Ощущал некое родство душ. Почему? Объяснить это словами было невозможно.

В русскую деревню, как и в ирландскую, в которой они уже побывали, вела такая же простая, протоптанная человеческими ногами тропинка. Тропинка уходила за пригорок, поросший мощными соснами. Отсюда, из-под указателя, деревня была не видна. Пахло хвоей, сыростью и даже какой-то сказочностью. И Алексу на миг почудилось, что вот сейчас из-за деревьев им навстречу выйдет… ну, не дьявол, конечно, но как минимум леший. Весь такой мохнатый, грязный и непременно тёмно-зелёный. И обязательно, разумеется, с сучковатой палкой-клюкой.

И что самое удивительное, кто-то, очень похожий на возникший у Алекса образ, действительно вдруг показался на пригорке. Материализовалось некое непонятное существо – то ли человек, то ли персонаж из сказки. То ли ожившее пугало

огородное, наряженное в одежду из хвойных веток, травы и листьев всяких. А в руке, или что у него там было, оно держало что-то наподобие посоха. Большое было расстояние, поэтому понять было сложно.

Ясно как день, что не леший был это вовсе. Алекс в лешиев не верил. Понятное дело, что, скорей всего, это был кто-то из местных, облачившийся в сей странный наряд, и поэтому Алекс, добродушно улыбнувшись незнакомцу, извлёк из своего подсознания запрятанный далеко-далеко русский язык и как можно громче сказал:

– Я пришёл с миром, брат! Я такой же, как ты! Мы с тобой одной крови!

Алекс поймал себя на мысли, что произнесённая им тирада очень смахивает на слова из какого-то покрытого пылью веков детского мультика. И пока он вспоминал, из какого именно, «леший» вдруг нагло нацелил на него свою «клюшку» и выстрелил. То, что «леший» именно выстрелил, Алекс понял не потому, что увидел вспышку или услышал хлопок, а потому что давление воздуха как-то сильно изменилось, как-то необычно придавило его. Но мишенью оказался не он, а никого никогда не обидевший Бонифаций. Тигрёнка просто в одно мгновение разнесло на кусочки, а кровью и плотью забрызгало Алекса с ног до головы. Кровь попала в глаза, Алекс на несколько секунд потерял зрение, а когда оно снова вернулось, то увидел, что «леший» всё ещё тычет своим оружием в его сторону и опять что-то там нажимает.

4

Пал Палыч почесал пятернёй свою седую щетинистую бородёнку, потом грязноватым ногтём ковырнул между редковатыми зубами, освобождаясь от застрявших волокон курятины, и, причмокнув от удовольствия языком, шепеляво-картаво ответил:

– Ну, с тоз. Если ты зэлаес знать, изволь. Андлюха посему в вас пальнул? Поскоку мы илланцев не залуем. Они повадились у нас самогон тылить. Мало им свого. Ты ихнее дельмо пил? Не пил. А я пил. И знаю, сто говолю. Ну, плисли бы как люди, поплосили, мы бы им лецептулу ластолковали, наусили бы, сто да как. А то подсылают лазутсиков, волов, одним словом. Надоело. Андлюха в засаде сидел. Думал, ты илландец. Есть там у них такой зэ, на тебя похоз. МакКалтнем клицют. Ну и не ласситал. Бухой он был, понимаес? Подоглевался – холодно ведь. А язык? Язык-то они тозэ нас толмацют. Нахватались, гниды… Ты анекдот пло илландца, котолому подалили водные лызы, знаес?