Что-то напоминает этот трескучий шум. Господи, вертолёт! Я на борту вертолёта! Вот и покачивает, как и полагается. Как я здесь очутился? Я отчётливо вспомнил последние мгновения моего пребывания у Драббаха: огромный, увеличенный страхом револьвер, боль в грудной клетке, осознание того, что меня убили. Кстати, грудь действительно ноет где-то посередине. Может быть, меня везут в госпиталь? Но почему на вертолёте, в наручниках и почему в военной форме? Гадать бессмысленно. Не остаётся ничего другого, кроме ожидания.
Не знаю, надолго ли я заснул под монотонный треск пропеллера и, наверное, от сильной слабости. К тому же убаюкивала и болтанка. Я проснулся, когда вертолёт накренился, он заходил на вираж. Затем я услышал незнакомую речь. Кто-то вполголоса переговаривался по рации на восточном языке. Здорово напоминает японский. Я что, в Японию попал? Из Англии? Это же тысячи километров! Ничего не понимаю… Какие-то японцы!..
Вертолёт выровнял свой полёт и начал снижаться. То, что он окончательно сел, я понял буквально через несколько минут – корпус мягко встал на резиновые шасси. Не успели винты прекратить своё вращение, как дверца геликоптёра открылась, раздались крики, больше похожие на команды, на том же языке, носилки с моим телом подхватили люди и куда-то их понесли.
Они поставили носилки на пол лифта, хлопнули створки, мы стали проваливаться в преисподнюю. Где я теперь нахожусь? Какая цель преследуется? Если меня сразу не прикончили, значит я для чего-то нужен. А раз нужен, то есть шанс выбраться из этой истории живым.
Лифт остановился, крепкие руки снова подняли носилки, мы двинулись к какой-то намеченной точке, с трудом поворачивая в узких проходах. Наконец, те, кто меня несли, нашли то, что искали; они втащили меня в помещение, поставили ношу рядом с кроватью, сняли простыню – я притворился спящим – расстегнули наручники на руках и ногах, переложили меня на кровать, укрыли шерстяным солдатским одеялом, перебросились парой фраз и ушли, прихватив носилки с собой и прихлопнув дверь. Я остался один.
Как только они убрались, я подождал какое-то время, убедился, что японцы – если это всё-таки были японцы! – не собираются возвращаться, откинул одеяло и встал на ноги.
Голова закружилась, я чуть было не упал. Сколько я пролежал без сознания? Сутки, двое?… Штаны были тоже военного образца, с карманами на коленях; на ногах – высокие шнурованные ботинки из грубой кожи, какие обычно носят «зелёные береты». Я осмотрелся вокруг и невольно вздрогнул. Обстановка в помещении, в котором я очутился, почти один к одному повторяла обстановку моей комнаты у меня дома. Те же вещи, стоящие точно так же. Правда, сами вещи были другими. Вместо старенького телевизора и проигрывателя виниловых пластинок здесь имелся новейший, с огромным экраном японский телевизор, видеомагнитофон с набором кассет и роскошная стереоустановка со стопкой компакт-дисков, среди которых я заметил обложки альбомов группы «Финк Плой». На месте обшарпанного журнального столика в окружении двух потёртых кресел стоял стеклянный стол гораздо современнее моего и два кожаных кресла, такие симпатичные, что в них тотчас же хотелось сесть. Шкаф для одежды практически не отличался, разве что был изготовлен из светлого дерева. Я столкнулся с очередной загадкой, требовавшей объяснения. Почему вещи расставлены именно так, а не иначе? Совпадение? Логика подсказывала, что тут присутствует тайный смысл, пока неведомый мне.
Свет струился из окна за спиной. Оно было неплотно прикрыто занавесками. Пошатываясь, я подошёл к нему и раздвинул шторы. Вот это да! За толстым стеклом насколько хватало глаз простиралась спокойная синяя гладь моря, упирающаяся в не менее синее безоблачное небо. Значит я на корабле! Я что, за период своего беспамятства успел стать военным моряком? Вопросы наслаивались на вопросы. И никто не брался на них отвечать. Солнце, светившее справа, хоть и было ещё яркое, но уже готовилось спрятаться за горизонт. Я прикинул расстояние от места, где я находился, до поверхности воды. Примерно пятый этаж. Вероятно, сам корабль довольно внушительных размеров, если учитывать, что я где-то в нижней части, плюс у него имеется вертолётная площадка. Кроме неба, моря и солнца больше ничего не просматривалось.
Помимо входной двери в каюте имелись ещё две двери. За первой из них оказался гимнастический зал: шведская стенка, различного веса гантели, штанга, спортивные тренажёры. И хотя внутри отсутствовали зеркала, зал мне понравился, ведь я любил иногда покачаться, потаскать «железо». Наверное, те, кто поместили меня сюда, надеялись на такую же реакцию. Я проследовал к другой двери. Она скрывала за собой ванную комнату с душем, с отдельным туалетом и с раковиной, над которой висело большое чистое зеркало. Я заглянул в него.
То, что я увидел, окончательно доконало меня. Отражение в зеркале было чужое! Некий незнакомец, с иным лицом, всклокоченными волосами, небритый, сумасшедшими глазами смотрел на меня. Я даже подумал сначала, что кто-то ещё проник в ванную комнату, но потом до меня дошло – стоящий по ту сторону стекла человек это я и есть! Он повторяет все мои движения! Час от часу не легче! Как же так?! Лицо-то явно не имеет ко мне никакого отношения! Я хорошо помню свои собственные черты. Я не потерял память. Может, я свихнулся? Я был в панике. Холодный пот прошиб моё тело. Моё ли? Может быть, меня всунули в чужое тело? Бред какой-то! Я отупело уставился в зеркало, не в силах постичь происходящее. Глаза вроде бы мои – цвет серый. Волосы соответствуют. И щетина родная, не куцая, а как положено, от уха до уха. Я включил мощную люминесцентную лампу, прикреплённую над зеркалом, вгляделся получше, потрогал чужое лицо. И тут молнией вспыхнула догадка. Эти твари сделали мне пластическую
операцию! Воспользовались моей беспомощностью! Перекроили мою физиономию на свой лад! Наверняка это так. Другого объяснения я просто не нахожу. Зачем? Для чего-то меня готовят? Для чего? Ну и дела! Я вляпался в очень скверную историю. Игра зашла слишком далеко. Я с ужасом продолжал смотреть на отражение, не веря в существующую действительность.
Резкий длинный звонок прервал мои сумбурные мысли. Я вернулся в комнату с тяжёлым чувством. На тумбочке у кровати, на привычном мне месте, надрывался телефон. Я поднял трубку.
– Мистер Сазоноу, – кто-то по-новому искажал мою фамилию. – Настало время познакомиться.
На том конце линии говорил мужчина на английском языке с заметным акцентом. Голос был, казалось, совсем близко, словно человек звонил из гимнастического зала за стеной.
– Вас проводят, – добавил он и отключился.
Входная дверь распахнулась, два низкорослых японца в военной форме, такой же, как у меня, с касками на головах и с небольшими компактными короткоствольными автоматами «грассхоппер» через плечо ввалились в каюту. Они меня так боятся, что прихватили оружие? Чем я их напугал? Я не сопротивлялся, я послушно последовал за морскими пехотинцами. Мы шествовали по хорошо освещённым коридорам корабля – японец впереди, японец сзади —, и я размышлял о своём незавидном положении. Неужели сменяющие друг друга события не являются плодом моей фантазии? Неужели они происходят именно со мной, а ни с кем-то, и я не просто наблюдаю со стороны, я – главное действующее лицо в этих мелькающих картинках? Я не мог до конца поверить в это. Пластическая операция дополнительной ирреальностью повлияла на мою психику. Может быть, мне всё-таки сейчас растолкуют, какая роль мне предназначена?
Втроём мы поднялись на лифте на четыре палубы вверх, меня отвели в просторную каюту, дверь которой изнутри охраняли ещё два солдата, вооружённые не только автоматами, но и крупнокалиберными пистолетами. Вид пистолетов вызывал у меня отвращение. Из-за стола навстречу мне выбежал маленький чересчур толстый японец. Не успел я, как следует, осмотреться, а он уже тряс мою руку, улыбался, словно старому другу, постарался усадить на самое почётное место. Затем, возвратившись за свой внушительный, напоминающий пульт стол, он с важным видом сказал:
– Дорогой мистер Сазоноу. Прежде всего я хочу перед вами извиниться за те мелкие неприятности, которые доставил вам господин Драббах…
Ничего себе «мелкие»! Козёл узкоглазый! Он имеет в виду, что крупные неприятности впереди? Я начал его ненавидеть.
– Мой коллега Драббах наделал слишком много ошибок. За что и поплатился… А ведь вы его убили, мистер Сазоноу…
Холодок пробежал у меня по спине. Я удивлённо уставился на толстяка.
– Драббах не предполагал, что в чертёнке…
– Вы хотите сказать, он разобрал…, – я понял, что произошло.
– Да, да, да, – закивал головой, как китайский божок, японец, улыбаясь. – Он решил самолично выяснить, как устроена игрушка. К сожалению, это ему не удалось – взрывчатка разорвала его тело на куски! – я представил окровавленные ошмётки бедного Мита. – От господина Драббаха ничего не осталось, кроме сигар, которые он так любил…, – японец не прекращал улыбаться, и поэтому складывалось впечатление, что смертью Драббаха он, несомненно, доволен. – Умно, умно придумано, мистер Сазоноу! Чтобы не лезли своими длинными носами туда, куда нельзя, всякие наглецы… Хотите молока? –
неожиданно спросил он.
Молока? Резкий переход. Я вообще-то хотел, но отказался. Толстый достал из шкафчика бутылку и стакан, налил себе половину и, прилично отхлебнув, заметил:
– Вкусное! Новозеландское! Экологически чистое! – после чего продолжил. – К счастью, Драббах записал на видео всю сцену с чертёнком, благодаря чему мы получили возможность посмотреть, так сказать, воочию на ваше изобретение, – японец подошёл к телевизору, воткнул кассету, надавил на кнопку.
На экране появились кадры моего последнего посещения кабинета президента «Drabbah Electronix». Чертёнок прыгал, ходил по столу, безобразничал. Дойдя до того момента, когда Мит выхватил пистолет, японец выключил запись.
– Здорово, мистер Сазоноу! Просто замечательно! Вы, русские, всегда меня поражали.