Хет-трик отхлебнул из горлышка. Коньяк заполнял каждую клеточку, растекался по телу, внося в него покой и умиротворение. Всунул в рот сигару, втянул в лёгкие сладкий, расслабляющий дым. Нервы чуть-чуть успокоились. Но страшная картинка всё так же стояла перед глазами.
«Зачем мне надо было туда ходить? Шестнадцать колотых ран в беременной женщине. Беременной на девятом месяце. Жуткое кровавое месиво. А какая Шэрон была красивая! Может быть, у меня тоже, как у этого грёбаного маньяка Мэнсона, устраивающего вместо мирных демонстраций ужасные казни ни в чём неповинных граждан, нелады с психикой? Пощекотал себе нервишки, называется! Что теперь? Осталось только в фашистских концлагерях побывать и на средневековых пытках поприсутствовать. «Молот ведьм» на практике изучить.»
Вакханалия достигала своего апогея. Семьдесят восемь обнажённых девушек (брюнеток, шатенок, блондинок), упившихся вином и шампанским и нанюхавшихся наркотика, уже потихоньку стали разбиваться на пары и прямо на траве заниматься лесбийской любовью. Отдельные, особо уторчавшиеся, занимались любовью втроём, вчетвером, а то и вшестером. Только ноги в белых гольфах и чёрных лёгких кроссовках выглядывали из груд шевелящихся тел. А на газоне то тут, то там валялись брошенные белые велосипедные шапочки.
Фредди, сперва появившийся в образе королевы Англии, а потом избавившийся от жаркой горностаевой мантии и парика и превратившийся в японскую гейшу, теперь скинул с плеч и расшитое цаплями кимоно, оставшись лишь в стрингах. Правда, золотая корона опять красовалась на его буйной персидско-индийской головушке. Кокетливо улыбаясь, он заигрывал с огромным нигерийским негром, одним из тех, кто, изображая рабов, три часа тому назад вынесли его на носилках к восторженно кричащей толпе. Ещё один негр, комплекцией поскромнее, чем его сотоварищи-носильщики, постоянно торчал у Меркьюри за спиной, обмахивая его страусовым опахалом.
Помимо семидесяти восьми велогонщиц (видимо, их количество соответствовало году на календаре), присутствовало девятнадцать трансвеститов, тринадцать карликов, столько же монашек и семь факиров. Плюс я, изображавший из себя официанта. И не только изображавший, но и реально подносивший присутствующим хрустальные бокалы, до краёв наполненные шампуниевоподобными жидкостями.
Китайские фарфоровые тарелки с едой на столиках в пёстрых шатрах были опустошены, вино и шампанское выпиты, исполинский торт (в виде пениса-велосипеда) со взбитыми сливками, шоколадом и марципанами съеден, белый порошок с серебряных подносов вынюхан. Все фокусы факирами были продемонстрированы, все фейерверки запущены. Единственно, музыка никак не могла умолкнуть, снова и снова через колонки проигрывалась одна и та же песня – «Bicycle Race».
Пора было уходить. Обстановка складывалась взрывоопасная. Тем более, что карлики, так же, как и я, выступавшие в роли официантов и угощавшие гостей чистым колумбийским кокаином, и сами основательно расширили себе сознание и как-то странно на меня поглядывали своими осоловевшими глазками – того и гляди навалятся гурьбой, не отобьёшься. Некоторые из них уже начали снимать с себя камзолы, сплошь усыпанные перламутровыми пуговицами, и разминаться. Я представил, как они набрасываются на меня и острыми чёрными коготками до крови расцарапывают мою белоснежную рубашку. По-моему, они заподозрили во мне переодетого журналиста.
Свою спутницу я нашёл в самом углу лужайки. Под кокосовой пальмой. В объятиях трансвестита. Он погрузился лицом в большущие сиськи Анфисы и что-то там бормотал ей насчёт миллиона долларов. Анфиса уже в Москве, до «тайм-транспортировки», была на взводе, а тут она окончательно слетела с катушек, решила похулиганить: на велосипеде врезалась в шатёр, толкнула в торт карлика, факиру подожгла тюрбан.
– Валим отсюда, Анфиска, – приказал я ей, – давай руку.
– Ну, кисюня, – заканючила она, – останемся ещё хоть на немножко, здесь так клёво, лучше, чем в Барвихе.
– Чехова, что я сказал?
Я оторвал её от еле живого трансвестита и потащил к воротам. У ворот валялась целая гора велосипедов. Семьдесят восемь штук, надо полагать. Я вынул из заднего кармана брюк мобилку и обернулся. Фредди и огромный негр занимались любовью. Карлики спаривались с монашками. Факиры – с велосипедистками. Трансвеститы в основном бродили, наблюдая. Закольцованная песня «Bicycle Race» продолжала орать из динамиков. Пьяная Анфиска в ухо мне подпевала: «I want to ride my bicycle, I want to ride my bike, I want to ride my bicycle, I want to riding, where I like (Я хочу ездить на моём велосипеде, я хочу ездить на моём велике, я хочу ездить там, где я хочу)».
Над виллой привязанный к земле канатами и снизу подсвеченный прожектором парил полосатый, как зебра, воздушный шар с красно-розовой надписью на боку – «JAZZ».
На Вирджинских островах вовсю шла вечеринка Фредди Меркьюри в честь выхода нового альбома «Queen».
– Оператор?
– Да, Артём. Я вас слушаю.
– Откуда вам известно моё имя?
– Как же мне его не знать? Я координирую этот проект.
– Какой ещё проект?
– Проект «Телефонная будка».
– Так, значит, я участвую в проекте?
– Конечно.
– А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я в нём участвовать?
– Если бы спросили, не исключено, что вы бы отказались, а ваша кандидатура нам очень подходила. Вас выбрал компьютер.
– Чем я ему так понравился?
– Живёте уединённо, не имеете родственников, по возрасту подходите. И так далее. Для чистоты эксперимента это как раз то, что нужно.
– В чём смысл эксперимента?
– Не могу сказать. Потому что, какой же это тогда эксперимент? Ведь он ещё не закончен. Проект «Телефонная будка» продолжается.
– Ладно. А кто проводит эксперимент? Похоже, применяются какие-то новейшие технологии.
– Вы угадали. Это совместный проект Силиконовой Долины и Манчестерского политехнического института.
– То есть все появления из ниоткуда заказанных мной вещей это их ноу-хау?
– Абсолютно верно. Телефонная будка является приёмником-передатчиком.
– Мгновенная переброска на расстояние материальных объектов, я так понимаю?
– Вы правильно понимаете.
– Хорошо. И что же, только я один участвую в эксперименте?
– Эксперимент проходит по всему миру. В России кроме вашей установлено ещё двенадцать таких телефонных будок. В различных городах.
– Значит, моя будка – тринадцатая?
– Ну, если вы суеверный человек, можете считать её первой или седьмой. В зависимости от вашего счастливого числа.
– Угу. О’кей, оператор. Кстати, как мне к вам обращаться? Имя у вас имеется?
– Лучше всего, если вы будете называть меня просто оператором.
– Ну, что ж. Тогда такой вопрос. По окончании проекта вы вернёте себе назад, полученные мной деньги?
– Всё, что вы попросили и ещё попросите, останется у вас.
– То есть пока не закончился эксперимент, можно грести деньги лопатой?
– По секрету скажу вам, те двенадцать россиян, что с вами участвуют в проекте, только тем и занимаются, что требуют у будки деньги. Дальше первой опции они не продвинулись. Вы единственный, кто позвонил оператору.
– А долго ещё продлится эксперимент?
– Этого я тоже вам сказать не могу.
– Ладно. Хорошо. Есть ли какие-нибудь дополнительные опции у будки кроме указанных?
– Чего бы вам хотелось?
– Могу ли я, например, наказать тех людей, которые так или иначе обидели меня?
– В принципе это можно устроить. Будка позволяет исполнить многие ваши сокровенные желания. Даже побывать в прошлом и встретиться с интересующим вас человеком.
– Правда? Ого! Машина времени! Можно перемещаться и в прошлое, и в будущее. Вот здорово!
– Только в прошлое. Будущее ведь ещё не наступило. Для путешествий в прошлое есть одно обязательное условие.
– Какое?
– Там нельзя ничего менять.
– Понятно… А такой вот вопрос.
– Давайте.
– Летела стая, совсем небольшая, сколько было птиц и каких?
– Не понял вас. Какая стая?
– Совсем небольшая. Сколько было птиц и каких?
– Не понял.
– А я вообще с живым человеком разговариваю или с компьютером?
Лунный пейзаж был как настоящий. На стенах павильона висели огромные цветные фотографии лунной поверхности, сделанные 40 лет назад, во время экспедиций «Аполлонов». Все фотографии отражали особенности лунного рельефа, и только одна была исключением – классическая фотография Эдвина Олдрина, в белоснежном скафандре стоящего на поверхности Луны и глядящего в объектив фотоаппарата. Естественно, лица Эдвина видно не было, а в чёрном стекле светофильтра его шлема отражалась фигура Нила Армстронга и часть угловатой конструкции посадочного модуля.
– «Спайдер Машина» – абсолютно автономная, – рассказывал Фриц. – Даёшь ей конкретное задание, а как его выполнить, она сама решает. Наша «Паучиха» обладает разумом.
– Так уж и разумом, – усомнился Ричард.
– Можно проверить, – Фриц обещающе улыбался.
– Ну что ж, – Ричард на минуту задумался, – …сделаем так.
Он вытащил мобильный телефон из внутреннего кармана тонкой шелковистой курточки с яркой круглой эмблемой и с надписью «Virgin Lunar» на груди и сказал:
– Задача следующая. «Spider Machina» должна найти эту вот штучку. Положи-ка её вон в ту яму, а сверху камнем накрой.
– Понятно, – сказал Фриц, всё ещё довольно ухмыляясь.
– Это первая часть задания, – добавил Ричард.
– А какая вторая?
– Потом скажу.
– Gut.
Главный инженер Бременского института искусственного интеллекта взял телефон, отнёс его в указанный Брэнсоном маленький кратер, надвинул на лунку один из валунов, в беспорядке разбросанных по лунному ландшафту, затем подошёл к компьютеру и что-то там над ним поколдовал.
«Spider Machina» действительно была похожа на паука. Никаких колёс, вместо них – восемь суставчатых насекомоподобных ног. Как только сигнал был получен, она довольно резво добралась до искомой точки, благополучно обойдя опасные провалы, встретившиеся ей на пути. Потом рукой-манипулятором освободила вход в воронку и вытащила оттуда телефон. Фриц при этом стоял рядом с Ричардом, не вмешиваясь в процесс, и продолжал улыбался.