Он набрал номер телефона «Гатвика» и заказал билет на ближайший рейс до Стокгольма. На самом деле ни в какой Стокгольм он лететь не собирался. А собирался лететь в Цюрих, там сделать пластику, снять все деньги с банковского счёта, поездом доехать до Парижа, а оттуда, наняв частный «Лир-джет», сбежать на Карибы.
Он поднялся со скамейки, выбросил ай-фон в урну и, не спеша, пошёл из парка к стоянке такси.
Годфрид Шропшир и я сидели у бассейна с голубой прозрачной водой и маленькими глотками пили ирландский виски «Jameson». Кокосовые пальмы слегка шелестели листвой, потревоженные тёплым бризом с моря. Вокруг цветущих кустов плюмерий, источающих сладостный запах, кружили шмели и пчёлы. Трёхэтажная вилла за нашими спинами хранила гордое непривычное молчание. Солнце, стоявшее в зените, приятно согревало кожу. Бездонное синее небо, висевшее над островом, было без единого облачка. Если не считать инверсионного следа, расчертившего его кривой белой линией. Линия медленно расползалась и растворялась.
Я представил, как это будет выглядеть, когда они доберутся до цели: ослепительно красивая женщина, угловато-квадратный охранник и щуплый неказистый замухрышка. Женщина войдёт в новый мир мягко, будто пантера, охранник – тяжело ступая, словно шагающий экскаватор, замухрышка – шаркающей походкой, опираясь на тонкую бамбуковую тросточку. Довольно странная и одновременно забавная компания: Элли, Железный Дровосек и Страшила. «…Мы в Город Изумрудный идём дорогой трудной…» Я улыбнулся, отпив из бокала обжигающий виски. Кубики льда глухо стукнули о стекло.
«Как они умудрились всунуть три барокамеры в такой маленький корабль?» – как подводная лодка, всплыла мысль откуда-то из глубины сознания, но вслух я сказал иное:
– Так что же это получается, теперь остров наш?
При этом поднял бокал над головой, тем самым приглашая выпить за замечательное приобретение.
Годфрид Шропшир, удобно разместившийся в шезлонге в трёх метрах от меня, расплылся в улыбке:
– Как видишь.
Однако свой бокал он поднимать не стал, так как из жестяной коробочки наполнял английским табаком обуглившуюся чашечку курительной трубки. Я обратил внимание на сверкающие на солнце капли воды, лежавшие на вытатуированной у него на предплечье круглой эмблеме «Manfred Mann’s Earth Band». Мы только что выбрались из бассейна. Эмблема чем-то напоминала эмблемы лунных экспедиций «Аполлонов».
– Хокинг всё же осуществил свою мечту, – сказал я, приложившись к бокалу, – сбежал от Эболы.
Годфрид раскурил трубку, выпустил из ноздрей, словно Змей Горыныч, струи дыма, поправил на переносице солнцезащитные очки и изрёк, как ни в чём не бывало:
– Ты в курсе, что придумали американцы? Модернизировали вирус, чтобы очистить Африку от негров. Вакцина излечивает только белых. Зачем Америке негры? Ей нужны африканские алмазы, африканское золото и африканская нефть. Не правда ли, гениальная идея?
Я с недоверием поглядел на Годди.
– Правда, что ли?
– Сегодня день больших откровений, – продолжал мой приятель. – Ты правильно поступил, что не полетел. Там, куда они отправились, ничего нет. Вокруг Сириуса Цэ вращаются две мёртвые планеты.
Я снова с любопытством посмотрел на Шропшира.
– Откуда такая осведомлённость?
– Как же мне не знать, если именно я взорвал Сириус Бэ.
Шропшир затянулся и выпустил целое облако дыма.
Я насторожился, но всё ещё питал надежду, что мой собеседник шутит.
– Ты вместо табака ничего другого в трубку себе не насыпал?
– Ничего. Я говорю, но ты меня не слышишь. Сегодня день больших откровений… Думаешь, нельзя взорвать «красный гигант»? Проще простого, если обладаешь технологией. Но одно дело просто взорвать звезду, а другое – растянуть взрыв на четверть века. Это, я тебе скажу, посложнее будет.
Годфрид сунул в рот трубку и снял очки. С трубкой и без очков он стал похож на Шерлока Холмса. Не на классического в исполнении Василия Ливанова. А на какого-то другого. На зарубежную версию.
Я всё ещё старался понять, что происходит, поэтому поставил бокал на пластиковый столик и попытался разобраться.
– Годди, что с тобой, дружище? Что ты несёшь? Какие взрывы? Ничего не перепутал? На солнце не перегрелся? Ты что, с Луны упал?
– Не с Луны, а с Ю.
– Может быть, с Ю-ту? – пошутил я. Но он проигнорировал мою колкость.
– Ты спросишь меня, зачем я это сделал? – Шропшир следил за тем, как в летней беседке Домо накрывает на стол. Я видел Годфрида в профиль. – Стало противно, Максим. Надоело. Наша жизнь превратилась во «фруктовый кефир», как поёт один российский певец… Это была великая водная цивилизация, которая сумела выйти на сушу. Это был её первый выход в «космос». Мы научились трансформировать наши тела. Во второй раз наша цивилизация вышла в космос уже при помощи ракет. – Профиль Шропшира был почти древнеегипетский, чуть длинноватый нос немного его портил. – Тогда я гордился ей. После, увы, разочаровался. Великая цивилизация стала жалкой. Мы потратили огромное количество усилий, чтобы оказаться по уши в э… йогурте: космические программы свернули, искусство забросили, погрязли в удовольствиях и развлечениях. Мне пришлось положить этому конец. Я был вынужден так поступить.
Я вдруг понял, что происходит, до меня, наконец, дошло, догадался.
– Как называется? Что за фильм ты пересказываешь? Последний голливудский блокбастер? Пока меня не было, посмотрел по «тарелке»? В моей DVD-коллекции его нет.
– На самом деле это проявление страха. И твоё сознание цепляется за спасительную соломинку. Посмотри лучше правде в глаза. – Он повернулся ко мне лицом.
И тут в моей голове словно сработала функция «zoom», как там, на орбите, когда я разглядывал странные огни в океане. Словно через увеличительное стекло шлема скафандра, я увидел большие карие глаза, острый нос, массивный раздвоенный подбородок, чуть пухловатые губы, родинку на щеке, белые короткие волосы, густые брови, золотую серёжку в виде треугольника в мочке левого уха. «Да какой ты, к чёрту, инопланетянин? Нормальная человеческая внешность. Почему ты меня разыгрываешь?»
– Это случилось в 1963 году. Тогда американцы готовились запустить в серию новый космический корабль «Джемини», – Годфрид снова уставился на беседку и на трёхколёсного Домо. – Маргарет Рифеншталь и Вернер фон Браун решились на эксперимент – установили на «Джемини номер ноль» атомный двигатель, развивающий по тем временам немыслимую скорость. Добровольцем-испытателем был астронавт Чарльз Гинсон… Корабль вернулся целым и невредимым, а вот Гинсон погиб, не выдержал перегрузок. Назад прибыл мешок с костями. Марго сильно тогда переживала по этому поводу.
Я не верил собственным ушам. Чушь какая-то. При чём здесь Марго? Это же 1963 год. Тогда её и на свете не было.
Шропшир будто прочёл мои мысли.
– Марго, как и я, способна жить очень долго. Мы с ней прибыли на Землю 900 лет тому назад. Она моя дочь. Она была ещё маленькая и мало что понимала. Я виноват перед ней, сказал, что звездолёт потерпел аварию, и мы не можем вернуться домой. Все 900 лет она только тем и занималась, что старалась на этой планете ускорить технический прогресс. Чтобы получить возможность отправиться к Сириусу.
– Марго твоя дочь, а Антвелл – твой сын. Угадал? – спросил я насмешливо. То, что мне говорил Годфрид, по-прежнему никак не вязалось с реальностью.
– Антвелл – «оптимен», – ответил Годфрид с такой интонацией в голосе, словно мне было известно, кто такие «оптимены».
– Кто он?
– «Оптимен». Человек с искусственно усиленными функциями нормального человека. В данном случае он силён, как Геракл, умеет в уме решать задачи, подобно электронной машине, способен, как йог, переносить кислородное голодание, выдерживать перегрузки и так далее.
– А Хокинг?
– Хокинг он и есть Хокинг. Марго его только подлечила слегка… Знаешь, почему она тебя выбрала? Потому что у тебя здоровье лучше, чем у космонавта. Только и всего.
– Чем же не подошёл Антвелл?
– Ну, Антвелл прежде всего её телохранитель и компьютер. И потом эксперимент мог снова не удастся. Однако, благодаря изобретениям Хокинга, теперь перемещаться в пространстве с гиперскоростью смог даже он сам…
Мне на Земле нравится. Тут настоящая жизнь. Столько всего происходит! Я участвовал в крестовом походе. Видел закат Византийской империи. Открывал вместе с Колумбом Америку. Летал на первых самолётах. Присутствовал на Нюрнбергском процессе. Был свидетелем старта космического корабля «Восток». Я был лично знаком с Ницше, с Леонардо да Винчи, с Ньютоном, с Циолковским. Да что там говорить – за 900 лет я много каких выдающихся событий насмотрелся и со много какими выдающимися личностями познакомился. – Шропшир устремил свой взор в небо на едва заметный инверсионный след, оставленный «Y».
– Но ты же уничтожил целую цивилизацию. Господи боже мой! – Я заставил себя на минуту поверить ему и представил, как это могло было быть на самом деле. Картинка получилась – фильм-катастрофа.
– Никакого господа, никакого бога, ни Тетраграмматона, ни Будды, ни Аллаха, ни Иеговы, ни Зевса, ни Иова и никого из них. Нет ни нирваны, ни Валгаллы, ни рая, ни ада, ничего нет. Есть только я – Годфрид Шропшир. И ты меня даже можешь потрогать…
Если бы ты её видел, ты тоже бы её взорвал, – добавил он, помолчав и попыхтев трубкой. – Другое дело здесь. Какая у вас живопись, какая музыка! Знаешь, Макс, в последнее время я влюбился в английские рок-группы. В 70-х годах я был их ярым поклонником. Целое десятилетие. Мотался с концерта на концерт.
И всё же что-то было не так. Что-то меня смущало. Какая-то недосказанность, незавершённость. Ни одного доказательства. Сплошные слова. Я резко поднялся с шезлонга.
– Ключи!
– Какие ключи? Может быть, пообедаем и поговорим о проге?
– Ключи от вертолёта!
– Куда собрался? Бросишь меня одного? С роботами? Ты же всегда именно этого и хотел – встретиться с представителем иного мира. Почему ты убегаешь? Ты получишь способность жить долго. Я дам тебе супероружие, и ты сможешь очистить Землю от подлецов. А хочешь, мы найдём другую планету, где нет несправедливостей, но нет и «фруктового кефира». Улетим к Дзете Ретикули. Мой звездолёт лежит на дне Мексиканского залива.