– У тебя найдется чего-нибудь выпить?
От нее уже порядочно несло алкоголем, так что я выразил сомнения.
– Виктор ждет меня внизу, – устало ответила она, имея в виду своего очередного шофера.
Я и забыл, что Аманда была одним из редчайших калифорнийских жителей, не имеющим водительских прав.
– Виски, лед? Джин? Могу сделать коктейль, где-то у меня должен остаться вермут, а в холодильнике есть апельсиновый сок. А нет, прости, вермут только красный. Зато много льда. Кстати, как ты меня нашла?
– Лекси как-то называла мне твой домашний адрес. Если найдешь капельку биттера, сделай мне «Роб-Рой». У меня был ужасный день. Пришлось навестить нескольких людей и воспользоваться международным телеграфом. Но теперь я знаю, что не ошиблась. Мне нужно рассказать тебе кое-что важное.
– И это не может ждать? Тебе не нужно спешить домой и готовиться к семейному торжеству?
– Я позвонила Грегу и все объяснила. Близнецы приедут только на День Подарков27, а мы приглашены сегодня на рождественский ужин к декану. Но я не пойду. Муж справится и без меня.
Какая-то сомнительная горькая настойка нашлась в кухонном шкафчике. Я вывалил в высокие стаканы по хорошей порции льда, смешал виски, вермут и биттер, а в свой бокал долил апельсинового сока. Аманда сразу отхлебнула добрый глоток, будто ее мучила жажда.
– Случилось что-то настолько ужасное?
– Вот это, – Аманда достала из сумочки фотографию Карлайл, – послание из прошлого.
– Что именно?
– Ее ожерелье. Точнее это не ее ожерелье, не Спенли-Эвертонов. Оно довольно редкое, эдвардианского периода ар-нуво28, представляет собой цветущую разветвленную ветку со спелыми плодами из александритов, листья выполнены из изумрудов и желтых сапфиров, а вот здесь можно увидеть три больших распустившихся цветка – у каждого в центре крупный гранат в окружении лепестков из бриллиантов. В зависимости от освещения яблоки меняют цвет с красного на зеленый, таково свойство александрита. Это ожерелье принадлежало Рашель Аппельбаум. Его подарил ей второй муж, мой двоюродный дед по матери. Ты видел это ожерелье живьем?
– Нет. На Лайле его не было, когда я ее обнаружил. Может, оно в сейфе?
– Полицейские досматривали сейф, у управляющего отеля была комбинация экстренного вскрытия. В описи драгоценностей ничего подобного нет, впрочем, там и драгоценностей не было – фактически только серьги, жемчуг и браслеты, которые были на самой Карлайл, а в сейфе перстень с печатью и пара бриллиантовых запонок.
– Может, Гуч его давно продал?
– Скорее всего. Очень жаль. Конечно, фотография не передает цвета камней, но я уверена, что это именно то ожерелье. Оно было создано по специальному заказу дяди Давида одним лондонским ювелиром. Долгое время это было нашей семейной шуткой – ювелир старой школы был в таком ужасе от дядиной просьбы, что никак не хотел делать этот «фруктовый лоток», а предлагал что-то более лаконичное и изящное. Но дядя твердо решил подарить своей любимой жене увесистую яблочную ветку с драгоценными цветами и фруктами. В итоге тетя Рашель после смерти дяди почти не расставалась с этим ожерельем, хотя носить его было довольно неудобно.
– И что тут такого ужасного? Может, Гуч выкупил это ожерелье у наследников твоей тетки?
– Это совершенно невозможно. Как жаль, что я не могу расспросить Карлайл, как к ней попала эта вещь. Это очень важно. Дело в том, что ожерелье вместе с другими драгоценностями Рашель Аппельбаум пропало в самом начале войны. Как и сама тетя Рашель, ее дочь от первого брака и зять. Они собирались бежать из Франции, но больше об их судьбе никто не слышал.
– Думаешь… их схватило гестапо и отправило в концентрационный лагерь?
– Никаких записей в немецких архивах на эту тему нет. К тому же все они пропали после того, как решили обратиться к одному посреднику, Гэри Михану. К нему обращались и другие желавшие покинуть Францию. Это был… страшный человек. Его подозревают во множестве убийств. Там еще осталось что-то в кувшине?
Я подлил Аманде «Роб Роя», достав свежий лед из морозильника.
– Гэри Михан жил в Париже до войны, он как-то был связан с американским посольством. Когда в 1939 году Франция объявила войну Германии, многим стало ясно, что Гитлер рано или поздно нападет на Францию. И у некоторых хватило ума уехать, хотя это было не так-то просто: в Италию бежать было невозможно, в Испанию опасно, в Англии тогда тоже не были рады французам, а в Америку нужны были деньги и визы. Больше всего обеспокоились так называемые криминальные элементы. Все знали, что в Третьем Рейхе с преступниками обходились очень сурово. Немцы строили свое идеальное будущее и безжалостно очищали улицы от мелких бандитов, сутенеров, проституток и наркоторговцев. В отличие от многих буржуа, до последнего дня блицкрига предпочитающих жить в уютной розовой вате, парижские преступники не строили никаких иллюзий на тему того, что с ними сделают нацисты. Вот тут Михан и вступил в игру. Он предлагал разным темным личностям билет в Америку. Новые паспорта с американской визой, а также место на корабле с подкупленным капитаном. Просил он много, но не разорительно. В газетах писали, что в Париже накануне капитуляции резко выросло число грабежей и вымогательств – ходили слухи, что это бандиты изо всех сил собирали деньги на услуги Михана.
Ему многие верили, тем более, что он даже показывал паспорта с визами, которые обещал отдать сразу после посадки на корабль. Вывозил он тайно. Люди должны были приходить к нему поздно вечером на специальную конспиративную квартиру, адрес которой он открывал лишь в последний момент, откуда они под покровом ночи выезжали в сторону побережья, где садились в лодку, которая доставляла их к сухогрузу на рейде. По мере продвижения гитлеровских войск порт отправки все больше смещался на юг: вначале Гавр, потом Брест, потом Ла-Рошель… Естественно, «клиентов» Михана больше никто не видел. Вот только и до Америки они не добирались, впрочем долгое время этого никто не замечал. На самом деле, как позже выяснилось, он никого никуда не переправлял, даже не вывозил из Парижа. Прямо на своей конспиративной квартире он одурманивал пришедших людей наркотиком, потом убивал их, а трупы закапывал в подвале дома или расчленял и спускал в канализацию.
Неприятности начались, когда Михан взялся за евреев. Наконец и те сообразили, что в оккупированной Франции их не ждет ничего хорошего, и начали отчаянно искать пути к бегству. Предложение Михана выглядело заманчиво, тем более, что все были уверены, что он уже многим «помог». С евреями он начал проворачивать такую же жуткую схему. Тем более, что, по сравнению с мелкими преступниками у евреев было больше преимуществ. Если первые едва могли наскрести денег на услуги Михана, то состоятельные иудеи расплачивались сразу за всю семью, к тому же собирались в дорогу, прихватив все сбережения и драгоценности.
Но здесь Гэри Михан просчитался. Если мало кто интересовался судьбой воров и сутенеров, то у его еврейских клиентов были родственники, начавшие задавать вопросы. Почему тетя Рива так и не добралась до Нью-Йорка? А как получилось, что дядя Аарон пропал со всем семейством? Евреи, которым удалось выбраться из Франции без помощи Михана, начали наводить о нем справки. Выяснилось, что он был лишь консультантом при дипмиссии и не мог выписывать никаких виз, а лишь нашел умельца, который изготавливал подделки, так сказать, «для затравки». Естественно, эти документы не выдержали бы никакой проверки, но вполне годились, чтобы ввести в заблуждение жертв.
Возмущенные родственники начали писать Михану, к тому же в мае 1940-го американское посольство переехало из Парижа в Виши, и ему стало труднее придумывать схему со своими мифическими «связями». Михан был умен, он понял, когда запахло жаренным. Иронично, но к нему самому начало проявлять интерес гестапо, до которого дошли слухи о человеке, помогающем бежать евреям.
В общем Михану удалось бежать на юг Франции и примкнуть к Сопротивлению. Потом он быстро каким-то образом убедил союзников, что его необходимо переправить в Англию. Наверное где-то он действовал подкупом, а где-то искусной ложью, ведь Гэри Михан мастерски умел мимикрировать. В Лондоне он опять развернул бурную деятельность, пытаясь заинтересовать своими услугами то английскую разведку, то американских дипломатов. Но теперь уже к нему возникли вопросы у Госдепартамента, да и еврейская община Лондона требовала от Михана ответов о судьбе пропавших родственников. Морское сообщение было прервано, у него не было шансов выбраться из Англии, разве что на военном корабле. Не дожидаясь начала расследования, Михан записался добровольцем, чтобы снова быть переброшенным во Францию. Но не успел, поскольку погиб под бомбежкой в марте 1941-го.
– Какая краткая и насыщенная жизнь.
Аманда, не прося моей помощи, долила в свой стакан с тающими кубиками льда еще щедрую порцию виски и вермута. Я добавил себе вермута и апельсинового сока.
– Да, долгое время Михан считался чуть ли не героем, все запомнили только, что он пару месяцев провел в Сопротивлении и готовился вновь работать в немецком тылу. Была идея даже представить его к какой-то награде, хоть он никогда официально не служил в американских или английских войсках. Но вскоре после войны люди снова начали задавать вопросы. Особенно те евреи, которые так и не смогли найти следов своих родственников и друзей, пропавших после контакта с Миханом. Я говорила тебе, что к нему за помощью приходили целые семьи? С пожилыми родственниками, даже с детьми. За полгода Михан успел «переправить» сорок семь евреев. Не много, конечно, по сравнению с угнанными в концлагеря, но об их судьбе было вообще ничего не известно. Их не могли ни найти, ни похоронить, ни оплакать.
Родственники перерыли все немецкие архивы, подали повторный запрос в Госдепартамент и ФБР, изучили списки пассажиров всех судов, переправлявшихся в это время через океан. А в 1954 году в подвале дома в Париже, где у Михана была квартира, проводили ремонт и вскрыли цементные полости, из которых посыпались черепа и кости. Там же были найдены разрезанные на куски чемоданы и полусгнившая одежда. Михан забирал только деньги и ценности, все остальное выбрасывал или закапывал. Поскольку главный подозреваемый был уже мертв, судебное дело так и не было возбуждено, но экспертиза была произведена и удалось опознать девятнадцать людей среди найденных останков. Кого-то опознали по именным ярлычкам на одежде, кого-то по картам стоматолога. Остальные жертвы Михана, видимо, были безымянными преступниками. К тому же никто не знает точно, сколько расчлененных частей было выловлено за это время из Сены и списано на несчастные случаи или нераскрытые убийства. В соседнем дворе рядом с домом Михана находился канализационный люк, так что, скорее всего, от большинства своих жертв он избавился именно таким образом.