– Да, и это был сущий кошмар. А он выписал эту кретинскую дочку Махоуни и ее мексикашку из-за какого-то сентиментального чувства долга. Пирс причинял наибольшие неприятности. Он портил репутацию отеля, к тому же постоянно грозил, что пойдет в полицию с признанием, если я не оплачу его очередной долг. Или не предоставлю «малышке Гвенни» освободившийся «люкс» напротив него. Ему казалось, что он делает доброе дело, идиот перемежал свои запои приступами христианской сентиментальности. Поскольку он не всегда был, так сказать, в полном сознании, я не исключал, что однажды он воплотит свою угрозу и правда пойдет в полицию каяться, очухавшись от очередной дозы дури. А я не хотел терять свою репутацию и «Гарнет». Так что мне пришлось ждать удобного случая, чтобы решить эту проблему.
– Такой случай представился, когда вы узнали, что Пеш бежал из тюрьмы?
– Да, – с удовольствием рассмеялся Доббинз. – Пеш каким-то образом в тюрьме по своим каналам узнал, где скрывается Пирс. Тогда он решил бежать, чтобы добраться до него. Но и Пирсу те же осведомители донесли, что Пеш бежал и теперь его ищет. Как он испугался! Он прибежал ко мне, просил денег, чтобы уехать. Говорил, мол, уедет в Мексику, завяжет с героином, будет ремонтировать старые лодки. Неизлечимый кретин. Конечно, Пеш все равно притащился бы сюда и начал вынюхивать. Нет, мне совсем не нужно было, чтобы Эл сбежал. Я, как мог, уговаривал его остаться, говорил, что мы вместе решим эту проблему. Вот только Эл не знал, каким именно образом, – Доббинз снова захихикал.
– Вы усыпили внимание Пирса, а когда Пеш заехал в отель, сразу же проникли к нему в номер и убили. Между прочим, я нашел место упокоения Франсуа Пеша. В подвале вашего отеля.
– Да, я видел открытую панель и в коридоре и как вы там шарили фонариком, когда спустился на нижний этаж поздравить Артура. Он рассказал мне о ваших манипуляциях с лифтом и светом. Так я и понял, что вы рано или поздно придете меня проведать.
– Как вы убили Пеша?
– Я видел, как он приехал в отель. Пока Колин и Гуч изображали из себя великих шахматистов. Из моего кресла было отлично видны двери лифта и вход на лестницу. Обычно я останавливался поболтать с регистраторами и портье, как бы между делом интересуясь, кто въехал в отель. На правах старожила, так сказать. Но тут мне даже спрашивать не надо было. Я сразу узнал Пеша, хоть он постарел, да и тюрьма не пошла на пользу его внешности. И еще эта фальшивая борода. Я увидел, что он едет на четвертый этаж. Он всегда любил четверки, какое-то глупое суеверие. Нетрудно было догадаться, в каком номере он остановился, раз соседний был закрыт на ремонт.
– Меня с самого начала озадачило место, которое вы выбрали для своих вечерних посиделок. По идее это же идеальный наблюдательный пункт для гостиничного детектива. Из вашего кресла виден и проход в ресторан, и все, кто поднимаются в номера. А если немного высунуться, то можно разглядеть и стойку администратора. Но почему-то для охранников в «Гарнете» была отведена самая глухая комната в заднем коридоре. Не удивительно, что все, кто там работал, либо спали, либо читали комиксы. Ведь вы не хотели, чтобы кто-то знал о происходящем в отеле больше вашего. И людей ваши юристы нанимали весьма… специфических. Наверняка с вашей подачи. Чего только стоит один Шимански с его сексуальной ориентацией и преступным прошлым. Он был в лепешку готов разбиться, чтобы не было скандала и чтобы его не уволили. Думаю, он совершенно непреднамеренно столько лет закрывал глаза на убийства, творившиеся под его носом.
– Убийства? – невинно спросил Доббинз.
– Да. Убийства постояльцев «Гарнета». Не знаю, приближали ли вы кончину стариков, живущих за копеечную арендную плату еще с довоенных времен, но думаю, что вы благородно разрешали им умереть естественной смертью, тем более, что такие персонажи как генерал Аксаков добавляли в атмосферу заведения респектабельности. Но вы нашли более эффективный источник дохода. Действительно богатых постояльцев, одиноких или вдовых. Кто-то из них неожиданно съезжал из отеля в неизвестном направлении. С драгоценностями и всеми сбережениями. Бармен Тони рассказывал об одном вашем близком друге, покинувшем «Гарнет», а еще о вашей… невесте, вдруг наглотавшейся снотворного. Я нашел в подвале старые чемоданы и вещи, а еще несколько заделанных цементом могил в полу. Наверняка, если раскопать их, можно извлечь останки многих гостей «Гарнета», так подло предавших вашу дружбу. Думаю, этот промысел приносил вам неплохой доход в дополнение к отелю.
Лицо Доббинза побледнело, но он сохранял привычную невозмутимость.
– Жаль, что вы раскрыли мой маленький секрет, но к тому времени, как кто-то еще доберется до основного подвала, я буду уже далеко. Жаль, конечно, расставаться с «Гарнетом», я многое сделал для того, чтобы этого не произошло. Честно говоря, мне нравилась жизнь здесь. Что вас вообще заставило заподозрить меня, черт возьми?
– Вы убили Пеша.
– Да, я не отрицаю. Я выждал некоторое время, потом проник в его номер со своим запасным ключом. Он спал. Наверняка решил отдохнуть, прежде чем приниматься вытряхивать кишки из Эла. Маленький укол батрахотоксина, буквально царапина, и через пять минут Пеш был мертв.
Клянусь, когда Доббинз произнес название яда, в его голосе прозвучало гораздо больше любви, чем когда он говорил о Лайле. Наверняка он был в восторге от новой игрушки.
– Вы оставили Пеша в его номере и повесили на дверь табличку «не беспокоить», зная, что горничные здесь очень деликатные, и вряд ли кто-то рискнет зайти в номер до следующего утра. Но вы не могли оставить француза просто гнить в кровати, ожидая, что кто-нибудь его обнаружит. Потому что с помощью Пеша вы хотели расправиться с остальными членами шайки.
– Вы говорите так вульгарно. У нас не было шайки.
– Как вы заманили Пирса в номер 404?
– Я признался ему, что убил Пеша. И попросил помочь мне избавиться от трупа. За это я обещал ему дать денег на переезд в Мексику. Мы пришли днем, ближе к шести, когда я знал, что Колин будет в городе, мексикашка на работе, а глупая девчонка Махоуни наверняка будет торчать у своего писателя. Вдвоем мы подняли труп на лифте на пятый этаж, а потом перенесли в мой номер.
– Конечно, ведь там никому не пришло в голову искать пропавшего Пеша. Для всех ведь он оставался жив. Вы также забрали его чемодан и все вещи, привели комнату в порядок. Потом вы снова пригласили Пирса в номер 404. Убедиться, что не осталось никаких следов. Во сколько это было – часов в семь вечера? Там вы его и убили. Оглушили, сделали укол скополамина, а потом, когда он достиг нужной кондиции, вонзили нож в сердце. Именно это и вывело меня на ваш след. Ведь вначале казалось, что у вас железное алиби – с девяти вечера вы сидели вместе с Аксаковым и Гучем, попивая херес и наблюдая за их игрой в шахматы. Как обычно вы и делали. Но я пытался понять, зачем убийце вначале бить жертву, потом накачивать ее наркотиком, а потом закалывать. Если не брать в расчет теорию, что кто-то пытался выведать информацию у Пирса, я вспомнил особое свойство скополамина – он сильно повышает температуру тела. До 102-104 градусов32. Естественно, тело с такой температурой будет остывать гораздо медленнее – примерно на два, два с половиной часа, достаточно, чтобы ввести в заблуждение патологоанатома, который увидит явную причину в виде удара ножом в сердце.
Я перевел дыхание. Жаль, что я не умею болтать так же непринужденно, как Донован, сейчас мне бы этот талант очень пригодился.
– А роза на месте удара – это была импровизация? Или вы уже тогда решили, что обставите последующие убийства в стиле сказок Оскара Уайльда.
– Мистер Стин, вы меня бесконечно удивляете. Вы рассказываете все так, будто присутствовали лично. К тому же вы знакомы с творчеством Уайльда. Честно говоря, мне уже давно не доводилось испытывать такого удовольствия от беседы. Как жаль, что мы не можем стать друзьями. Да, я случайно заметил в мусорной корзине белую розу, брошенную этим позером Шимански. Вначале я просто хотел ее оставить на месте преступления, чтобы сбить спесь с этого мелкого «голубого» уголовника, возомнившего себя хозяином отеля. Моего отеля. Пусть бы он потом подрыгался, доказывая свое алиби. Но потом я вспомнил историю про Соловья и Розу. Знаете, в детстве мама мне читала сказки. Я был поражен рассказом о Рыбаке и его Душе. Рыбак меня не сильно волновал, но я очень переживал за Душу. Ведь ее бросили, отрезали ножом. И она могла творить удивительные вещи. Почему же Душа все время стремилась вернуться к этому неудачнику? Помню, что я после этого много лет, идя по улице, все время проверял, не сбежала ли от меня моя тень33.
Я с трудом мог поверить, что у этого человека была мама.
– Хотя вы доставили мне массу неприятностей. Я расчленил Пеша в своей ванной, завернул в целлофан и по частям начал относить в подвал в его же собственном чемодане. Бороду, очки и плащ я тоже одолжил у него на всякий случай. Я рассчитывал, что Мактирни по своей привычке будет дрыхнуть у себя в кабинете. Кто же знал, что он именно тем утром сломает ногу, а вы проявите такое рвение. В первую ночь я не рассчитал время и едва успел влезть в подвал, пока вы шли в ресторан. Мне пришлось бросить там чемодан и вернуться за ним на следующую ночь. Когда я выносил вторую партию останков Пеша, вы снова попались мне на пути. Впрочем, это даже обернулось мне на пользу – остальные начали нервничать, уверовав, что Пеш жив и все еще орудует в нашем отеле. Я напросился в гости к Гучам под предлогом разговора о сложившейся ситуации. Подмешал никотин им в коктейли. А потом вернулся в свой номер через крышу. Это я подбросил окурки сигарет Пеша на крышу через ограду к Пирсу и в соседний номер, чтобы создать иллюзию, что француз еще жив. Мне показалось ироничным представить Колина в виде статуи. Он же всегда мнил себя принцем. А Лайла умерла так же, как и жила. Бедным, неприкаянным птенцом. Следующим на очереди был Финчер. Я совсем не ожидал, что официант перепутает бокалы, да еще и в вашем присутствии. Так-то я вообще не собирался пить херес.