почему вавилонский кодекс Хаммурапи приговаривал согрешившую пару к удушению и бросанию в реку; почему тот же кодекс наказывал кровосмешение с матерью сожжением обоих виновников [237]; почему закон Моисея приговаривал прелюбодеицу и ее любовника к смерти [238]; и почему у саксов вплоть до дней Св. Бонифация девица, обесчестившая дом своего отца, или прелюбодеица, была принуждена повеситься, а ее любовник должен был быть повешен над пеплом от ее сожженного тела, или ее били плетьми или резали на куски ножами все женщины деревни, пока она не умирала [239]. Среди нанди Британской Восточной Африки «инцест, совокупление с мачехой, падчерицей, двоюродной сестрой или другим близким родственником влечет за собой особого рода наказание, именуемое инджокет. Толпа людей собирается у дома преступника, которого вытаскивают наружу, и наказание осуществляют женщины; все они, как молодые, так и старые, раздеваются по этому случаю. Этого человека высекают, его дома и посевы уничтожаются, а часть его скота отбирают» [240]. Среди баганда прелюбодеяние неизменно наказывалось смертью обоих преступников: сначала их подвергали ужасным пыткам, чтобы выбить из любовников признание. Затем их убивали [241]. «Готтентоты, – утверждает один из писателей прошлых столетий, – не допускают браков между двоюродными братьями и сестрами. У них есть традиционный закон, который предписывает, что мужчина и женщина, столь близкие друг другу по крови, которые будут уличены в соединении либо в браке, либо в прелюбодеянии, должны быть забиты дубинками до смерти. Этот закон, по их словам, господствовал во все времена; и они исполняют его сразу, не оглядываясь на богатство, власть или родство» [242]. Трудно поверить, что в этих и подобных случаях члены общины применяли бы такое суровое наказание за половые преступления, если бы не считали, что это ставит под угрозу всеобщую судьбу, а не только интересы нескольких человек.
Если теперь мы спросим, почему незаконные отношения между полами должны нарушать равновесие природы и, в частности, уничтожать плоды земли, можно предположительно дать частичный ответ. Едва ли довольно сказать, что такие отношения неугодны богам, которые наказывают все общество без разбора за грехи немногих. Ведь нам должно помнить, что боги – это творения человеческой фантазии; человек создает их по подобию своему и наделяет их вкусами и мнениями, которые являются лишь пространными проекциями его собственных. Поэтому утверждать, что нечто является грехом, потому что Бог так решил, значит лишь отодвинуть исследование на одну ступень назад и поставить вопрос, почему Бог не любит и наказывает именно эти действия. В случае, который мы рассматриваем, причина того, почему многие дикарские боги запрещают прелюбодеяние, блуд и кровосмешение под страхом своего сурового неодобрения, может быть найдена в аналогии, которую многие дикари проводят между воспроизводством человеческого вида и воспроизводством животных и растений. Аналогия эта не есть просто причуда – напротив, она реальна и жизненно важна; но первобытные народы придали ей ложное значение в тщетной попытке своей применить ее на практике для увеличения запасов пищи. Они воображали, что, совершая определенные половые акты или воздерживаясь от них, они тем самым непосредственно способствуют размножению животных и размножению растений [243]. Все эти действия и воздержания, очевидно, суть суеверия и не дают желаемого результата. Они не религиозные, но магические, то есть достигают своей цели не путем обращения к богам, а посредством манипулирования природными силами в соответствии с определенными ложными представлениями о физической причинности. В данном случае принцип, по которому дикари пытаются размножать животных и растения, – это принцип магической симпатии или имитации: они воображают, что помогают репродуктивному процессу в природе, имитируя или исполняя его между собой. В эволюции общества такие попытки контролировать ход природы непосредственно с помощью магических обрядов, по-видимому, предшествовали попыткам контролировать ее косвенно, обращаясь к тщеславию и скупости, добродушию и жалости богов; короче говоря, магия, похоже, старше религии [244]. Для большинства рас эпоха неискаженной магии, магии, не подкрепленной религией, относится к столь отдаленному прошлому, что ее существование, как и существование наших обезьяноподобных предков, может быть лишь предметом умозрения; почти везде в истории и в мире мы находим магию и религию бок о бок, в одно время союзниками, в иное – врагами, то играющих на руку друг другу, то проклинающих и тщетно пытающихся истребить друг друга. В целом разум человека простого крепко, хотя и тайно держится за магию, в то время как более разумные существа осознали тщетность ее притязаний и обратились к религии. В результате верования и обряды, которые были сугубо магическими по своему происхождению, со временем приобретают религиозный характер; они изменяются в соответствии с прогрессом мысли. Они перетолковываются на язык богов и духов, будь то добрых и благодетельных или злых и вредоносных. Мы можем предположить, хотя и не можем доказать, что подобные изменения произошли в сознании многих рас в отношении половой морали. В какое-то старопрежнее время, возможно, слишком сильно растягивая аналогию, они верили, что те отношения между человеческими полами, которые по какой-либо причине они считали правильными и естественными, имели тенденцию способствовать симпатически распространению животных и растений и тем самым обеспечивать снабжение продовольствием общества; в то время как, напротив, они могли воображать, что те отношения между человеческими полами, которые по какой-либо причине они считали неправильными и неестественными, закономерно препятствовали распространению животных и растений и тем самым уменьшали общее благосостояние. Такая вера, очевидно, служит достаточным мотивом для строгого запрета отношений между мужчинами и женщинами, которые считаются неправильными. Ведь если неправильные отношения между полами мешают животным и растениям размножаться, они наносят смертельный удар по существованию племени. Неудивительно поэтому, что везде, где преобладали подобные суеверия, вся община, считая, что само ее существование находится под угрозой из-за половой безнравственности, должна была жестоко расправиться с виновниками, избивать их, жечь, топить или иным образом уничтожать. И когда с преумножением знаний люди начали понимать, какую ошибку они совершили, вообразив, что сношения между полами могут влиять на размножение животных и растений, они все равно по многолетней привычке настолько приучили себя к мысли о порочности определенных половых отношений, что не могли выбросить ее из головы, даже убедившись в ошибочности рассуждений. Поэтому старая практика оставалась в силе, даром что старая теория потерпела крах: старые правила половой морали продолжали соблюдаться, но для того чтобы они сохранили уважение общества, необходимо было перенести их на новую теоретическую основу. Такой основой, в соответствии с общим развитием мысли стала религия. Половые сношения, которые раньше осуждались как неправильные и противоестественные, поскольку предполагалось, что они препятствуют естественному размножению животных и растений и тем самым уменьшают запасы продовольствия, теперь осуждались, поскольку считалось, что они неугодны богам или духам – этим ширмам, за которыми дикий человек скрывал древние верования своих предков. Нравственные принципы, таким образом, оставались прежними, хотя их теоретическая основа была перенесена от магии к религии. Таким или подобным образом мы можем предположить, что карены, даяки и другие дикари достигли тех любопытных представлений о половой безнравственности и ее последствиях, которые мы рассмотрели. Но по природе дела развитие теории нравственности, которое я набросал, является чисто гипотетическим и вряд ли допускает проверку.
Однако, даже если мы на мгновение предположим, что дикари, о которых идет речь, пришли к своему нынешнему взгляду на половую безнравственность таким образом, как я предположил, за всем этим остается вопрос: как они изначально пришли к тому, чтобы считать определенные отношения между мужчинами и женщинами безнравственными? Ведь очевидно, что представление о том, что такая безнравственность вмешивается в ход природы, должно было быть вторичным и производным: люди должны были на независимых основаниях прийти к выводу, что определенные сношения между мужчинами и женщинами неправильны и вредны, прежде чем они распространили этот вывод по ложной аналогии на природу. Этот вопрос ставит нас лицом к лицу с самым глубоким и мрачным вопросом в истории общества – вопросом происхождения законов, которые до сих пор регулируют брак и отношения полов среди цивилизованных народов; ведь в целом фундаментальные законы, которые мы признаем в этих вопросах, признаются и дикарями, с той лишь разницей, что у многих дикарей запреты гораздо многочисленнее, ужас, вызываемый их нарушением, гораздо глубже, а наказания, налагаемые на нарушителей, гораздо суровее, чем у нас. На вопрос этот многие искали ответов, но задача так и не была решена. Возможно, ей суждено, как и многим загадкам того сфинкса, которого мы именуем природой, навсегда остаться неразрешимой. Все одно, данный вопрос уже выступает за пределы наших рассуждений. Я возвращаюсь к своей непосредственной теме.
По мнению многих дикарей, следствием половой безнравственности является не только прямое или косвенное нарушение хода природы, вызывающее гибель урожая, землетрясение, извержение огня вулканами и тому подобное: предполагается, что сами преступники, их потомство или невинные супруги страдают за совершенный грех. Так, баганда из Центральной Африки верят, что, если жена, которая ждет ребенка от своего мужа, совершит прелюбодеяние, она либо умрет во время родов, либо сойдет с ума и попытается убить и пожрать свое потомство. Кроме того, они верят, что, если после рождения ребенка и до того, как ему дадут имя, муж или жена изменят друг другу, их ребенок умрет, если только знахарь не спасет ему жизнь, проведя магическую церемонию. Поскольку смерть при родах рассматривает