"Вот это номер! Даже не подозревал, что он так хорош в ритуалистике…"
— Айс?
— Aelimharro reccu lopinth.
"Не только магия. Даже эффективность ламуо снизилась — на целую ступень как минимум! Право, да только ли Айс здесь ворожил?!"
— Aelimharro reccu lopinth, — повторил мой друг. "Говори на родном языке".
Знаки на стенах казались мне живыми, меняющими оттенки и формы. Размеры зала тоже показались изменчивыми. Колеблющимися, как занавеси на сквозняке. И даже взгляд в Глубину был бессилен выявить, что здесь настоящее, а что — всего лишь наведённый морок. Тем более что никакими иллюзиями тут и не пахло: в ход пошла магия совершенно иного порядка. Я постарался сосредоточиться на Айсе и лежащем у него на коленях Побратиме: то были самые стабильные объекты в поле зрения. Они менялись лишь постольку, поскольку колыхался и менял свойства воздух… и зыбкое, как во сне, пространство.
— На родном, так на родном. Не объяснишь ли, чего ради это всё?
— А ты не понимаешь?
— Нет.
— В границах этой комнаты я частично подменяю собой Теффора.
Я присвистнул, не пытаясь утаить потрясение.
— Риллу из меня паршивый, — бледно ухмыльнулся Айс, поглаживая пальцами руны на клинке, — поэтому настоящей стабильности мне не удалось добиться. Зато подслушать нас уж точно никому не удастся, будь слухачи хоть трижды Видящими. Я не дам.
— Понятно. И что такое страшное ты собираешься мне сказать?
— Страшное или нет, судить не мне. Я просто собираюсь рассказать, кто я такой.
Подтащив ближайшую циновку, я плюхнулся на неё в трёх шагах от Айса.
— Тогда рассказывай.
…жил да был в далёком мире один смертный. Поскольку повезло ему родиться младшим принцем, от рождения он получил изрядную фору перед себе подобными. Таланты, магию, положение и ресурсы — всё имел он, не прилагая к тому особенных усилий. Впрочем, имел он и ответственность перед своей страной, и обязанности, пренебрегать которыми не хотел. Власть явную предстояло унаследовать его брату, а младшему принцу досталась власть тайная. Очень рано, на двадцать седьмом году жизни, встал он во главе тайной службы своего маленького и гордого островного королевства. Впрочем, размер — не главное. По своему влиянию на мировую политику маленькая родина принца стояла на третьем месте — или даже на втором…
— То есть ты не шутил, когда говорил, что был начальником разведки?
— Нет. Нисколько.
…силой и славой родины принца являлись маги. Лучшая Академия Магии — на десяток ближайших миров лучшая! — располагалась в столице. И под началом у принца-шпиона работали маги не последнего разбора. Но даже на их фоне выделялась одна особа, во всех отношениях выдающаяся. Ученица ещё более выдающейся особы, Эйрас сур Тральгим по прозвищу Игла…
— Ты произносишь это имя так, словно я должен её знать.
— Ну почему же? Не должен. Просто Эйрас чем-то похожа на тебя. Тоже вечная непоседа, только много выше рангом. Она свободно приходит в Пестроту откуда-то извне и уходит, когда заблагорассудится… А ещё Игла сыграла в моей жизни такую роль, что я при всём желании не смог бы забыть об этом. Но рассказ мой всё же не об Эйрас, а об ученице её. Бывшей.
…имя себе она выбрала сама. После нарушающего все и всяческие каноны посвящения, что одарило её силами сродни силам бессмертных, подчинённая принца нареклась Ниррит Ночной Свет. И прозвище это шло ей невыразимо. В теории оставаясь сотрудницей тайной службы, на практике она стала ровней своему начальнику. И когда она решила закрепить партнёрство способом, от века соединяющим мужчину и женщину, принц не стал противиться. Да и не хотел ей отказывать, если на то пошло. Ниррит отличалась ошеломительной красотой — не только внешней, но и красотой души. Принц-менталист имел возможность глядеть в суть, не обращая большого внимания на плоть… и его возлюбленная отвечала ему взаимностью.
— Я мог бы сказать, что мы любили друг друга больше жизни; увы, это лишь слова. Пустые шкурки смысла. Лучше будет сказать так: мне несказанно повезло, что я умер раньше неё — я бы сошёл с ума, доведись ей умереть первой…
— Что?!
— Дослушай. Ты поймёшь.
Властительным риллу — даже полноценным, не таким, как Теффор или Левварн — тоже случается устать от вечности. А для уничтожения властительного требуется нечто большее, чем высшая магия. Того риллу, который задумал вернуться на Дорогу Сна и который владычествовал над миром, который принц считал своей родиной, звали Деххато. С первого появления Ниррит в его мире лелеял он свой план — и в плане этом занимали предписанные места и принц, и та, которую принц любил, и высшие маги Круга Бессмертных, и даже Эйрас по прозванию Игла.
— Ниррит для Деххато являлась всего лишь орудием. Стилетом, который должен был после "проковки" и "заточки" пронзить его сердце. И за это — именно это — я ненавижу Деххато!
Риллу подстроил смерть принца. Чужими руками — точнее, интригами подчинённых ему магов Круга — принца-шпиона превратили в пепел. И тем же серым пеплом рассыпалось сердце Ниррит. Она поклялась найти виновника и отомстить. Ради этой цели она не побоялась предстать с вопросами перед Хозяином Лесов. Ради мести она спустилась в Нижние Миры и беседовала с обитающими там демонами. Ради мести она даже отреклась от своей человечности и прошла очередное посвящение, превратилась в Княгиню Ада. Двоих магов из Круга Бессмертных, прямых исполнителей воли Деххато, Ниррит просто убила. (Если уничтожение бессмертных высших магов можно назвать простым). И приготовилась убивать риллу. Заказчика убийства, если пользоваться обыденной терминологией.
— У неё получилось?
— Нет.
…смерть Деххато означала также смерть его мира. Неизбежную. Страшную. Для Эйрас, в отличие от её бывшей ученицы, родной мир принца был чужим. Но когда Ниррит попущением риллу стала слишком сильна, чтобы с ней могли справиться маги Круга Бессмертных или даже малые аватары богов, на пути у обезумевшей мстительницы встала странница по прозвищу Игла.
— Понятия не имею, на что походила их схватка. До магии такого уровня я не дорос — и не факт, что доросла Сьолвэн, волей риллу искусственно ограниченная в спектре доступных Сил. Зато я знаю, чем всё закончилось.
— И чем?
— Игла прибегла к высшей некромантии, а Ниррит стала добровольной жертвой. Исполняя её последнее желание, Эйрас не просто убила её, но разменяла жизнь на жизнь. Любившая меня умерла в муках. Угроза основам мира была устранена. Я воскрес и получил новое тело.
— В каком смысле "новое"?
— В своей первой жизни я был не человеком, а тианцем. Как Ландек, наш хозяин.
Айс замолчал. Я тоже не спешил ломать тишину. Слишком много невероятных вещей за раз пришлось мне узнать.
Шекспировские страсти, однако. Хотя — куда там Шекспиру! Драматург, по крайней мере, был достаточно милосерден, чтобы не воскрешать своих героев…
— Так ты живой? По-настоящему?
— Да. Я не нежить. Я живу… потому что моя женщина отдала за меня жизнь. Отдала в самом что ни на есть буквальном смысле. — Голос Айса оставался ровным, как шёлковая лента. Боюсь представить, чего ему стоило это внешнее спокойствие.
— А почему Эйрас не…
— Потому что всякой власти положены пределы, — перебил он. — Я умер, потому что так захотел Деххато. Гибель Ниррит стала тем рычагом, при помощи которого Эйрас подвинула волю риллу. Это… я просто не знаю, с чем это сравнить. Или ты думаешь, что Игла охотно и с радостью прирезала свою ученицу, пусть и бывшую? Воспользовалась удобным случаем?
— Коль скоро Эйрас, как минимум, ровня Сьолвэн — не мне её судить.
— Дипломатично.
— Справедливо, — парировал я.
— Однако же судить о поступках риллу ты берёшься.
— В той мере, в какой эти поступки касаются смертных — да. "В этом году жертвами ураганов в Тихоокеанском регионе стали тысяча сто сорок три человека. Также пострадало имущество общей стоимостью…". Если твой рассказ точен, получается, что волей Эйрас был сохранён твой мир, твоё королевство, твоя семья и спасён от смерти ты сам. Это вряд ли можно назвать…
— Вот и не называй!
Мы снова замолчали. Надолго.
— Ты действительно так сильно любил… её?
— Ещё сильнее. Знаешь, это было взаимное чувство. Она ради меня… ну, ты уже знаешь, что она чуть было не сделала…
— Тогда почему ты не сделал столько же?
— Из-за чужого вмешательства.
Слова Айса падали, как стеклянные шарики в графин с водой. Бульк, бульк… упадёт — и уже не видно. Почти. Но вода вот-вот выплеснется через край…
— Я не похож на Ниррит: мысль о мщении риллу слишком страшна для меня, — продолжал он ровно. — Родина… это не просто сочетание звуков. Пусть я никогда не вернусь туда, где родился впервые, я всё же не хочу, чтобы… нет! Деххато должен жить дальше. И я тоже должен жить — слишком дорогой ценой оплачено моё воскрешение. Но запертый меж стен этого двойного долга, лишённый Ниррит, я сошёл бы с ума от горя. Должен был сойти. Если бы не Эйрас. Она кое-что поправила. Стёрла живое чувство, оставив только память о нём. Но память, ничем не смягчённую. Жаркую. Кровоточащую. Когда моё горе вернулось вместе с осознанием потери, оно возвращалось ко мне постепенно. Чем дальше, тем сильнее.
Меня зазнобило. Очень, очень осторожно я спросил:
— Оно всё ещё возвращается? Становится… сильнее?
— Да, — лаконично ответил он.
Бульк.
— Ты уверен, что сможешь с этим справиться?
— Нет.
Бульк!
— Я могу тебе чем-то помочь?
— Не знаю.
Молчание. Колышущийся кусочек реальности вокруг нас. Такой ненадёжный…
…и так хорошо отражающий состояние своего "создателя".
— Ты потерял почти всё, что имел, — медленно молвил я. — Ты утратил реальность, где тебе было хорошо. Где ощущал себя нужным, где ты был на своём месте. И теперь в новой реальности всякий раз, когда тебе хорошо, ты невольно вспоминаешь свои потери.
— Мудрый Рин, — усмехнулся Айс. — Да, всё так. Мне хочется выть от боли, когда я один. И когда я не один — например, в постели с Колючкой или в беседе с тобой — мне тоже хочется выть. Если бы я не был менталистом и не умел управлять своенравными эмоциями… но всякой власти положены пределы. В том числе власти над собой.