Человек-эхо — страница 3 из 13

Среда

Глава 12

Джесс просыпается, когда в комнату начинается пробиваться дневной свет. На миг она сбита с толку, но тут сознает, где она, и поворачивается к Гриффину.

Тот по-прежнему лежит на животе, отвернувшись от нее. Одеяло ночью сползло, и она смотрит на него в тусклом свете, разглядывая мускулистые плечи, глубокую ложбинку на спине. Видит путаницу бледных розоватых росчерков, сбегающих с нижней части позвоночника под джинсы. Шрамы, похоже, недавние, и Джесс гадает, как он их мог получить.

Вспоминает про свои собственные руки и ноги. Про белые линии, которыми исчиркана сморщившаяся вокруг них кожа. В основном они идут параллельно друг другу — некоторые старые, другие относительно свежие. Жутковатая картина. Она понимает, что Гриффин наверняка их заметил, хотя ничего по этому поводу и не сказал.

И что, черт возьми, это за место? Нахмурившись, Джесс слезает с кровати. К утру квартира простыла, и она хватает первую же вещь, попавшуюся ей под руку, — натягивает на себя джемпер Гриффина. Тот пахнет сигаретами и его кожей. Это сразу вызывает в памяти вчерашний вечер, и что-то вновь шевелится в ней. Но она знает: то, что случилось — а вернее, не случилось, — не было чем-то романтическим. Просто оба пытались выпустить скопившееся напряжение и гнев, не более того. Джесс выбрасывает это событие из головы.

В центре комнаты — длинный деревянный стол, и, зябко обхватив себя за плечи, она подходит к нему. По столу раскиданы какие-то бумаги и газетные вырезки, и Джесс прочитывает несколько заголовков. Все они сообщают об убийствах. Некоторые строчки подчеркнуты, кое-где на полях наспех нацарапаны комментарии. Некоторые из документов похожи на распечатки из какой-то компьютерной системы или базы данных. Даты, имена, описания…

Но больше всего к ее вниманию взывает стена слева от двери. В самом центре ее — огромная белая доска, почти сплошь увешанная фотографиями и газетными вырезками. На первый взгляд разбросаны они совершенно беспорядочно, в промежутках — почти нечитаемые каракули черным маркером. Джесс встает перед ней.

Пристальней присматривается к фотографиям. На части из них просто какие-то места и люди — улыбающиеся лица, но остальные — это фото мертвецов. Некоторых из них она уже видела вчера вечером, остальные совершенно ей незнакомы. Серые тела, изломанные и перекрученные… Отсутствующие конечности, широко раскрытые глаза, слепо уставившиеся в никуда… Кровь, изорванная плоть, ободранная кожа… Желудок у Джесс выворачивается наизнанку, но она не может отвести взгляд, крепко схваченная этим выставленным напоказ кошмаром.

И тут она вспоминает. Трупы в доме и на участке. Выпирающий живот беременной женщины. С ребенком, который теперь неподвижен внутри. Кровь.

Прежде чем Джесс успевает остановить себя, эти образы вихрем проносятся у нее в голове. Так много крови… Кровь повсюду, забрызганы и заляпаны пол, стены, мебель. Перед глазами всплывает надпись на входной двери, размашисто намалеванная чем-то красным. «СВИНЬЯ». Джесс замирает. Надпись кажется странно знакомой. Это послание полиции или упоминание о ком-то еще?[13] Может, о неверном любовнике?

Нахмурившись, Джесс не сводит глаз с доски. Что-то в природе недавних убийств не дает ей покоя. То, что она уже вроде видела раньше. Пятеро убитых, одна из жертв — на последних сроках беременности… И слово «СВИНЬЯ», написанное кровью на стене рядом с ними.

У нее пресекается дыхание.

— Гриффин! — кричит Джесс, не отрывая взгляда от доски. Он ворочается на кровати, присматривается к ней мутными глазами.

Она начинает передвигать фото на доске, снимая некоторые из них и бросая прямо на пол. Это заставляет Гриффина выбраться из постели — он встает, натягивает футболку и присоединяется к ней. Смотрит, как Джесс продолжает быстро передвигать фотографии.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

Она показывает на фото на столе:

— Передай мне вон ту и еще вон те две.

Гриффин машинально подчиняется, и Джесс прилепляет их рядом друг с другом к стене.

Через секунду она останавливается и отступает на шаг, глядя на них с расстояния. Показывает на стену, а потом поворачивается к Гриффину. Лицо его еще опухшее со сна, и она замечает, что при каждом движении он морщится.

— Ну и что ты там такого увидела? — спрашивает Гриффин.

Джесс показывает на несколько фото на самом верху — имена изображенных на них женщин подписаны снизу черным маркером.

— Лиза Кершоу, Дарья Кэпшоу и Сара Джекмен. Всех изнасиловали, пытали и задушили.

Гриффин кивает. Вытаскивает из рюкзака упаковку таблеток, выдавливает одну из блистера, а потом вдруг замирает и присматривается. Она выжидает, пока он бросает таблетки в рот и проглатывает их насухую, а потом показывает на следующую группу фотографий с портретом молодой женщины посередине:

— Оглушена ударом молотка по голове, потом заколота ножом.

— Что ты этим хочешь сказать? — медленно произносит Гриффин.

— Два очень характерных способа убийства, — отвечает Джесс. — Дай-ка мне свой телефон.

Гриффин снимает блокировку и передает ей мобильник. Заглядывает Джесс через плечо, когда она вводит какие-то слова в поисковую строку. А потом резко выпрямляется, переводя взгляд с доски обратно на телефон, который все еще в руках у Джесс.

Она указывает на одну из групп фотографий:

— Где были совершены эти убийства?

— Оба в Лидсе, — начинает Гриффин. — Изабель Ричардс — в парке Раундхей…

— То есть в Йоркшире, — перебивает его Джесс. Смотрит на Гриффина. — И обе проститутки.

У того отвисает челюсть.

— Сатклифф…[14] — медленно произносит Гриффин. — Так что вот эти… — начинает он, показывая на первую группу фотографий.

— Хиллсайдский душитель[15], — заканчивает за него Джесс.

Гриффин мотает головой.

— Это может быть просто совпадение, — говорит он, обращаясь почти что к самому себе. — А как насчет вчерашнего? Там все опять совсем по-другому.

Лицо у Джесс мрачнеет.

— Беременная женщина? Пять жестоких убийств в шикарном частном доме?

— Мать твою… — бормочет Гриффин.

— Мэнсон[16], — уверенно объявляет Джесс.

Это открытие заставляет Гриффина отступить на шаг. Лицо у него серое. Он явно потрясен, почти что в шоке.

— Все это характерный почерк различных серийных убийц, — произносит Гриффин, высказав вслух то, что у нее на уме.

Джесс медленно кивает.

— Причем знаменитых. Этот больной ублюдок просто их копирует, — шепчет она.

Лист первичного приема.

Отделение неотложной помощи.

Дата/время: 23.08.90 13:30.

Дежурный врач: д-р Эванс.

Пациент: Роберт Дэниел Кин, д. р. 31.03.86, полных лет 4.

Причина обращения: бытовая травма.

Анамнез: отец сообщает о падении с лестницы ранее в день обращения, с высоты прим. 14 ступ. на плиточн. пол. Никаких предшествующих симптомов, сообщается о кратковременной потере сознания, жалобах на тошноту х2, спутанность сознания. Наличие эпилепсии и посткитального[17] состояния отрицает.

Результирующая деформация правого запястья, неутихающие боли в правой нижней конечности.

Предыдущие заболевания и травмы: участие в ДТП полуторагодовой давности (со слов отца), без обращения за мед. помощью.

Сведения о ранее принимаемых лекарствах и аллергических реакциях: сведения отсутствуют, отец ответить затруднился (прививки?), аллергии со слов нет.

Заключение:

а). Падение с лестницы.

б). ЧМТ?

в). Перелом прав. дистального радиуса 2° в результате падения на вытянутую руку??

г). Ушиб мягких тканей правой нижней конечности??

д). Умышленно нанесенная травма??

Рекомендации:

1. КТ головного мозга по поводу ЧМТ (?)

2. Наблюдение в педиатр. травм. отд. до результатов КТ.

3. Рентг. исследование правой верхней и правой нижней конечностей.

4. Поставить в известность органы защиты детей, учитывая УМТ (?)

5. Консультация педиатра.

Дата/время: 23.08.90 15:00.

Дежурный врач: д-р Эванс.

Уточненная информация:

КТ: фронтальная эпидуральная гематома и поверхностный линейный перелом черепа.

Рентгенография правого плеча: перелом прав. дистального радиуса без смещения.

Рентгенография правой нижней конечности: серьезных повреждений костных тканей не наблюдается, есть свидетельства давнего перелома тибиального плато б/б кости.

Вниманию консультирующего педиатра: отец объясняет старый перелом участием в ДТП в младенческом возрасте.

Рекомендации:

1. Перевод в педиатрическое отд.

2. Продолжить наблюдение в течение след. суток.

3. Педиатру составить обращение в органы защиты детей.

Глава 13

Сегодня на месте преступления потише. В лесу лишь патрульные констебли в форме, оставленные для охраны, возле «Форда» копошится всего пара-тройка фигур в белом. На сей раз Кара одна, Дикин отказался присоединиться к ней. Она не стала спорить — прекрасно понимала, по какой причине.

Еще на подъезде Кара видит ожидающую ее Либби. Затянутая в белый защитный костюм, Либби Робертс широко улыбается, когда Кара выбирается из машины. Капюшон у нее опущен, и ее длинные ярко-розовые волосы нелепо сияют на фоне серых деревьев.

Либби известна как один из лучших специалистов в области анализа следов крови, и Кара была очень довольна, узнав, что на месте преступления будет работать именно она. Получить ее мнение из первых рук просто бесценно. Кара знала, что та обязательно разберется во всем этом хаосе.

— Кофе? — спрашивает она, передавая Либби маленький бумажный стаканчик эспрессо, получив взамен белый защитный комбинезон. Либби выпивает кофе, пока Кара облачается в него, и бросает пустой стаканчик на коврик Кариной машины.

Кара просто ненавидит эти обязательные для работы на месте преступления костюмы. Они никогда нормально не сидят по фигуре, в них постоянно потеешь, даже в такую холодрыгу, а маска устроена так, что ей вечно кажется, будто она в ней сейчас задохнется. Но причина также и в том, с чем именно у нее ассоциируется этот наряд — со смертью, кровью и ужасом от того, что вот-вот откроется перед глазами.

Обе натягивают перчатки, бахилы и маски, поднимают капюшоны. Кара вслед за Либби пролезает под ленту ограждения.

— Бедные девчонки, — бормочет Либби. Они останавливаются рядом с автомобилем, и Либби показывает на темно-коричневые пятна в траве. — Кровь и явные следы волочения. То, что я и ожидала увидеть в случае перетаскивания тела с заднего сиденья в багажник.

— Тела? — переспрашивает Кара. — Только одного?

Либби отводит ее к задней части машины.

— Точно сказать нельзя, но мы взяли отовсюду мазки, так что скоро поймем, какая кровь тут чья. Хотя если ты меня вынудишь… — говорит она, и Кара кивает, — то по этой конфигурации пятен и брызг я бы сказала, что жертва номер один была убита на заднем сиденье, а потом перетащена к задней части машины, в то время как жертву номер два убили прямо на месте, в багажнике. Видишь вот эту лужу и этот промежуток в ней?

Она показывает на свободное от крови пространство в темно-красном пятне.

— Здесь и лежало ее тело. Отпечаток тела аккуратненький, с ровными краями, так что я могу заключить, что ее не перемещали после того, как отсекли голову. А говоря об обезглавливании…

Либби указывает на две глубокие зарубки в бампере и лужу крови на земле.

— Мое предположение, что головы отсекали вот здесь. — Она изображает рубящее движение ладонью. — В обоих случаях сильный заключительный удар, который пробил шейные позвонки, задел бампер машины.

— Есть какие-то мысли, чем именно это проделывалось? — спрашивает Кара, и Либби хмурится.

— Чем-то вроде мясницкого тесака… Найди нечто подобное, и мы сможем сравнить. Поехали дальше, — продолжает Либби. — Наличие брызг крови на потолке и поднятой двери багажного отсека указывает на то, что как минимум одна из находящихся в нем жертв на момент нанесения ударов была еще жива. Понимаешь?

Кара кривится.

— Кровь могла попасть туда с ножа при повторяющихся ударах в уже поврежденную область тела.

Они опять возвращаются к заднему сиденью — Кара следует за Либби, не произнося ни слова. Все это для нее уж слишком, почти недоступно пониманию.

— Видишь — такие же лужи крови, такие же брызги на потолке, но более разбросанные, поскольку жертва пыталась сопротивляться и убежать.

Либби показывает на кровавые потеки на боковом стекле, на смазанные красные следы вокруг дверной ручки. Кара не может удержаться, чтобы не представить себе последние секунды девушки, отчаянно пытающейся вырваться на свободу. И мысли той, что слышала из багажника, как убивают ее подругу, и уже знала, что ее ждет.

Либби показывает на еще одну темно-красную дугу.

— А вот это, — говорит она, — предположительно артериальная кровь. Судя по всему, из предсмертной раны на шее жертвы или какого-то другого места, где есть крупная артерия. Отчет со вскрытия еще не прислали?

Кара мотает головой.

— Сегодня получим, я надеюсь.

Либби обходит машину к другой задней двери и открывает ее. Привлекает внимание Кары к густой россыпи мелких пятнышек крови на задней стороне спинки водительского сиденья — некоторые капли стекли вниз, некоторые похожи на колечки с пустотами внутри.

— А это похоже на кровь из органов дыхания — видишь эти воздушные пузырьки внутри капель? И эти ниточки, где к крови примешалась слюна? Могу предположить, что жертва закашлялась, получив удар ножом в грудь.

Глаза Либби прищурены.

— Бедные девчонки, — повторяет она. Делает глубокий вдох. — Плюс есть кровавые отпечатки пальцев по всей машине — некоторые смазанные, а некоторые с рисунком ткани.

— От перчаток?

— Не исключено. Давай надеяться на то, что в какой-то момент он задел себя ножом и мы получим образец его крови.

Кара смотрит на положение водительского сиденья. Это довольно большая машина, но сзади очень мало пространства для ног — кресло сдвинуто назад практически до упора. Причем угол наклона зеркала заднего вида полностью соответствует такому положению сиденья.

— Что думаешь на этот счет? — спрашивает Кара, показывая на него Либби.

— Мы тоже обратили внимание. Сдвинули явно не после убийства. Видишь эту цепочку капель? — Она слегка отстраняется, чтобы Каре было лучше видно. — Где кровь жертвы стекала на коврик по задней стороне спинки?

Кара кивает.

— Так что, может, для него это нормальное положение сиденья?

— Не исключено. Мы уже сделали несколько замеров. Расчетный рост где-то от ста семидесяти восьми до ста девяноста четырех.

Они отходят от машины. За оградительной лентой снимают защитные комбинезоны, свертывают их в комок.

Без обычных для места преступления профессиональных доспехов Либби оказывается весьма привлекательной молодой женщиной в тесных черных джинсах и черном джемпере, с густой подводкой глаз и длинными ресницами, выгодно оттеняющими ее светло-голубые глаза. Она снимает белые перчатки, открывая сверкающие ногти, выкрашенные серебристым лаком.

— Получишь мой официальный отчет через двое суток, — говорит Либби. Потом пристально присматривается к Каре. — Ты как вообще?

— Нормально.

— Нормально? Ты руководишь расследованием зверского двойного убийства, одного из самых страшных, какие я только видела, и все у тебя нормально?

Кара пожимает плечами.

— Как видишь… Кстати, не передумала еще выпить вечерком?

— Разумеется, нет. А Дикс? Он тоже будет?

— Нет, он занят. — Кара ухмыляется. — Хочешь повторить прошлое представление?

— А что тут такого? — Либби улыбается в ответ. — Выходит, он так ни с кем и не встречается?

— Свободен как ветер.

— Ну я так далеко не загадываю, — говорит Либби, заключая Кару в прощальные объятия. — С Ноем никогда не бывает просто.

* * *

На обратном пути в машине Кара наслаждается относительным спокойствием, но стоит ей переступить порог отдела, как все моментально летит под откос. В дверях ее поджидает детектив-сержант Тейлор. Кара выдавливает улыбку.

— Гриффин опять путался у меня под ногами, — объявляет Тейлор, воздержавшись от любого рода приветствий. — Я подумала, вам стоит знать.

Кара манит ее к стене коридора, вне пределов слышимости остальных копов.

— В каком это смысле «путался под ногами»?

— Пытался допрашивать мою подозреваемую в поджоге для начала! — рявкает Тейлор. — Каким-то образом пролез туда первым, выставил меня полной дурой!

«Но ты сама облегчила ему задачу», — думает Кара, хотя вслух этого не произносит.

Ей уже доводилось работать с детективом-сержантом Тейлор. Та скора на суждения, слишком уж скора, по мнению Кары, и они с ней уже не раз цапались по этому поводу. Но сейчас не время заводить врагов.

— Он как-то помешал вашему расследованию? — спрашивает она.

— Нет, но… — Тейлор кривится. У Кары возникает такое чувство, будто всего та ей не говорит. — Это я веду это дело, и мы знаем, кто это сделал. У нас есть неопровержимые технические улики, которые привязывают жену к орудию убийства, плюс она уже не в первый раз замечена в склонности к насилию. Просто держите Гриффина подальше от меня.

— Спасибо, что поставили в известность, — приветливо говорит Кара. — Если на этом у вас все…

— Я уже переговорила со старшим детективом-суперинтендантом, — перебивает Тейлор, а потом разворачивается и решительно уходит по коридору.

— Блин, — бормочет про себя Кара. Тут и без Гриффина забот хватает…

И тут ей в голову приходит одна мысль.

У себя в кабинете она входит в информационную систему полиции. Ну да, точно: согласно временно́й отметке, последний раз ее логин и пароль использовались прошлым вечером, в двадцать три часа сорок пять минут. Кара грызет ноготь, уставившись в экран. Да, надо было уже давно поменять пароль, но так, по крайней мере, она может присматривать за тем, чем он занимается.

В штабе расследования за дверью ее кабинета кипит работа, все детективы при деле. Последние сутки опергруппа трудилась буквально на износ, понимая, что возможность раскрыть двойное убийство по горячим следам становится все более призрачной.

Дикин просовывает голову в дверь.

— Ну как все прошло с Либби? — интересуется он. Прислонившись к дверному косяку, внимательно выслушивает ее рассказ о том, к каким предварительным выводам пришла эксперт по следам крови.

— Так что это не Рик Бейкер, он не выше ста семидесяти, — замечает он, когда Кара рассказывает ему про положение водительского сиденья «Форда Гэлакси».

— Я тоже так подумала. А Либби про тебя спрашивала, — добавляет Кара. — Не хочешь к нам вечерком присоединиться?

Ной бросает на нее саркастический взгляд.

— Это дело у нас уже пройденное. Сама прекрасно знаешь.

— Я живу надеждой…

— Пришел отчет со вскрытия, — говорит Дикин, меняя тему. Входит, садится рядом с ней за письменный стол, наклоняется к компьютеру и открывает отчет, выложенный в архивную систему. Они молча читают его, пробираясь сквозь запутанный медицинский жаргон и пытаясь понять, что происходило в последние секунды жизни обеих девушек.

Доктор Росс пишет о предварительных надрезах на шее. О рубящем ударе широким острым лезвием, иссекшем трапециевидную мышцу и целый набор нервов и кровеносных сосудов, названия которых Кара даже не может правильно произнести. О разрубе позвоночного столба между третьим и четвертым позвонками.

Упоминает о наличии петехиальной сыпи в глазах и на лице, повреждениях гортани и верхнего рога щитовидного хряща. Ушибах переднего и боковых отделов шеи, нелинейных ссадинах от ногтей в районе подбородка, согласующихся с тем фактом, что руки жертв были скованы. Кара понимает, что имеются в виду обычные царапины, вызванные тем, что жертвы пытались оторвать от шеи душащие их пальцы. Она смотрит на Ноя.

— Это он о чем? Их что, еще и душили?

— Похоже на то, — бормочет тот.

Кара вновь поворачивается к экрану. К отчету приложены фото: темные кровоподтеки на запястьях, сломанные ногти. Кара представляет себе, как бедная девчонка сдирает себе кожу до мяса, царапает обивку багажника, пытаясь освободиться, в то время как ее подругу убивают на заднем сиденье…

Заставляет себя читать дальше. Прижизненные колющие ножевые раны, с указанием точного количества, нанесенные одним и тем же орудием. По предположению экспертов — клинком с односторонней заточкой размером с небольшой кухонный нож.

Причина смерти: удушение в сочетании со значительной кровопотерей от многочисленных проникающих ранений, скорее всего, ножевых. Головы отсечены посмертно.

Кара делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

— Из лаборатории пока ничего? — спрашивает она наконец.

Ной качает головой.

— С образцами крови пока работают, — говорит он, продолжая читать. — Плюс взяли еще соскобы из-под ногтей и НРР.

«Набор раннего распознавания». Стандартные пробы, которые берут при подозрении на изнасилование.

— Но Росс вроде не увидел никаких признаков сексуального насилия?

— Да, причем у обеих.

Кара откидывается в кресле. Как и при любом расследовании, именно на нее возложена ответственность за принятие решений, на чем сосредоточить усилия группы. Как толковать обнаруженные улики и что делать дальше. Она уже привыкла к этому, но с этими двумя убитыми девчушками, с этим уровнем насилия ей кажется, что подобная задача может оказаться ей не по плечу.

Звонит телефон. Кара отвечает на звонок, потом включает громкую связь.

— Тут еще детектив-сержант Дикин, — предупреждает она, когда по кабинету разносится зычный голос доктора Росса.

— Все прочли? — спрашивает он.

— Да, — отзывается Кара. — Задушены и зарезаны.

Ее удивляет, что он позвонил. Судебных медиков, а особенно Росса, обычно не вдохновляет перспектива дальнейших расспросов со стороны детективов.

— Не эту часть, — довольно резко говорит он. — Там, где про обезглавливание.

Кара бросает взгляд на Дикина, потом опять на отчет. Не совсем понимает, что он имеет в виду. Им слышно, как Росс на другом конце линии раздраженно кряхтит.

— Разрубы, — проявляется в трубке его голос. — Они острые, точные. Никаких отметин от пробных ударов, которые можно ожидать на теле с такого рода посмертными повреждениями. Отрезать человеку голову далеко не просто. Если не принимать во внимание психологическую сторону, есть и чисто практические сложности. Мышцы шеи очень плотные. Позвонки соединяются прочными связками.

Росс примолкает, и комнату наполняет лишь шипение телефона.

— Поняли, что я только что сказал?

Кара смотрит на Ноя. Глаза у него недоуменные, выжидающие.

— Детективы! — продолжает Росс. — Эти головы отрубил тот, кто хорошо знает свое дело. — Пауза. — Как бы мне ни не хотелось это говорить, но вашему убийце уже доводилось проделывать нечто подобное раньше.

Глава 14

Гриффин в ожидании ерзает на парковой скамейке. Докуривает сигарету, подумывает прикурить еще одну, но останавливается. Непонятно, появится ли она вообще. Смотрит на поспешно собранные документы в руке. То, что они предполагают, это полнейшее безумие, но… Ясно, что Джесс совершенно права.

Гриффин оставил ее в своей квартире. Кажется странным, что эта женщина вдруг столь решительно вторглась в его жизнь. Но есть в ней что-то, отличающее ее от остальных, — в ней совершенно нет опаски, той отстраненности, которые он обычно видит в других людях. Непохоже, что Джесс пытается его судить, — наверное, как раз поэтому с ней так легко.

Наконец он замечает Кару, торопливо идущую по тропинке, — голова опущена, куртка треплется на ветру. Она тоже видит его, и какое-то выражение пробегает по ее лицу, прежде чем она успевает его спрятать. Гриффин знает, о чем она сейчас думает. Что лучше бы оказаться где угодно, но только не здесь.

Кара подходит к скамейке и встает перед ним, загородив свет. Ему не видно ее лица, ее тело — не более чем темный силуэт.

— Что тебе надо? — спрашивает она.

— Присядь, — говорит он.

После секундного колебания Кара делает то, что он просит. Гриффин передает ей папку.

— Это еще что?

— Просто выслушай меня.

Она вздыхает.

— Гриффин, я не знаю, чем ты занимаешься, но это уже пора прекращать. Детективы жалуются мне, что ты допрашиваешь их подозреваемых, болтаешься возле больницы… И ты до сих пор используешь мой логин. При таком раскладе ты втянешь меня в очень серьезные неприятности.

— Кара! — Он поворачивается к ней лицом. — Послушай минутку. В этой папке — информация по серии убийств, совершенных по всей стране. Ими занимались разные управления, во всех разный почерк, так что никто не заметил связи.

— Какой еще связи? — Кара открывает папку, начинает листать.

— Убийца копирует почерк различных серийных убийц.

Рука ее замирает в воздухе.

— Что-что?

— Взгляни на детали. Вот эти убийства заимствованы у Сатклиффа. А вот эти — у Хиллсайдского душителя. Ну а массовое убийство в Дорсете в ночь на вторник? Тебе оно ничего не напоминает?

Он смотрит ей в лицо, изучая хорошо знакомые черты и пытаясь понять, сумел ли достучаться до нее. Кара рассматривает фото: надпись, намалеванная кровью на стене, беременная женщина…

— Гриффин, для одной недели я достаточно насмотрелась на убитых женщин, спасибо тебе большое.

Он удивленно смотрит на нее:

— Каких еще убитых женщин?

— Двух студенток, которых зарезали и задушили, а их обезглавленные тела бросили в автомобиле на окраине леса в Кранборне.

— Обезглавленные? Почему я ничего не слышал? Как так вышло?

— Мы намеренно держим это в тайне от прессы. А информацию в системе обновили буквально только что. — Она произносит это негромко, почти про себя. Потом качает головой. — Это уже переходит все границы, Гриффин. Пожалуйста, остановись. Я не могу до бесконечности тебя прикрывать.

Смотрит на него. Он видит, что Кара буквально вне себя.

— Хорошо, Нат?

Гриффин кивает. Но тут же опять показывает на папку:

— Ты поймешь, что мы правы. И приглядись как следует к этому своему двойному убийству. Готов поспорить, что там та же схема.

— Но это ведь тоже произошло в ночь на вторник! И что ты хочешь сказать? Что этот тип весь вечер раскатывал по всему графству, убивая людей направо и налево, и никто ничего не заметил?

Гриффин умолкает и задумывается. Она права. Многовато для одного человека. Но все же…

Она постукивает пальцем по папке.

— И если эта схема настолько очевидна, то почему все это только сейчас выплыло? Почему ты раньше этого не заметил?

Это хороший вопрос, и Гриффин сам задавал его себе множество раз с того момента, как Джесс показала ему связь. Но он никогда не был фанатом телепрограмм про реальные преступления — когда в твоей работе и без того хватает смерти и разрушения, зачем искать их в свободное время? — и весь последний год его голова была настолько одурманена, что он даже едва вспоминал про необходимость поесть.

Гриффин припоминает замечания Алана на месте преступления. Может, они уже тоже просекли параллель и имитация Мэнсона теперь одна из их версий? Но они с Джесс пробыли там недостаточно долго, чтобы это выяснить.

Однако эту мысль он держит при себе. Вместо этого говорит:

— Множество разных региональных управлений полиции, различный почерк, отсутствие обмена информацией… Сама знаешь, как это бывает. Все настолько перегружены, настолько зациклены на деталях, что ни у кого нет времени отступить на шаг и немного подумать. — Смотрит на нее. — Просто пообещай мне, что прочтешь все это.

— Ладно, договорились. Но если я не соглашусь с тобой, ты остановишься?

Он крепко поджимает губы. Потом кивает.

Кара уже сдвигается вперед, к самому краю скамейки.

— И сходи проведай маму, очень прошу.

— Кара…

— Очень прошу. Я сделаю это для тебя только при одном условии: ты пойдешь и повидаешься с ней. Она волнуется за тебя. Скучает по тебе.

Гриффин делает глубокий вдох, чувствуя, что напрягся всем телом.

— Она вечно все забывает, — тихо произносит он. — И всегда спрашивает про Миа.

Кара поворачивается и мягко берет его за руку. Смотрит на него долгим взглядом, перебирая его пальцы.

— Я так сожалею насчет того… что произошло, — произносит она наконец. — Мне тоже от этого паршиво. А мама… Да, она забывает про детей, забывает про Ру. Считает, что я по-прежнему глупенькая двадцатилетняя девчонка, которая якшается с неподходящими парнями. Но я все равно езжу с ней повидаться, каждую неделю. — Кара смотрит на него. — Тебе нужна помощь. Позволь мне помочь тебе.

Гриффин выдергивает руку и лезет в карман за сигаретой. Прикуривает ее дрожащими пальцами.

— Ты плохо выглядишь, Нат, — продолжает Кара. — Я скучаю по тебе. Скучаю по своему младшему братцу.

Гриффин встает.

— Ладно — съезжу, проведаю. Просто прочитай все это, прошу тебя.

А потом отворачивается от нее, глубоко затягивается сигаретой и уходит. Он знал, что встреча с Карой пройдет тяжело, но, кроме нее, его мало кто выслушал бы. И он тоже скучает по ней. Скучает по ежедневным встречам с ней на работе. Скучает по профессиональным спорам за обеденным столом, по ее мужу, который только закатывал глаза, когда они начинали обмениваться ядовитыми подколками. Скучает по племяннице и племяннику.

Но Гриффин знает, что сейчас не в том состоянии, чтобы нормально общаться с людьми.

Он быстро шагает прочь, зная, что Кара все еще смотрит ему вслед. Но не позволяет себе обернуться.

Глава 15

Он в полном восторге. Гость лежит перед ним на диване, на спине, совершенно неподвижный. Рубашка снята, и ему видно, как слегка вздымается и опадает грудь парня. Глаза у того закрыты — он беспробудно спит, одурманенный снотворными таблетками.

Этот момент нравится ему больше всего. Предвкушение, знание того, что он вот-вот сделает. В эту секунду все в его власти. Он их хозяин — всех этих людей, — и как только они мертвы, то окончательно становятся его собственностью. Становятся частью его самого.

Впервые он испытал это восхитительное чувство в девять лет, совсем еще тогда юный и неопытный. И теперь вот ощущает в точности то же самое. Медленно ложится на диван, кладет голову на голую грудь парня, прижимается к ней щекой. Слышит медленное биение сердца, ощущает, как легкие наполняются воздухом. «Стивен», — думает он. И улыбается.

Сейчас все совсем по-другому — кругом тишина и спокойствие. Он припоминает, как визжала та женщина в понедельник вечером. Опять видит перед собой ту беременную шлюху, которая умоляла не убивать ее, а он все втыкал и втыкал в нее нож, раз за разом; вспоминает мужчин, которые скулили, как щенки, пытаясь отползти от него. Ощущение липкой крови у себя на лице, пропитавшей одежду, согревающей кожу.

Такое ему как раз по вкусу. Чаще всего. Но это?.. Это тоже неплохо. Даже приятно.

Однако все, пора.

Он приподнимается на диване, а потом перелезает на спящего парня, усевшись ему на живот и зажав его между коленями. Аккуратно обхватывает его руками за шею, сцепив между собой большие пальцы. Наклоняется вперед, всем своим весом наваливаясь на руки. Начинает сжимать.

Чувствует, как подаются хрящи, слышит щелчок сломанной подъязычной кости. Лицо перед ним меняет цвет, краснеет. Он наблюдает, как густой багровый цвет приобретает синюшный оттенок, свидетельствуя о развивающейся гипоксии. Тянутся минуты. Из приоткрытого рта парня сбегает розоватая струйка — кровь вперемешку со слюной.

Он не отпускает его горло дольше необходимого, уже чувствуя, как руки начинают дрожать от напряжения. Просто наслаждается моментом.

А потом убирает руки, выпрямляет спину. Опять прижимается щекой к груди парня. Стук сердца больше не слышен, грудная клетка совершенно неподвижна. Он знает, что тело очень скоро начнет остывать, и хочется побыть рядом еще хоть немного, но уже пора.

Он встает, оставив труп на диване. Пусть пока там полежит. Надо еще кое-что сделать, прежде чем все будет окончательно готово.

Глава 16

Гриффин толкает дверь своей квартиры. Собирается уже окликнуть Джесс, но тут останавливается, осознав, что никого там нет. Она пропала.

На душе — странное чувство. Сегодняшняя встреча с Карой что-то взбаламутила в нем. Пробудила воспоминания о его прошлой жизни. Весь прошлый год он провел исключительно наедине с самим собой, но вот такое простое событие, как вечер в компании другого человека, — и ему уже нестерпимо оставаться в одиночестве.

Гриффин бросает взгляд на циферблат на запястье — его не было два часа. Интересно, думает он, где же сейчас Джесс. Прежде чем уйти, он оставил ей свой телефонный номер на клочке бумаги, но у нее нет мобильника, и теперь с ней никак не связаться.

Припоминается прошлый вечер. Не лучшим образом все вышло, это уж точно. Не стоило целовать ее, а потом отталкивать. В тот момент он действительно хотел ее и понял, что она тоже его хотела, но что-то вдруг показалось неправильным и неуместным. Совсем не по таким причинам люди занимаются сексом.

Ее муж только что погиб. Но кто решил, что лучший способ продолжать жить после смерти близкого человека — это тихо и чинно горевать? Может, как раз он и был тем, в чем она нуждалась в тот момент? Может, они были всего лишь двумя одинокими людьми, пытавшимися найти друг друга единственным способом, какой только знали?

Мысль об одиночестве теперь кажется немного странной. С того момента, как она оказалась здесь, он стал чувствовать себя совсем по-другому. Потому что появился кто-то, с кем можно было разделить свою ношу, наверное. Потому что кто-то слушал его, верил ему и вдобавок обнаружил связь, до которой он сам оказался неспособен додуматься.

Гриффин подходит к плите, ставит чайник. Чувствует знакомую боль и осторожно покачивает телом с боку на бок, морщится. Ничего хорошего. Тянется к выдвижному ящичку возле плиты, вытаскивает из него плоскую коробочку — последнюю упаковку лекарства, выдавливает из блистера две капсулы, кладет их в рот, проглатывает. Чувствует, как они медленно продвигаются по горлу, и тянется за стаканом. Наливает в него воды, залпом опрокидывает. Было бы быстрей наклониться над раковиной и подставить рот прямо под кран, но даже такое простое действие невыполнимо, пока капсулы не сделают свое дело.

Препарат заканчивается, и это его напрягает. Он мысленно подсчитывает, на сколько ему еще хватит. Выходит, что всего на четыре дня — может, на пять, если экономить.

Налив себе кружку кофе, Гриффин усаживается за стол.

Совершенно ясно, что Кара не восприняла его всерьез. За последний год его сестре пришлось привыкнуть и не к таким сюрпризам со стороны своего младшего братца.

Поначалу Кара проявила понимание. С тем, что он сам не свой от горя, предположим, она еще могла смириться, но вся эта его зацикленность на поисках неизвестно кого, регулярное нарушение правил на работе… Прикрывала его, сколько могла, а когда его отстранили, почти сразу с этим согласилась.

«Тебе нужно ненадолго прерваться, — сказала тогда Кара. А потом, вдогонку: — Попробуй обратиться за профессиональной помощью!»

Гриффин знает, что она будет на него сегодня злиться. Но при этом надеется, что, может, ее инстинкты детектива все-таки сработают и она остановится на секундочку. Кара — хороший коп, и она любопытна.

Но и он тоже. И теперь Гриффин размышляет об убийствах, про которые она упомянула. Залезает в систему, используя ее учетную запись, — дав себе клятву, что это в последний раз. Смотрит сведения по делу — отчеты экспертов-криминалистов, описание машины, жертв, преступного почерка… Открывает «Википедию», находит основную статью про серийных убийц, шарит глазами по строчкам.

Читает, читает… Время летит незаметно. Наконец находит то, что заставляет его остановиться. Отправляет Каре эсэмэску, а затем бросает взгляд на время. Джесс отсутствует уже почти четыре часа.

Опять входит в систему, вводит в поисковую строку имя и фамилию Джесс. Ее досье по-прежнему здесь, и сообщается, что она все еще в розыске. Но это ровным счетом ничего не значит, ее вполне уже могли задержать. Иногда проходят часы, прежде чем такую информацию соизволят обновить.

Гриффин вздыхает, раздраженный сам на себя. Что беспокоится за какую-то женщину, с которой только что познакомился. Что это на него нашло? Однако нечего сидеть тут сиднем и переживать. Надо что-то делать.

Хотя он уже знает, куда первым делом отправится. Обещание есть обещание. В конце концов, хуже от этого он уже чувствовать себя не будет.

* * *

Гриффин поднимает взгляд на дом перед собой. Вид у того самый обыкновенный, даже скучный. Это угловатое здание с ровными пропорциями, облицованное декоративной штукатуркой под дикий камень, посреди залитой асфальтом автопарковки. Рядом два-три чахлых деревца, из жалких клочков земли пробиваются ранние нарциссы.

Он звонит в дверь и почти сразу слышит громкий треск электрического замка.

Вышедший навстречу мужчина в обвисшем горчичном кардигане приветствует его по имени. Гриффин украдкой читает имя у него на бейдже.

— Ну как она, Майлз?

Тот улыбается.

— Сегодня неплохо, она будет рада вас видеть. Давненько вас не было.

Гриффин кивает, после чего проходит через двойные двери в основную часть дома. Подмечает облупившуюся краску и бледные акварели на стенах, вереницу плотно закрытых дверей. Внутри стоит сильный запах дезинфектантов.

Останавливается в конце коридора. Коротко стучит в дверь, делает глубокий вдох, а потом распахивает ее, не дожидаясь ответа.

— Ма? — зовет он, входя. — Это я. Это Нат.

Здесь всего одна комната, с ванной и туалетом справа. В самом центре ее — больничная койка с поручнями с обеих сторон, украшенная цветастым покрывалом. Коричневый плюшевый медведь пьяно завалился на подушку. Возле окна в большом зеленом кресле сидит пожилая женщина. Колени у нее укутаны одеялом, на столике рядом с ней чашка с чаем. Глаза ее закрыты, голова завалилась набок — похоже, она спит.

Гриффин подходит к ней и присаживается на корточки рядом с креслом. Мягко трогает ее за руку.

— Ма, — повторяет он. — Это я, Нат.

Пошевелившись, она с улыбкой смотрит на него.

— О, как чудесно тебя здесь видеть!

Гриффин целует ее в пергаментную щеку — та пахнет лавандовой пудрой. Придвигает стул, чтобы присесть напротив нее.

— Ну как ты, ма? — спрашивает он.

— Не жалуюсь. — Она присматривается к нему сквозь очки. — Ну у тебя и вид, Натаниэл… Побрейся! И когда ты последний раз был в парикмахерской?

Гриффин машинально проводит рукой по волосам. Улыбается. Кое-что абсолютно не меняется, в конце-то концов. Мамы всегда любят аккуратные прически.

— Помнишь, как я сама стригла тебя, когда ты был маленьким? Однажды я так криво обкорнала тебе челку, что пришлось остричь тебя налысо. Типа как того приятеля Кары, помнишь? Который похож на скинхеда.

— Так у тебя тут и Ной побывал? — спрашивает Гриффин. Чувствует укол вины. Дерьмовый же из него сын, если даже этот поганец Ной Дикин и тот заглядывал проведать его маму!

— Да. Какая жалость, что бедный мальчик так и не завел собственную семью… — Ее голос сходит на нет, и она улыбается, глядя в окно. — Вот и примула скоро в саду зацветет… Весна уже не за горами.

Напряжение Гриффина немного ослабевает, когда мама продолжает болтать о всяких пустяках. Он смотрит на нее, чувствуя печаль. Ее волосы, зачесанные назад и стянутые в тугой узел на затылке, теперь уже совсем седые, под дряблой обвисшей кожей словно одни только кости. На ней очки в толстой пластмассовой оправе, и она то и дело сдвигает их на кончик носа, чтобы выглянуть за окно.

Деменция забрала почти все, что он помнит о матери. Его удивляет, что она еще не забыла, как к ней приходил Ной, — похоже, что-то связанное с ним прочно застряло у нее в голове.

Гриффин обводит взглядом комнату. Здесь все обустроила Кара, вот уже больше пяти лет назад. И она не пожалела времени, чтобы мать чувствовала себя здесь как дома. На стенах репродукции — в основном хорошо известных картин, на полках пристроились несколько разномастных фотографий в рамках. Заметив семейное фото с Карой, Эндрю и их детишками, Нат берет его в руки.

Его племянница и племянник здесь старше, чем он их помнит. Просветы в зубах у Тилли вызывают у него улыбку — похоже, что у нее выпали сразу два передних молочных зуба. Гриффин вспоминает, что так и не послал никому из них поздравлений с днем рождения в этом году. Этому нет никаких оправданий. Да и вообще он еще много кого подвел.

Мать видит фото у него в руке и присматривается.

— У Кары по-прежнему этот жуткий бойфренд? — спрашивает она. — Ну этот, с дурацким именем?

Гриффин предполагает, что она имеет в виду Эндрю. Все зовут его просто Ру.

— А-а, ну да. Он самый.

Мать расцветает улыбкой.

— А как Миа?

Главная трагедия деменции в том, думает Гриффин, это что она творит с человеческой памятью. Кара и Ру поженились намного раньше, чем они с Миа, и все же имя его жены она прекрасно помнит.

— Все у нее нормально, ма.

— В следующий раз приводи ее с собой, — говорит она.

Гриффин замечает, как тяжелеют ее веки. Сидит тихонько еще немного, прислушиваясь к ее хрипловатому дыханию. Вспоминает свое детство, как рос вместе с Карой — все эти безмятежные дни, когда самой серьезной заботой на свете было добраться до следующего уровня в «Леммингах» или обогнать сестру в «Марио карт»[18]. Кара всегда была смышленей его, но никогда его этим не подкалывала, хотя до ее оценок в школе ему было как до луны. И даже в самом мелком возрасте он всегда был крупней — защищал ее на детской площадке, когда кто-то пытался ее обидеть, недрогнувшей рукой обнимал ее за плечи на похоронах отца в шестнадцатилетнем возрасте… Он первым поступил на работу в полицию, а потом, к его большому удивлению, после университета она последовала его примеру, быстро обогнав его в продвижении по служебной лестнице. Кара оказалась лучшим результатом их воспитания.

Гриффин поднимается, чтобы уходить, но тут краем глаза примечает еще одно фото, почти спрятавшееся за остальными. Оно совсем старое. На нем он с аккуратной стрижкой — короткие темные волосы, костюм. Должно быть, на свадьбе, а может, на крестинах Тилли. И рядом с ним она — улыбаясь до ушей, обхватывает его рукой за талию.

Его жена была настоящей красавицей. Иногда Гриффин удивлялся, уж не создал ли он ее такой в собственной голове, — но нет, фото доказывало обратное. Длинные вьющиеся черные волосы, нежный подбородок… Она была слишком хороша для него, и Нат знал это, поэтому ради Миа был готов буквально на все. Она сумела смягчить его, впервые примирила с внешним миром. Миа была его всем.

Гриффин чувствует, что крепко сжал зубы, и вдруг словно что-то застряло в горле. Вернулось знакомое напряжение. Ставит рамку обратно на полку, но перед этим вынимает из нее фотографию и убирает в карман. Медленно наклоняется и мягко целует мать в щеку, поправляет одеяло там, где оно сползло на пол, аккуратно подтыкает. Едва слышно шепчет:

— До свидания, мама!

Глава 17

Кара с отвращением бросает полученную от Гриффина папку на пассажирское сиденье и заводит мотор. У нее и своих проблем хватает, без всех этих бредовых заскоков братца, а его последняя навязчивая идея кажется еще большей фантасмагорией, чем обычно. Копирование серийных убийц?! Господи! Эдак его окончательно уволят, и тогда что? Дело кончится тем, что он останется в этом своем подвале навсегда.

Она уже включает передачу, но вдруг останавливается. Гриффин вроде сказал «мы», так ведь? «Ты поймешь, что мы правы». Кого он мог иметь в виду? Кара хмурится. Нет, не время сейчас об этом думать.

Дикин в отделе уже ожидает ее возвращения. С ходу спрашивает:

— Что он хотел?

Кара понимает, кого он имеет в виду. Проталкивается мимо него и встает перед белой доской. Теперь та сплошь покрыта документами и фотографиями, между которыми наспех написаны некоторые фразы из отчетов о вскрытии. Убиты две девушки. Гриффин прав. Это не просто совпадение.

— Что у нас есть с камер? — спрашивает Кара, пропуская вопрос Дикина мимо ушей.

Тот при виде ее явно дурного настроения лишь закатывает глаза и молча показывает на Тоби Шентона, который просматривает записи на экране своего компьютера.

Шентон бросает взгляд на Кару и краснеет. Она чувствует укол раздражения, но сдерживается. Ей сейчас меньше всего надо, чтобы вера этого старательного парнишки в собственные силы была подорвана старшим по званию — ее подчиненный нисколько не виноват, что ее братец — такая заноза в заднице.

— Итак, мы только что закончили отслеживать все перемещения жертв, — начинает Ной. Оба сидят за столом, а Шентон со знанием дела переключается между окнами на экране. — Качество записей самое разное, но вот здесь они прибывают в клуб, — Шентон в этот момент меняет картинку, — а потом в двадцать минут второго уходят.

Ной кивает Шентону, и тот начинает рассказывать сам.

— Они идут вместе по дороге, — говорит он. — А потом стоят на перекрестке, около пяти минут. Пока не появляется вот эта машина.

Кара смотрит, как к девушкам подъезжает голубой «Форд Гэлакси». На кадре автомобиль виден только сзади, и девушки в этот момент скрываются из виду. Общаются с водителем через опущенное стекло, предполагает Кара.

— Других ракурсов нет? — спрашивает она.

— Нет, только этот.

— Свидетели?

— Были чуть раньше — несколько случайных прохожих и других студентов, когда они шли по дороге, но на этом перекрестке практически безлюдно. Больше никто не попал в кадр.

Кара видит, как одна из девушек вновь появляется на экране, открывает заднюю дверь и забирается в машину. «Форд» уезжает, и Шентон поднимает на нее взгляд.

— Вот, собственно, и все.

— Ну а на дорожных камерах? Больше нет записей? — Кара вздыхает. — Весь город увешан камерами, и больше ничего нет?

За Шентона вступается Ной, когда тот перед лицом разочарования Кары начинает бубнить какие-то оправдания.

— Я и сам так сказал, но это и вправду все, что у нас есть. Либо этому типу отчаянно повезло, либо ему хорошо известно, как не попасть в поле зрения камер.

Понятно, на что намекает Ной. Они имеют дело с человеком, который хорошо знает, что делает.

Кара ободряюще кладет руку на плечо Шентона.

— Спасибо, Тоби, — заканчивает она, быстро поднимается и отходит от стола, пытаясь подавить раздражение.

Стоит ей оказаться у себя в кабинете, как в дверях вновь появляется Ной.

— Так что надо было Гриффину? — опять спрашивает он.

Кара хлопает по папке на столе.

— Ничего хорошего, — бросает она. Но тут блямкает ее телефон — Кара подбирает его со стола, а потом с досадой кидает обратно. «Да иди ты, Нат!» — бормочет она. Дикин уже рядом с ней, листает папку.

— Да не заморачивайся, Дикс. Просто его очередная безумная теория.

Но Ной продолжает просматривать содержимое папки, а потом медленно опускается на стул перед ее компьютером. Запускает поиск в системе, и Кара заглядывает ему через плечо, когда он изучает подробности.

— Ты про это ничего не слышала? — спрашивает Дикин. Придвинув кресло, она присаживается рядом с ним, читает с экрана.

Пятеро убитых, в том числе беременная женщина. Ной передает ей папку, и она вытаскивает одну из распечаток, вложенных туда Гриффином. Это цветная фотография двери — на ней чем-то красным намалевано слово «СВИНЬЯ». Кара опять смотрит на экран, пока Ной переводит взгляд с одной фотографии на другую.

— Да, у меня здесь это самое фото, — подтверждает она, но Ной мотает головой.

— Это не тот снимок, который у тебя сейчас в руке, — тихо произносит он. — На распечатке — фото с сайта, посвященного реальным преступлениям. — Пристально смотрит на нее. — Это из убийств Мэнсона.

Кара переводит взгляд с экрана на фото у себя в руке. Нет никаких сомнений. Они абсолютно идентичны.

— Что сейчас написал тебе Гриффин в эсэмэске? — спрашивает он.

Кара наклоняется к компьютеру, подвинув Дикина в сторону. Забивает в поисковую строку «Гугла» несколько слов, и на экране появляется результат. Две студентки, восемнадцати лет. Похищены, когда голосовали на шоссе. Закованы в наручники, задушены, зарезаны. Головы отсечены. Брошены в багажник «Форда Гэлакси». С разбитым задним фонарем.

Кара едва может дышать. Резко отводит взгляд от экрана и смотрит на Дикина. Лицо у того совершенно белое.

— Так что написал Гриффин? — спрашивает он еще раз.

Кара смотрит на свой телефон, потом опять на экран.

— Кемпер[19], — коротко отвечает она.

Глава 18

Кара видит в глазах своего начальника весь спектр эмоций. Они с Ноем без лишних слов подхватили папку и отнесли ее в кабинет старшего детектива-суперинтенданта Марша. По-прежнему молча, едва даже осмеливаясь посмотреть друг на друга. Поскольку сделанное открытие казалось полным безумием, хотя оба не могли отрицать того, с чем только что ознакомились.

Войдя в кабинет, они усаживаются перед Маршем. Начинают со своего собственного дела, одно за другим перечисляя схожие черты. Поначалу тот вроде как посмеивается над ними, но потом на лице у него появляется растерянное выражение.

— Вы хотите мне сказать, будто кто-то заморочился с тем, чтобы реконструировать двойное убийство, совершенное почти пятьдесят лет назад, черт знает где за океаном?

Кара узнает этот скепсис. Она уже слышала его в своем собственном голосе.

— Мы понимаем, что это выглядит дико, шеф. Но все совпадает до мельчайших подробностей. Начиная с марки автомобиля и заканчивая тем, как именно их убили.

Марш хмурится, берет со стола папку, а потом опять кладет ее обратно.

— И что в итоге? Мы ищем какого-то тайного поклонника серийного убийцы из Калифорнии?

Ной смотрит на Кару, и их начальник замечает этот взгляд.

— Что такое? — спрашивает он.

— Мы думаем, что это не все.

Дикин вытаскивает другую папку — ту, которую Гриффин передал Каре. Раскладывает бумаги на столе.

— Это все убийства, совершенные за последние несколько лет. Проституток, которых убили так же, как убивал Сатклифф — это который Йоркширский потрошитель… Женщин, изнасилованных и задушенных в манере Хиллсайдского душителя…

Старший детектив-суперинтендант смотрит на них, раскрыв рот.

— И вот еще это, вчерашнее. Пятеро убитых. Очень похоже на то, что сотворили последователи Мэнсона по его наущению.

— Мэнсона? — повторяет Марш. — Чарльза Мэнсона?

Смотрит на Кару, и та кивает. Он пробегает пальцем по другим фотографиям.

— А с этими что? — Перебирает их на столе, и одна оказывается на виду. — Это ведь?.. — спрашивает он, поглядывая на Кару, и она кивает. — Какая тут связь?

— Пока не знаем.

Старший детектив-суперинтендант откидывается в кресле и проводит обеими руками по волосам.

— Черт, — бормочет он. — Как вышло, что мы только сейчас это заметили?

Но Кара и Ной хранят молчание. Крыть им нечем. Оба чувствуют, что опростоволосились. И Кара знает, что сейчас чувствует их начальник. Откровенное недоверие сменилось шокирующим осознанием того, что на руках у них серийный убийца. Причем особо опасный.

Марш барабанит пальцами по столу быстрыми нервными движениями. Опять начинает перебирать фотографии.

— Как вы к этому пришли? — спрашивает он наконец. — Что вынудило вас посмотреть и на другие дела?

Ной опять невольно смотрит на Кару.

— Гриффин, — уверенно произносит Марш, нахмурившись. Разъяренно кряхтит. — Все как всегда! Требуется обосравшийся коп, чтобы найти просранную связь!

Быстро поднимает взгляд, осознав, что только что позволил себе оскорбительный выпад в адрес брата Кары, а потом без всяких извинений продолжает:

— Я слышал, что он тут что-то вынюхивает, путается под ногами у моих детективов… — Примолкает. — Кого это он там допрашивал в больнице?

— Думаю, что речь идет о поджоге, — отвечает Кара. — О предположительном убийстве некоего Патрика Амброуза в ночь на вторник.

— Поджог? Непохоже, что тут тоже может быть какая-то связь. — Марш решительно наклоняется в кресле. — Короче, вот как мы поступим. Перед тем как будем говорить обо всем этом в других местах, мне нужна стопроцентная уверенность. Просмотрите все, что у вас есть. Привлеките группу, но, ради бога, только без шума. Нам еще только всеобщей паники не хватало. Я предупрежу главного констебля. — Он смотрит на Кару: — А что насчет Гриффина? Насколько он не в себе?

Кара знает, на какое происшествие ссылается начальник.

— Да вроде с ним все в порядке, шеф, — говорит она. — Но он совершенно одержим всей этой темой. Нам может понадобиться опять привлечь его к делу. Просто чтоб хотя бы держать его в узде.

— Ну хорошо…

Каре видно, что эта идея ему не по вкусу, и, если честно, ей тоже. Ее брата отстранили от работы не без причины. Его поведение давно стало непредсказуемым, а беспорядочные вспышки гнева закончились тем, что он ударил другого детектива и сломал ему нос. Находиться в его обществе просто небезопасно, и шеф знает это.

Но еще он знает, что стоит Гриффину запустить во что-то зубы, как его уже не остановить, и лучше иметь такого человека здесь, под пристальным наблюдением, чем на свободе, где он может отмочить что-то импульсивное.

— Но только под твою ответственность, Эллиотт, поняла меня?

Прежде чем Кара успевает сказать что-то в ответ, их отвлекает торопливый стук в дверь. Ной открывает ее, и на пороге стоит Шентон. Он запыхался, лицо у него красное — явно мчался во весь дух вверх по лестнице.

— Вы не берете трубку, шеф, — отдуваясь, произносит он. — Вот результаты по крови, только что поступили.

Он сует им лист бумаги, и Кара выхватывает его у него из рук.

— Большинство образцов принадлежат жертвам, но один… один нет, — выпаливает Тоби. — Мы прогнали его через систему.

— И?..

— Есть совпадение.

Кара и Дикин вскакивают, готовые метнуться к двери.

— Старший детектив-инспектор Эллиотт! — строго произносит Марш, и она оборачивается. — Закругляйтесь с этим. И побыстрее.

Кара кивает. Чувствует возбуждающее покалывание в животе. У них есть подозреваемый. Пора прищучить этого типа.

Глава 19

— Майкл Шарп, похоже, сволочь еще та… Задержания за попытки сексуального насилия, хранение с намерением сбыта, тяжкие телесные, несколько ходок…

Дикин вслух зачитывает распечатку, пока они раскачиваются во все стороны в микроавтобусе. Кара натягивает легкий бронежилет, передает еще один Ною, который надевает его через голову, застегивает.

Энергию можно буквально пощупать руками. Вся группа в сборе, впереди едет автомобиль быстрого реагирования с вооруженными бойцами. Они не хотят рисковать с этим типом. Зная то, что знают, будут действовать быстро и жестко.

У них два возможных адреса Майкла Шарпа — дом его матери и его собственная квартира, в которую сейчас и направляются Кара с Ноем. План в том, чтобы накрыть оба адреса одновременно. Две отдельные опергруппы, две группы вооруженных бойцов и копов, готовых найти, схватить и — что более важно — арестовать мерзавца.

Все высыпают на тротуар и сразу же мчатся к подъезду облупленной многоэтажки. Все знают, как действовать, — группа вооруженных бойцов входит первой, потом Кара с Дикином.

Взлетев по лестнице на третий этаж, они слышат крик старшего группы захвата, за которым следует тяжелый удар, когда тяжелый таран выбивает дверь. Грохот тяжелых шагов и шум голосов наполняют лестничный пролет, когда полицейские врываются в квартиру под номером двести тринадцать.

Но когда туда подбегает и Кара, то сразу понимает: что-то тут не так. Для начала, слишком уж тихо. После первоначальных криков и грохота обычно слышатся возмущенные вопли задержанного или разочарованное бурчание копов, но на сей раз лишь мертвая тишина. И тут она чует запах. Тот буквально влезает в ноздри, вынудив ее неосознанно остановиться. Кара все-таки заставляет себя пройти в квартиру. Здесь запах еще сильнее. Слышится какое-то низкое гудение, и мимо уха у нее пролетает муха.

Один из полицейских — крупный дородный детина под два метра ростом — проталкивается мимо нее в коридор. Она видит, как он перегибается пополам и блюет прямо на лестницу. Кара бросает взгляд на Ноя. Тот с хмурым видом заглядывает внутрь.

В квартире тепло, даже слишком тепло, и Кара прикладывает руку к обжигающе горячей батарее. Регулятор ее выставлен на максимум. Но, несмотря на жару, Кара чувствует, как волоски у нее на руках встают дыбом, а по спине пробегает леденящий холодок.

Хрипит рация Дикина, по радиоволнам прилетают голоса.

«В доме чисто. Мать забрали для допроса. Никаких признаков Шарпа». Слышны какие-то вопли на заднем плане. «Мать арестована за хранение и намерение сбыта в особо крупных».

Дикин чертыхается про себя, потом опять смотрит на Кару. Начинает заходить внутрь, и она следует за ним.

Все полицейские, столпившиеся в крохотной кухоньке, смотрят в одну сторону. Никто ничего не говорит. Еще двое быстро разворачиваются и проходят мимо них, на перекошенных лицах — нескрываемое отвращение.

Кара проталкивается сквозь толпу. И тут же останавливается.

Прямо перед ними — открытый холодильник. На нижней полке стоит картонная коробка. Рука Кары взлетает ко рту. Внутри — отрубленная голова, лицом вверх.

— Ну что ж, — шепчет ей из-за спины Дикин. — Вот тебе и ответ на вопрос.

— Старший детектив-инспектор?

Голос за спиной заставляет ее отвлечься от жуткого зрелища. Обернувшись, Кара видит еще одного копа, который застыл возле стоящего на полу большого белого сундука — морозильной камеры с откинутой крышкой. Ей не хочется, но она заставляет себя заглянуть внутрь.

Там еще три человеческие головы.

Кара чувствует, как желудок выворачивается наизнанку, и отступает на шаг назад.

Выходит из кухни, направляется в спальню. Но, если что, там еще хуже. Посреди комнаты — односпальная кровать; матрас заляпан тем, что она считает кровью, ею же уделаны стены и изголовье. Рядом с кроватью — металлический канцелярский шкафчик, дальше комод и коробка с пластмассовой крышкой.

Повсюду совершенно жуткий запах смерти и разложения.

— А это еще что за херь? — спрашивает Дикин, на что-то показывая. В углу стоит большая синяя пластиковая бочка с черной крышкой.

Кара секунду не сводит с него глаз. У нее плохое чувство насчет этой бочки.

— Не открывай, — говорит она, после чего кричит бойцам группы захвата: — Все на выход! Нужно как можно скорее вызвать криминалистов. И кто-нибудь — позвоните медэксперту!

Копам не нужно повторять дважды. Кара слышит торопливые шаги — квартира быстро пустеет. Дикин остается, оглядываясь по сторонам, потом идет к железному канцелярскому шкафчику. Выдвигает верхний ящик, и его передергивает.

— Вот черт, — ругается он опять.

Она подходит и заглядывает внутрь. Там, таращась на нее, лежат на черном полотенце три человеческих черепа, лишенные кожи и плоти; вид у них какой-то нереальный, словно у учебных пособий, украденных из кабинета биологии. Вдобавок черепа ярко раскрашены — зеленые с черными точечками.

Кара больше не в силах выносить вонь, особенно в сочетании с видом этих отвратительных черепов. Ее тело бунтует, выталкивает ее из комнаты в коридор. Она успевает спуститься по лестнице во двор, прежде чем согнуться пополам — из желудка извергается все, что осталось после обеда.

Кара опускается на корточки в траву, вытирая рот тыльной стороной ладони. Прикрывает глаза, но ужасная картина по-прежнему стоит перед глазами.

Отрубленные головы. Разлагающаяся коричневая кожа, всклокоченные волосы. Ухмыляющиеся черепа с пустыми глазницами.

Ее опять тошнит, после чего она падает на четвереньки в траву, разом ослабев и хватая ртом воздух.

«Что еще?» — думает Кара, не в силах сдержать отрыжку. Что еще там в этой проклятой квартире?

обезглавить расчленить выпотрошить удалить мясо? Поместить в кислоту, чтоб растворилось — какую кислоту? Соляную

раздолбить кости кувалдой, разбросать в лесу

Сверло три восьмых дюйма сверло одна шестнадцатая дюйма молоток с гвоздодером пила

Скормить рыбам? Африканские цихлиды тигровые барбусы спинороги

Бицепс — зажарить на глубокой сковороде до мягкости, сбрызнуть соусом

Сварить череп — «Сойлекс»[20]и хлорка — НО! слишком хрупкий, чтобы хранить? Разбавить хлорку

Содрать мясо, отрезать гениталии, раздолбить кости. Использовать ацетон — замочить. Голову — срезать скальп, срезать мясо с костей, сохранить череп и скальп

Отсечь — ноги от таза по суставам, кипятить в воде с «Сойлексом» — 1 ч. Слить, промыть в раковине, удалить остатки мяса.

Поместить кости в кислоту на две недели слить черную жижу в унитаз ИЛИ сунуть череп в духовку? Не — взорвется

отделить суставы, суставы ног, суставы рук, проварить дважды. Четыре коробки «Сойлекса» на раз Два часа Превращает мясо в субстанцию типа желе можно просто смыть

очистить кости слабым раствором хлорки, оставить на день лежать на газете чтоб высохли

покрасить череп из пульверизатора эмалью

сохранить кожу целиком? Взять маленький острый ножик типа овощного, надрезать на затылке, довести до макушки, потом стянуть кожу вниз (как с курицы?)

Наружный слой стягивать с мышц с осторожностью. При стягивании с черепа может понадобиться обрезать вокруг носа, губ, рта (2 часа)

Хранить в холодной соленой воде?

приподнять туловище, чтобы спустить кровь. Нарезать печень на маленькие кусочки, срезать мясо с ноги или с руки сверху вниз

голову в кастрюлю с водой кипятить глаза быстро выварятся мясо дольше десертной ложкой выбрать мозг

но… запах? ароматические палочки

Глава 20

Джесс просыпается от аппетитных запахов. Ей слышно бормотание радио, чьи-то шаги внизу. Под одеялом тепло и уютно.

Начинает понемногу возвращаться мыслями назад. Помнит, как Гриффин ушел из квартиры. А потом вдруг провал. Очнулась она на полу ванной Гриффина — в глазах все расплывалось, при первой же попытке встать опять замутило и закружилась голова, тело завихлялось, подкосились ноги. Наконец кое-как встала и посмотрелась в зеркало. Кто-то совершенно незнакомый смотрел на нее оттуда в ответ — глаза с красными ободками, лицо серое и осунувшееся. Рука сама потянулась к шишке на затылке, к выбритому участку, где ей наложили швы. Джесс поняла, кому придется позвонить.

Наву.

Джесс связалась с ним через мессенджер, залогинившись на лэптопе Гриффина — пароль к компу удалось подсмотреть утром. Нав ответил практически моментально, не тратя лишних слов:

«Джесс! Ты где? Полиция тебя ищет. Ты взяла мою машину!»

«Знаю, — ответила она. — Прости. Как Элис?»

Посмотрела, как в строке ответа стали волнообразно плавать жирные точки.

«Гораздо лучше. Думаю, что через пару дней ее выпишут. С ней твои мама и папа. Они с ума сходят от беспокойства».

Знать, что с Элис все в порядке, было огромным облегчением. Джесс продолжила набирать:

«Мне нужна твоя помощь».

Затаила дыхание.

«С головой?»

— тут же поступил ответ.

В лаконичности этого сообщения Джесс явственно ощутила неодобрение.

«Да. Прости. Мне нужно, чтобы ты проверил, все ли у меня в порядке».

Опять плавающие точки. Потом:

«Я не механик, а ты не машина. Мозг — сложная штука, мне не видно, что там происходит внутри. Поезжай в больницу».

«Не могу, меня сразу арестуют».

— Ответила Джесс. А потом набрала на клавиатуре слова, которые, как она знала, заставят его приехать.

«Ладно. Плюнь и разотри».

В итоге он приехал в ту квартиру — злой и насупленный. За долгие годы Нав бессчетное число раз спешил ей на помощь, заштопывал ее, проверял состояние, причем всякий раз на грани того, что приемлемо для действий профессионального врача. Но никогда еще она не была в столь жутком состоянии. И никогда это не было сопряжено с таким риском.

Нав протолкался мимо нее в комнату.

— Садись! — гаркнул он. — И что это еще за конура?

Джесс не стала отвечать на этот вопрос — просто сделала, что было велено. Нав схватил другой стул и уселся напротив нее, вытащил из сумки фонарик-карандаш и направил его ей в глаза.

— Смотри на меня, — приказал он. С суровым, сосредоточенным видом стал светить фонариком в оба глаза по очереди, пока она смотрела прямо на него. Подвигал им вправо-влево, а потом вверх-вниз. Мягко приложил теплую руку ей ко лбу. — Смотри на мой палец!

Джесс послушно задвигала глазами вслед за кончиком пальца, когда он нарисовал им в воздухе букву «Н». Этот неврологический тест она знала назубок, много раз его проходила. Нав продолжал осмотр, и она выполняла его команды, высовывая язык, пожимая плечами, вытянув перед собой руки с закрытыми глазами. Сопротивлялась его нажиму на свои руки, потом на ноги, когда он просил. Касалась кончиком пальца собственного носа, потом его пальца, повторяя это вновь и вновь.

— Есть проблемы со зрением? — сухо спросил он.

— Просто все немного расплывается. И голова несколько раз кружилась.

— Сознание не теряла? Речь не спотыкалась?

— Был короткий обморок.

— Тошнило?

— Нет.

Нав вздохнул.

— Вроде с тобой все нормально, — пробормотал он. — Я скачал твой скан КТ, когда тебя только доставили в больницу, и там, похоже, все чисто. Но с тех пор что угодно могло произойти. Увеличение гематомы, рост внутричерепного давления… А притом что такой важный показатель, как интенсивность боли, в твоем случае исключается… — Его голос сошел на нет. — Поехали со мной, — продолжал Нав. — Не в полицию, обещаю. Мне нужно знать… — Пауза. — Мне нужно убедиться, что вон там все в порядке, — закончил он, показывая на ее голову. — Это важно, чтобы ты была в порядке.

Джесс знала, что Нав прав. Ему не пришлось сыпать заумными медицинскими терминами, ей уже и так было не по себе. Она просто жутко устала. После сидения в этой квартире тело казалось грязным, а одежда, оставленная для нее в больнице мамой, — неудобной. Джесс бросила взгляд на стопку фото с мертвыми женщинами на столе, гадая, в какое безумие вляпалась.

Оглядела комнату, увидев ее свежим взглядом. Гриффин — взрослый человек, а живет в однокомнатной студии, если эту конуру так вообще можно назвать. Мебель старая, потертая. И где его жена? Что она вообще про него знает?

Джесс поняла, что так и надо поступить.

И вот теперь она здесь. Как следует выспалась и вдруг почувствовала себя значительно лучше. Находиться в компании Нава, в его доме, — вот и все, чего ей сейчас хочется.

Джесс садится на кровати — во рту пересохло, голова плывет. Бросает взгляд на часы. Шестнадцать тридцать пять. Прошло семь часов. Прошел целый день, а она и не заметила.

Осторожно встает на ноги. Медленно спускается по лестнице и входит в кухню. Нав улыбается, когда видит ее.

— Ну как, чувствуешь себя получше? — спрашивает он.

— Не особо. — Джесс чувствует себя чумазой, под одеждой слой грязи. — Можно, я приму ванну?

Нав движется было к выходу из кухни, но она отмахивается.

— Я знаю, где это, — говорит. — Сама разберусь.

Он кивает.

— Ужин будет примерно через час. И я раздобыл тебе вот это.

Нав передает ей большой полиэтиленовый пакет из «Теско»[21], и она заглядывает внутрь. Там пара джинсов, футболка, джемпер, несколько пар носков и трусов.

— Невесть что, но, думаю, тебе подойдут, — говорит он, однако Джесс тут же перебивает его:

— То, что надо, спасибо!

Она наполняет ванну и погружается в нее. Вода бодряще горячая. Джесс чувствует, как та распаривает кожу, смывая события предыдущих дней.

Возвращается мыслями к квартире с Гриффином — то, что она сейчас здесь, кажется чем-то нереальным. Ей стыдно, что она просто так вот взяла и ушла, но ему плевать на нее, он не был бы против, повторяет себе Джесс. Гриффин будет только рад вновь обрести личное пространство.

Ей слышно, как Нав возится наверху, подпевает радио, безбожно фальшивя. Она улыбается. Это ободряет и успокаивает — по крайней мере, хоть что-то знакомое и привычное.

Вода теперь еле теплая, и Джесс начинает мерзнуть. Поднявшись из воды, она закутывается в полотенце. Но тут, услышав треск дверного звонка, вдруг замирает. Не смеет даже пошевелиться.

Прихожая — прямо под ванной, и Джесс слышны голоса, просачивающиеся вверх по лестнице. Она слегка приоткрывает дверь и прислушивается.

— Это детектив-сержант Тейлор. Полиция. — Женщина, голос деловой и официальный. — Доктор Шарма?

— Чем могу? — слышит она ответ Нава.

— Я разыскиваю Джессику Амброуз. И надеюсь, что вы знаете, где она.

— Я не видел ее с тех пор, как она во вторник угнала мою машину, — отвечает Нав.

— Во вторник? — повторяет за ним женщина-детектив. — И вы хотите сказать, что она взяла ее без вашего разрешения?

— Да. Я уже говорил вашим коллегам.

Джесс обводит глазами комнату. Абсолютно нереально выбраться из ванной так, чтобы эта тетка ее не заметила. Она задерживает дыхание, поеживаясь, все еще замотанная в полотенце.

— Можно войти? — спрашивает Тейлор.

— Послушайте, я только что с ночной смены в больнице. — Голос Нава звучит спокойно, но в нем безошибочно узнаются ледяные нотки. — Я работаю младшим врачом в онкологическом отделении. Сейчас я просто с ног валюсь, собираюсь что-нибудь поесть и, как вы мне только что напомнили, раздражен, поскольку вы задержали мою машину. Если у вас есть какие-то вопросы, можете прийти позже, или давайте заранее договоримся о встрече. Завтра мне опять на работу.

Он уже привык находиться под давлением. Но не привык врать полиции, думает Джесс, опять ощущая, как накатывает тягостное чувство вины.

Наступает пауза. Она представляет себе, как женщина-детектив вытягивает шею, пытаясь заглянуть в дом, выискивая признаки того, что она здесь. Джесс бросает взгляд через ванную комнату в сторону стопки одежды, лежащей на полу. Гадает, что могло остаться в поле зрения этой женщины.

— Хорошо. Так и поступим, доктор.

Джесс облегченно выдыхает, когда слышит, как закрывается входная дверь. Высовывает голову из ванной. Видит одного только Нава. Тот стоит у двери, прислонившись к стене и обхватив голову руками.

* * *

Джесс как можно быстрей одевается в новую одежду, потом спускается вниз. Нав уже вернулся в кухню, и слышно, как он гремит там кастрюлями и сковородками. Она встает в дверях, наблюдая за ним, и он вздрагивает, заметив ее. Восклицает:

— Вот ты где! Проголодалась? — Голос его кажется неестественно бодрым. И тут же быстро отворачивается от нее.

— Здесь была полиция, — говорит Джесс, и Нав поворачивается обратно. — Я все слышала. Спасибо тебе.

— Для меня ты бы сделала то же самое, — отзывается он, отмахиваясь.

— И прости за машину.

Нав довольно долго смотрит на нее.

— Ну да. Эта небольшая проблема мне сейчас совсем ни к чему. Считай, что ты моя должница.

Джесс кивает. Еще один должок для ровного счета, сознает она, опять ощутив укол совести.

— А теперь садись за стол и поешь.

Это ее первая нормальная еда после пожара, и Джесс вдруг сознает, что жутко проголодалась. Нав всегда хорошо умел готовить, но этим вечером простецкое ризотто кажется лучшим блюдом, которое она когда-либо пробовала. Джесс жадно ест, едва прерываясь, пока не сметает все до крошки.

Когда они заканчивают, Нав убирает тарелки, и они усаживаются рядышком на диван. Здесь Джесс уже тысячу раз бывала. Вспоминаются званые ужины у Нава — они с Патриком сидят за красиво накрытым столом, Элис спит наверху… Новогодние вечеринки в окружении восторженных поддавших медиков… Она знает, что у Нава есть целая коробка игрушек, которые Элис просто-таки обожает и которые он потихоньку тырит специально для нее у себя на отделении, когда присматривает за детьми. Джесс не раз задремывала на этом самом диване после бурно проведенного вечера.

Но сегодня разговор с Навом не так прост, как раньше. Он смотрит на нее, и она сознает, что не осмеливается посмотреть ему в глаза. Представляет себе озабоченность у него на лице. Ей это нестерпимо: жалость, явное сочувствие.

— Хватит пялиться на меня, — бормочет Джесс.

Нав хмурится и откидывается на спинку дивана.

— Я просто хочу помочь, Джесс.

Ей стыдно. Когда она здесь, он очень многим рискует. И все, на что она способна, — это доставать его.

— Знаю, прости, — говорит Джесс.

В ответ он кивает.

— И что собираешься делать?

Джесс мотает головой:

— Не знаю — правда не знаю. — Замечает, что он собирается что-то сказать, но перебивает его: — Мне нельзя обратно в больницу, Нав! Меня сразу арестуют, и тогда где я окажусь?

— Но, по крайней мере, они разрешат тебе повидаться с Элис, — тихо произносит он.

При упоминании имени дочери Джесс готова расплакаться. С того момента, как она сбежала из больницы, Элис занимала почти все ее мысли — постоянное беспокойство, разлука с дочерью вызывали почти физическую боль. Но нельзя допустить, чтобы ее арестовали, оказаться в руках у полиции.

— Я не хочу встречи с дочерью под надзором, — отзывается она. — Чтобы при этом присутствовал какой-нибудь долбаный социальный работник! Ты не думаешь, что в моей жизни их и без того было предостаточно?

— Это лучше, чем совсем ничего. И я помогу тебе найти адвоката. Он со всем разберется, не успеешь и опомниться. — Нав ненадолго примолкает. — Это не будет как в тот раз, обещаю, — негромко добавляет он.

Джесс мотает головой, опустив глаза в пол. На него начинают падать большие круглые слезы.

— Я не могу рисковать, — бубнит она.

Нав обнимает ее за плечи — теплый, знакомый. Все, что она может сделать, чтобы не начать всхлипывать в его руках, — это закрыть глаза. Джесс чувствует запах Нава — уникальную смесь разнообразных ароматов, в том числе медицинских, — и это дарит покой. Далеко не впервые она гадает, как могла бы сложиться ее жизнь, если б они с Навом были вместе.

Они с ним даже ни разу не целовались, даже по пьяни. Одно время в университете Джесс гадала, уж не гей ли он, пока его двухлетние отношения с какой-то красоткой не положили конец подобным измышлениям. Правда, та давно уже в прошлом. Джесс никогда не помнила, по какой причине, — вроде как что-то связанное с требованиями медицинской подготовки.

У Нава было все, чего не было у Джесс. Образование, полученное в спецшколе для особо одаренных учеников, острый ум, отличное воспитание, природное обаяние… Плюс Нав всегда был в отличной физической форме — бегал марафоны в поддержку детей с лейкемией. Он ведь специалист по раковым заболеваниям, господи спаси! Отличный мужик по всем статьям. Джесс всегда думала, что как раз по этой причине они так и не сблизились окончательно. Слишком уж разные.

Она высвобождается из его объятий и вытирает глаза. Смотрит на него. За окном темнеет, и Джесс видно, насколько он измотан.

— Нам все-таки нужно об этом поговорить, Джесс, — пробует Нав еще раз. — Ты же слышала, что сказала эта дама из полиции. Тебя ищут.

Джесс смотрит на свои руки. Ногти потрескались, некоторые обломаны — судя по всему, в момент бегства от огня, — а по запястью тянется длинная царапина, которую она до сих пор не видела.

— И я не хочу, чтобы ты возвращалась в ту квартиру, — с серьезным видом продолжает Нав. — Кстати, кто там живет?

— Гриффин. Он… — Джесс даже не знает, как ответить на этот вопрос. — Он помогает мне, — заканчивает она.

— Помогает в чем?

Джесс засекает отзвуки чего-то непонятного в его голосе. Ревность? Наверняка нет.

— Выяснить, что произошло. Кто-то намеренно устроил этот пожар. Гриффин знает кое-что… — Она умолкает. Едва верит самой себе. Повторять это кажется дикостью. — Ты же слышал эту тетку из полиции, — продолжает Джесс. — Они уже настроились, что это была я. Больше никого не ищут.

— Вряд ли ты можешь их в этом винить! — вдруг взрывается Нав.

Эти его слова тяжело повисают в воздухе.

— Если ты мне не веришь, тогда почему не сказал полиции, что я здесь? — бурчит Джесс.

— Да верю я тебе! Я знаю, что ты на что-то подобное не способна…

— Так и веди себя соответственно!

— Но, Джесс, взгляни на ситуацию с их точки зрения, — умоляюще произносит Нав. — Ни в чем не повинные люди не ударяются в бега!

— Я не доверяю полиции. Они просто посадят меня в тюрьму, вот и все.

— Но мне-то ты доверяешь, так ведь?

Джесс хранит молчание. Да, доверяет. Но Нав никогда не преступал закон. Он просто не понимает.

— Так вот как получается? — произносит наконец Нав с горечью в голосе — ее молчание он воспринял как отрицательный ответ. — Ты доверяешь какому-то типу, которого едва знаешь…

— С чего ты взял, что я едва его знаю? — кричит Джесс, переходя к обороне — пусть даже и думает, что он совершенно прав.

— Ты никогда его при мне не упоминала!

— А я далеко не все тебе рассказываю, Нав!

— Ясно, что не все…

Она видит, как сужаются его глаза, он явно накаляется и вдруг раздраженно кричит на нее — так громко, что она даже вздрагивает:

— Господи, Джесс! Ну почему ты такая слепая? Почему настолько… настолько…

— Настолько?.. Настолько какая? — выкрикивает Джесс.

— Настолько, блин, тупая!

Она видит, как Нав напрягается всем телом, а потом встает и начинает расхаживать по комнате.

— Ты влезаешь во все эти ситуации, а потом ждешь, что кто-то… нет, не кто-то! Я, — орет Нав, — вытащит тебя из них!

Джесс ощущает всю горечь, которую несут эти его слова. Тяжесть его предательства. А она-то считала его другом…

— Это не я устроила этот пожар! — пытается возражать она, чувствуя, как сжимается горло.

— Нет, но ты ушла из больницы, хотя была не в том состоянии, чтобы шляться по улицам! Ты скрываешься от полиции. И теперь я вынужден врать… Вынужден прятать тебя…

— Прости. Я сейчас уйду.

Джесс встает. Она просто не может здесь оставаться — зная теперь его истинные чувства и прекрасно представляя, во что его втягивает. Уже направляется к выходу из комнаты, как вдруг чувствует его руку у себя на запястье. Оборачивается, смотрит Наву прямо в глаза. Он моргает, на лице у него полное отчаяние.

— Я не это имел в виду, Джесс, — произносит Нав, на сей раз значительно тише. — Я тебя не выгоняю. Я просто…

Он отпускает ее руку, роняет голову, прижимает пальцы к глазам и крепко трет их.

— Прости, — добавляет Нав. — Мне просто нужно немного поспать, Джесс. Оставайся здесь на ночь. Лучше утром поговорим.

Она колеблется. Его слова по-прежнему жалят.

— Прошу тебя!

Джесс медленно кивает. Он тянется к ней и пытается обнять ее. Но ее тело остается жестким, сопротивляясь его попыткам подарить ей покой.

Она поднимается вслед за ним по лестнице, смотрит, как Нав закрывает дверь своей спальни. Опять ложится на узенькую кровать в гостевой комнате. В другой ситуации в эту кровать Джесс завалилась бы уже здорово пьяная, а в голове у нее все еще звучал бы смех после вечера, полного безмятежного веселья и фривольных шуточек.

Сегодня же все совсем по-другому. Вокруг нее сгущается беспросветная тьма. Она чувствует, как одиночество хватает ее своей лапой откуда-то изнутри. Джесс не знает, когда вновь сможет обнять дочь. Элис наверняка в полном смятении, теряется в догадках, где ее мама с папой, почему ей не разрешают увидеться с ними… По лицу Джесс бегут слезы, пропитывая подушку. Она думает о Патрике, лежащем где-то на холодном столе морга. Гадает, позволено ли ей будет взглянуть на него в последний раз, но тут же сознает, что смотреть там уже не на что. Ужас опять пронзает ее с головы до пят. Тело Патрика полностью сгорело, огонь превратил его в нечто неузнаваемое.

И это она во всем виновата. Да, не она зажгла спичку, но причина, по которой он оказался в гостевой спальне? Только из-за нее. Джесс гадает, успел ли он осознать, что происходит. Надеется, что он задохнулся от дыма во сне — и так и не проснулся.

Она ощущает знакомый прилив раздражения, от которого сжимаются мускулы. Переворачивается на живот, утыкается лицом в подушку, визжит, напрягшись всем телом, когда направляет весь свой гнев вниз, в пухлую мягкую подушку, которая приглушает звук.

Остается лежать лицом вниз, медленно считая про себя, чтобы привести в норму дыхание.

И вдруг чувствует, что больше не в силах оставаться одна. Встает и открывает дверь в коридор, потом осторожно толкает ручку комнаты Нава. Различает его силуэт — бесформенный горб под одеялом — и на секунду замирает в дверях, прислушиваясь к его ровному дыханию.

Джесс понимает, что на сей раз надавила на него слишком сильно. Но он прав. Она полная дура. Она принимает плохие, ужасные решения. Но, может, он все-таки видит, что за всем этим скрывается, — видит за всем этим женщину, которая представляет собой нечто большее, чем тот хаос, в который она превратила свою жизнь…

Но нет. Нав видит то же самое, что и остальные: женщину, пустившую под откос свою собственную жизнь. Превратившую ее в полный бардак. Не представляющую собой абсолютно никакой ценности.

Она слишком многого от него просит. Ему приходится врать полиции, рисковать своей медицинской лицензией. И все ради нее.

Она слишком уж далеко зашла. И тот факт, что и он дошел до ручки, пугает ее. Без Нава, ее лучшего друга, самого верного человека в ее жизни, кто у нее еще есть?

Ей надо выбираться отсюда. Надо уходить.

Джесс спускается по лестнице, берет телефон Нава, оставленный заряжаться в кухне. Смотрит на клавиатуру. Полиция будет здесь в считаные минуты. Ей не придется больше скрываться. Она сможет увидеть Элис. «Поступи правильно хотя бы раз в своей жизни!»

Джесс набирает номер, а потом сидит в гостиной в ожидании, нервно поглядывая за окно.

Через пятнадцать минут за ним останавливается автомобиль. Она выходит, аккуратно прикрыв за собой входную дверь.

Это ее единственный вариант. Теперь она в этом уверена.

Забирается в машину. Гриффин косится на нее.

— Что случилось? — спрашивает он.

Джесс в ответ мотает головой.

— Он тебя выгнал?

— Я не хочу подвергать его такому риску, — бормочет она. — Он не заслужил того, чтобы участвовать во всем этом бардаке!

Об истинной причине Джесс умалчивает — стыд от слов Нава еще не остыл у нее в груди.

Гриффин заводит «Лендровер» и включает передачу.

— Последний из хороших парней[22], выходит? — произносит он, обращаясь скорее к самому себе.

— Ты бы все равно не понял. Ты не такой, как Нав. — Джесс отворачивается и смотрит в боковое стекло на темные улицы. И только сейчас сознает, на что намекает: будто для Гриффина риск не имеет значения.

Но Гриффин лишь кивает.

— Да, это уж точно, — бормочет он в ответ.

Глава 21

О тихом ходе расследования теперь не может быть и речи. Словно раскрывшийся с хлопком парашют, оно резко развернулось в полномасштабную охоту на человека. В нем уже задействованы управления полиции из других регионов страны — многочисленные расследования пришлось объединить в одно производство. Кара знает, что главный констебль едва не заработал инфаркт, пока орал на всех, с кем пришлось контактировать.

Кара берет бразды правления на себя, распределяя действия и задачи между новыми детективами, участвующими в операции. И теперь стоит рядом со знакомой уже многоэтажкой, наблюдая за тем, как наводнившие окрестности оперативники и криминалисты принимаются за работу. Приехала Либби, сверкнув своими ярко-розовыми волосами и улыбнувшись Ною; доктор Росс уже внутри. Несмотря на поздний час, журналисты и съемочные группы телеканалов так и роятся вокруг, отчаянно пытаясь урвать хоть что-то, что можно будет потом процитировать. Один из крикунов возле ленты ограждения привлекает ее внимание. Кара узнает его — это Стив Грей из «Кроникл», но отвечает обычным «без комментариев» и оставляет его несолоно хлебавши.

Своей версией они пока что поделились лишь с крошечной горсткой людей — с Либби, Россом, парой-тройкой других детективов; журналисты еще и понятия не имеют, насколько плохо обстоят дела. Кара понимает, что надо сделать заявление для прессы, но что ей им сказать? Мол, у нас тут серийный убийца гуляет на свободе? Убивший, между прочим, уже более десятка человек. И простите — мы совершенно не представляем, где его искать.

Она наблюдает за стоящим в дверях Дикином. Тот оживленно общается по мобильнику с группой, оставшейся в отделе, передавая ее распоряжения, — сигарета у него в пальцах догорела почти до фильтра. Ной перенес вид той квартиры гораздо лучше, чем она, но его все равно трясет. От злости — Кара знает все признаки. Сдвинутые брови, порывистые движения…

Звонит ее телефон, и она смотрит на номер. Отвечает.

— Итак, на сей раз у нас работа под Дамера[23], — говорит Гриффин без всякой вопросительной интонации.

— Новости распространяются быстро…

— Сколько жертв?

— Как минимум десять. Но все по частям, в разной стадии разложения, так что кто там его точно знает…

— И соседи ничего не заметили?

— Сейчас с них снимают показания в отделе, — отвечает Кара. — Пока что они только сказали, что чувствовали запах и жаловались, но на двери вывесили объявление, что это проблема с крысами.

— Довольно, блин, большими крысами… А объявление они сохранили? — Гриффин не дожидается ответа. — Сейчас приеду.

— Ни в коем случае! Я серьезно, Гриффин. С утра первым делом приезжай в отдел, но здесь ты мне совершенно не нужен. Только не сейчас. — Она ненадолго примолкает. — Здесь буквально кишат журналисты, Нат. У них будет просто праздник, если они тебя увидят.

Кара слышит его дыхание. Он знает, что сестра права. Она видит, как Дикин показывает на нее кому-то от дверей многоэтажки.

— Послушай, Нат… Мне надо бежать. Завтра увидимся. Хорошо?

Опять пауза.

— Хорошо.

Кара отключается, глубоко выдыхает и входит вслед за Дикином в подъезд.

* * *

— Не знаю, зачем я вам тут нужен, — бурчит доктор Росс, когда Дикин и Кара появляются в гостиной. — Хрена я тут могу сделать?

Голос у него напряженный. Кара не удивлена. Она и сама вовсе не так хотела бы проводить вечер.

— Мы нашли фрагменты тел в морозилках — и в той, что в холодильнике, и в отдельной камере. Кое-что хранилось еще в кладовке в коридоре, плюс человеческий скелет в спальне — судя по всему, полный. Большинство жертв мертвы уже довольно давно, он убивал на протяжении как минимум пары лет. Хотя есть и одно совсем недавнее тело в ванной, молодой мужчина, — судя по виду, задушен, наверняка в течение последних двенадцати часов. И нет, мы не готовы сказать, сколько здесь в точности тел, пока не соберем их воедино. — Доктор Росс отворачивается от них. — В буквальном смысле.

Дикин наклоняется вперед, глядя на стопку DVD-дисков под телевизором. «Возвращение джедая», «Изгоняющий дьявола‑2»…

— Просто в голове не укладывается, как думаешь? — бормочет он Каре. — В смысле, то, что вытворял этот тип. Расчленял людей у себя в кухне, а потом усаживался в кресло и смотрел «Звездные войны»?

Кара мотает головой и оглядывает комнату. В углу — черный стол, а на нем аквариум. Во всем этом убожестве и разорении он резко выделяется — чистенький, внутри плавают несколько ярких тропических рыбок.

— Если б вы только могли говорить… — бормочет она им.

Вслед за Дикином Кара выходит из комнаты, и они опять направляются в спальню. Металлический шкафчик уже освобожден, и в коробке покоится бумажный пакет, готовый к выносу в качестве вещественного доказательства. Дикин берет его и что-то вытаскивает оттуда затянутой в резиновую перчатку рукой. Это лоскут темной кожи, намотанный на длинную катушку.

— Мы считаем, что это человеческий пенис, — доносится у них из-за спины.

Дикин чертыхается и сбрасывает находку обратно в пакет.

Оба оборачиваются. Это Либби, которую легко опознать по густо подведенным глазам над маской.

— А мне типа как нравится эта идея, — продолжает она, вокруг глаз у нее собираются лукавые морщинки от улыбки, скрывающейся под маской. — По-моему, я уже начинаю симпатизировать этому парню.

— Что еще можешь показать, Либс? — спрашивает Кара.

Либби машет рукой на синюю пластиковую бочку.

— Мы ее еще не открывали, — говорит она. — Заберем отсюда как есть. Вместе с морозилкой. Но если этот тип и вправду копирует Дамера, то мы ожидаем найти там несколько человеческих торсов.

Дикин плетется позади, когда они выходят в кухню.

— Он не особо использовал ее для готовки. В шкафчике найдены формальдегид, эфир и хлороформ. А вот здесь — кислота и хлорный отбеливатель. — Либби приподнимает пакеты для улик, показывая их по очереди. — Большая биопсийная игла. Дрель и сверла для нее, диаметром в одну шестнадцатую дюйма[24].

Каре не хочется думать, для чего все это предназначалось.

Либби тем временем продолжает:

— Мусорное ведро тоже опорожнили — внутри был в основном всякий мусор, обрывки бумаги. Не думаю, что там может оказаться что-то ценное, но все равно внимательно переберем. Следы крови по всем поверхностям — мы уже взяли образцы, отпечатки пальцев тоже сняли. Часть крови разбрызгана по стенам. Не знаю, что вам еще сказать, детективы, за исключением того, что это полный отморозок.

— И хорошо умеющий обращаться с ножами. — Доктор Росс присоединяется к ним в кухне. — Чтобы так аккуратно расчленить такое множество тел… Ищите того, кто хорошо знает человеческую анатомию.

— Того же самого, что в ночь на вторник? — спрашивает Кара.

— Не исключено. Мы еще сравним следы инструмента в обоих случаях. Отправлю вам отчет, как только буду знать больше, — заключает Росс.

Кара и Либби с завистью провожают его взглядами, отчаянно желая последовать его примеру.

Дикин тем временем убрел в другую часть квартиры.

— По-прежнему готова заглянуть куда-нибудь выпить? — спрашивает у нее Либби.

Кара с сомнением смотрит на нее.

— В такое время? — Она показывает на хлопочущих вокруг криминалистов. — Когда тут такое творится?

— Я знаю одно местечко. И через полчаса выходят ребята из ночной смены, — говорит Либби. — Ну что еще ты тут можешь сделать? Если честно?

Кара пожимает плечами.

— Не думаешь, что будет полезно слегка отвлечься?

В словах Либби есть смысл. Но в этот момент звонит телефон Кары.

— Хорошо. Тогда через тридцать минут, — шепчет она Либби, поднося трубку к уху.

Это Шентон.

— Есть что-нибудь от матери? — спрашивает Кара.

— Она уверяет, что почти целый год не видела Майкла Шарпа. Но мы проверим, она может что-то от нас скрывать.

— Отлично, хорошая работа, Тоби, — произносит она, изо всех сил стараясь подпустить в голос ободряющие нотки. Абсолютно всем сейчас нужен хоть какой-то стимул. Уже почти одиннадцать, а после обеда у нее и крошки во рту не было — Кара была бы ничуть не против, если б и ее саму сейчас кто-нибудь слегка приободрил.

* * *

На улице Дикин уже успел снять защитный комбинезон и курит в стороне от многоэтажки, подальше от репортеров. Кара присоединяется к нему и тянет руку за его сигаретой, но он решительно отстраняется.

— Ру убьет меня, если я разрешу тебе курить!

— Просто дай, блин, потянуть, со своим мужем я как-нибудь сама разберусь! — требует Кара. — По-моему, после такого дня я это заслужила.

Ной поднимает брови, но передает ей сигарету. Она глубоко затягивается, а потом отдает ее обратно.

— Слышала о чем-нибудь подобном раньше? — спрашивает он у нее.

Кара мотает головой:

— К счастью, нет. А ты?

Он выдувает струю дыма.

— Кое-что от ребят из отдела по борьбе с наркотиками. И еще в СО‑10, — говорит он, опять передавая ей сигарету.

Кара знает, что он имеет в виду. СО‑10 — это старое подразделение агентурных спецопераций в рамках Столичной полиции[25]. Одно из ранних мест службы Ноя.

Она уже собирается опять передать ему сигарету, но Дикин отмахивается:

— Докуривай.

Он прислоняется к оштукатуренной под камень стене многоэтажки, на секунду прикрыв глаза. Они стоят вместе в молчании, и Кара сознает, насколько она благодарна ему за то, что он сейчас рядом. В такие моменты, когда случается что-то по-настоящему ужасное, никто из не имеющих отношения к полиции даже ничего и не поймет.

В свой первый день в отделе особо тяжких преступлений Ной появился стриженный под ноль, в тесной рубашке, облегающих джинсах и в потрепанных кедах «Олл стар» на ногах. У него было сложение гончей, готовой в любой момент кинуться в погоню, и соответствующий метаболизм. И он сразу стал называть ее «Кара». Не «босс», не «старший детектив-инспектор Эллиотт» и не «шеф», как другие детективы из ее группы. И уж определенно не «мэм» — обращение, которое она просто терпеть не могла, поскольку из-за него чувствовала себя лет на пятьдесят. Ной попросил о переводе, и она прочитала его досье. Агентурная работа под прикрытием до две тысячи четырнадцатого года. Потом — в отделе по борьбе с наркотиками, со множеством поощрений, и Кара без колебаний согласилась. «Но этот тип?» — подумала она, впервые увидев его воочию. Была в нем какая-то отстраненность, которую Кара поначалу приняла за высокомерие и уже гадала, не допустила ли большую ошибку, взяв его к себе.

Но вскоре выяснила, что ни один из ее детективов не может сравниться с Диксом — и это оказался не единственный его плюс. Сама того не сознавая, Кара притянулась к нему, как одна планета к другой. Они могли оказаться вместе на вызове, и она всегда выделяла его, чтобы поинтересоваться его мнением. Он был серьезным, тихим и работал усердней, чем все остальные в группе, включая ее саму. Их партнерство стало нормой — куда старший детектив-инспектор Кара Эллиотт, туда и детектив-сержант Ной Дикин.

* * *

Дикин отлепляется от стены. Кладет руку Каре на плечо, а потом вдруг наклоняется и обнимает ее. Ее удивляет этот внезапный физический контакт, но тут она сознает, что это как раз то, в чем она нуждалась, и на миг опускает голову ему на плечо. От него пахнет каким-то мылом или стиральным порошком, и лосьоном после бритья, который ей всегда нравился, и ментоловыми таблетками «Поло». Отпустив ее, Ной протягивает ей обернутый в фольгу цилиндрик. Кара вытаскивает сладкую таблетку из обертки и кидает в рот.

— Я собираюсь двигать, — сообщает она. — Тебя куда-нибудь подбросить?

Дикин мотает головой.

— Я останусь и за всем тут пригляжу, — бормочет он.

Кара знает, что любые попытки настаивать совершенно бесполезны. И знает, как Ной сейчас себя чувствует. Хорошо видит эту его неугомонность в сочетании с отчаянием от отсутствия какого-либо продвижения. Но Либби права: здесь она все равно больше не может принести никакой пользы, нужно позволить криминалистам спокойно заниматься своим делом. Брать образцы, регистрировать их, обрабатывать — и молиться, чтобы этот тип все-таки допустил какую-нибудь ошибку.

Потому что бог знает, думает Кара, глядя на убогую многоэтажку и зная, что скрывается за ее оштукатуренными под камень стенами, надолго ли хватит ему этой кровавой бани.

Глава 22

Джесс слышит пиликанье телефона, а потом чувствует, что Гриффин вылезает из постели. Открывает глаза и наблюдает за ним в темноте, когда он, наклонив голову, приглушенно разговаривает с кем-то по телефону. На нем одни лишь трусы-боксеры, и она оценивает это зрелище, по-прежнему теряясь в догадках, что это за тип и что она тут вообще делает.

Вернувшись сюда, они практически не разговаривали. Гриффин не предложил ей ни поесть, ни выпить, просто разделся и забрался в кровать. Джесс секунду помедлила, а потом последовала его примеру — ее присутствие в этой квартире, похоже, теперь было безоговорочно принято.

Нав переживал, что она вдруг оказалась здесь, и Джесс понимает, что у него были для этого все основания. Гриффин мог оказаться абсолютно кем угодно.

Но ей кажется, будто она уже знает его. Где-то в самой глубине души Джесс видит что-то до боли знакомое. Такую же душевную травму. Отчаянные поиски чего-то неосязаемого. Гриффин практически вдвое крупнее ее, но с того первого вечера он не сделал ничего, что могло бы вызвать у нее хоть какое-то беспокойство. Наверное, у нее в этом смысле просто низкая планка, думает Джесс. Может, она просто не видит опасности, пока та не окажется прямо у нее перед носом.

Гриффин завершает звонок и возвращается обратно в постель. Она чувствует, что он до сих пор не спит. Дергается, никак не может нормально устроиться.

— Еще один случай? — спрашивает Джесс, когда Гриффин поворачивается к ней. Он кивает — его лицо смутно белеет в темноте.

— Значит, убийство Патрика точно укладывается в эту схему? — тихонько произносит Джесс.

— Ничего не точно, Джесс, — бурчит Гриффин. — Но не исключено.

Он перекатывается на бок, отвернувшись от нее, и Джесс залезает поглубже под одеяло; лежит на спине, уставившись в потолок. Ей нужно что-то сделать, чтобы выбросить все это из головы. Эту тревогу, нетерпение, словно в ожидании падения бомбы. Она ощущает тепло его тела, совсем рядом, хочет прикоснуться к нему. Хочет, чтобы…

Но не может. Сжимает руки в кулаки. Джесс знает, что после секса с Гриффином ей станет получше, пусть даже совсем ненадолго, но после того, как он в последний раз ее отверг, она не вынесет, если такое повторится.

Ей нужно хоть как-то держать себя в руках. Пусть даже и противясь зову собственного тела.

Джесс глубоко вздыхает, встает и идет в ванную, закрыв за собой дверь. Щурится, включив свет, а потом садится на холодный линолеумный пол, наклоняется к шкафчику под раковиной умывальника, открывает его. Находит то, что ищет, и кладет рядом с собой — новенькую кассету для бритвы, еще в упаковке. На ней лишь футболка и трусики, и она выставляет перед собой свои голые ноги.

Ей кажется, что внутри она состоит из каких-то крошечных кусочков, раскрошенных и переломанных. Так почему бы и снаружи не выглядеть соответственно? Джесс вынимает кассету из обертки и ломает ее пополам, освобождая тонкие лезвия от пластикового корпуса. Бросает обломки на пол, осторожно зажимает лезвие двумя пальцами. Чувствует, как дрожат руки.

Медленно подносит острую кромку к верхней части бедра. Видит шрамы от предыдущих порезов. Некоторые — не более чем едва заметные белесые линии, другие — до сих пор пунцовые, едва зажившие. Нажимает и медленно ведет лезвием поперек ноги. Чувствует, как оно пронзает кожу, врезается в плоть. Над тонкой линией пореза проступает кровь, сползает по ноге. Джесс делает это еще раз. Она хорошо знает, с какой силой нажимать — достаточно, чтобы закровило, но не настолько, чтобы пришлось обращаться в больницу. В конце концов, Нава у нее больше нет.

Чувствует, как слезы струятся по лицу, капая на ногу и смешиваясь с кровью. Джесс знает: то, что она делает, разрушает ее мало-помалу. Но это наказание за то, что она такая неудачница и бестолочь. Наказание за то, что она не нормальный человек, как все остальные.

Джесс считает в уме. Семь, восемь… Знает, что надо остановиться на десяти. Десяти раз всегда достаточно, чтобы ослабить напряжение, чтобы открылся предохранительный клапан, как в кастрюле-скороварке. Это, или найти какого-нибудь первого попавшегося мужчину, чтобы сделать вместе с ним то, что они так хорошо умеют делать.

Но, как и бритва, секс никогда не умиротворяет надолго. Будоражащий экстаз в предвкушении предстоящего удовольствия, прилив эндорфинов от быстрого перепихона — это как кратковременный «приход» от наркотика, отвлекающий от шквала у нее в голове. Но как только все кончено и мужчины уже нет, в голове все те же сумбур и тоска, что и раньше.

Джесс всегда гадала, знает ли про это Патрик. Но если он и знал, то ни разу ничего по этому поводу не сказал. На его собственные шалости она тоже не обращала внимания. На ту женщину на новогодней вечеринке, которая с улыбкой что-то шептала ему на ухо, поглядывая в ее сторону… На поздние звонки, отвечать на которые Патрик уходил в другую комнату… Джесс не винила его. Она не была хорошей женой. Она вообще ни в чем не была хороша.

Открывается дверь, отвлекая ее от этих мыслей. Джесс поднимает взгляд. Там стоит Гриффин, щурясь на свет. Чертыхается, падает рядом с ней на колени.

— Блин, Джесс, да что ты творишь?

Наклонившись, хватает рулон туалетной бумаги, сминает обрывок в комок и прижимает ей к ноге, пытаясь остановить кровь. Потом на миг замирает, и Джесс видит, как он вдруг делает длинный судорожный вдох, уставившись в пол.

А потом Гриффин вновь поднимает взгляд и медленно протягивает руку. Она бросает бритвенное лезвие в ком окровавленной туалетной бумаги.

Джесс ожидает гнева, разочарования, осуждения, страха… Всех тех реакций, с которыми она сталкивалась до сих пор — своих родителей, профессионалов от медицины, собственного мужа. Но Гриффин, похоже, совсем другой.

— Не хочешь рассказать мне, что происходит? — обращается он к ней. Голос у него мрачный, но спокойный.

Джесс мотает головой. Гриффин опять открывает шкафчик, достает мятую коробочку с пластырями. Молча делает все, что может, чтобы остановить кровотечение, залепляя порезы один за другим и не обращая внимания, что и сам перепачкался. Занимаясь этим, то и дело поднимает на нее взгляд, словно спрашивая, не больно ли, но она лишь безразлично смотрит на него.

Закончив, Гриффин опускается на пол, садится по-турецки. Джесс все еще сидит, прислонившись спиной к стене и вытянув перед собой ноги.

— Не хочешь с кем-нибудь об этом поговорить? — спрашивает он.

Она опять мотает головой:

— Нет.

— А пробовала? Когда-нибудь раньше.

— Это не помогло.

— Ладно.

Джесс видит, что Гриффин не сводит с нее глаз — его взгляд перемещается на повязку у нее на голове, потом обратно на ногу. Он понимает, что с ней что-то не так, думает она, надо просто рассказать ему. Но хорошо знает, что как только люди это узнаю́т, их восприятие ее как личности смещается. Они начинают совсем по-другому обращаться с ней. А после того, что она только что натворила с бритвой, не стоит и дальше его напрягать.

Гриффин отводит взгляд, вздыхает, задумавшись. Потом встает, протягивает руку. Джесс берется за нее, и он поднимает ее на ноги. Коленки у нее подкашиваются.

— Да уж, блин, — произносит он, обращаясь скорее к самому себе, когда выключает свет и увлекает ее обратно к кровати. — Ну и хороши же мы с тобой оба…

Ложится рядом с ней в темноте, подтягивает к себе одеяло. Джесс прислушивается к его дыханию, к шуму машин за окном. Всякий раз, когда ей кажется, будто она получила какое-то представление о Гриффине, он доказывает ей, что она ошибается, — вот и сейчас.

* * *

Джесс, должно быть, заснула, потому что вдруг ловит себя на том, что лежит, свернувшись калачиком и плотно прильнув к нему. Сразу смущенно отодвигается — как бы он не подумал, будто она уже испытывает к нему какие-то теплые чувства.

Но Гриффин беспробудно спит, и Джесс смотрит на него в тусклом свете. Все черты его лица расслаблены, обычной хмурости как не бывало. Она облегченно выдыхает.

Ей давно уже хочется узнать про него побольше. Любопытство не дает ей покоя.

Джесс на цыпочках крадется к столу, на котором Гриффин оставил свой рюкзак. Роется в нем, то и дело оборачиваясь на кровать, чтобы убедиться, что Гриффин по-прежнему спит. Здесь его лэптоп, какие-то распечатки, несколько фото — все в основном отделении. Обертка от какого-то энергетического батончика, смятые чеки… Нащупав в наружном отсеке какую-то плоскую картонную коробочку, она вытаскивает ее. Читает надпись на белом фоне: «Оксинорм», а чуть ниже — «гидрохлорид оксикодона». Внутри — блистерная пластинка с маленькими оранжевыми капсулами, которые Гриффин уже пару раз принимал у нее на глазах.

В болеутоляющих средствах Джесс совершенно не разбирается, но про оксикодон слышала. Очень сильный наркотический препарат, вызывает привыкание. Она еще раз смотрит на коробочку, в которой осталось всего восемь капсул. Хмурится, но убирает ее обратно в рюкзак. Потом переключает внимание на джинсы, брошенные поперек дивана, — подбирает их, ощупывает карманы. В одном из них бумажник, и Джесс вытаскивает его, изучает банковские карты. Натаниэл Гриффин. Это уже что-то: его настоящее имя, по крайней мере.

Засовывает бумажник обратно в карман, но тут пальцы натыкаются на что-то еще. Это фотография, слегка помятая, — Гриффин с какой-то женщиной. Улыбаясь, он обнимает ее за плечи. Джесс сознает, что за все то время, что знает его, она ни разу не видела, чтобы он улыбался, и всматривается повнимательней. Волосы на фото у него короче, он чисто выбрит — симпатичный интересный мужчина. Вид у него счастливый. Ее взгляд перемещается на женщину рядом с ним. У той длинные темные волосы, мягко спадающие на плечи. Рука Гриффина крепко обхватывает ее, и она доверчиво прижимается к нему.

И тут Джесс понимает. Подходит к столу и начинает перебирать фотографии с мест преступлений, пока не находит нужную. Смотрит на фото, прикрепленное к доске, а потом опять на снимок у себя в руке.

Замирает с дрожащей рукой. Ничего странного, что для него это настолько личное дело. Неудивительно, что он так на всем этом зациклился.

Эта женщина была изнасилована и убита — да, это точно она. Ну а ее муж, оставленный умирать? Это был Гриффин.

Глава 23

Бар набит битком. Кара просто не может представить, что тут может твориться в пятницу вечером. Останавливается в дверях, приглядываясь к толпе. Никак не может найти Либби. Надо бы ехать домой — она так устала, что даже болят веки, — но как только Кара уже готова отправить эсэмэску с извинениями и уйти, как видит проталкивающуюся к ней подругу.

— Давай смелее, — говорит та при виде выражения ее лица. — Сейчас раздобудем тебе что-нибудь выпить.

* * *

Два бокала вина, и Кара выкладывает все подробности, подтверждающие версию Гриффина: делится результатами изучения останков, найденных в квартире, рассказывает про убийства «под Мэнсона». Знает, что выражение лица у нее сейчас в точности как у Либби — опущенные брови, перекошенный рот… И впрямь ничего хорошего.

— Но я все никак не могу понять, — добавляет Кара, допивая оставшийся в бокале глоток вина вместе с осадком. — Зачем это понадобилось? Зачем прикладывать такие усилия, чтобы в точности копировать знаменитых серийных убийц?

— В качестве преклонения перед ними? Чтобы разделить с ними дурную славу? Ради признания? — отзывается Либби. Дает рукой знак бармену, который вновь наполняет их бокалы. — Почему любой серийный убийца продолжает убивать? Нормальная логика тут неприменима. Кстати, ты не думала привлечь профайлера?

— Марш никогда не одобрит бюджет.

— Но намекнуть-то стоит? — Либби примолкает и ненадолго задумывается. — А что говорит Ной?

Кара медлит, на лицо ее наползает улыбка.

— Почему это с тобой, Либби, разговор всегда сводится к Дикину?

Либби отбрасывает свои длинные розовые волосы с лица.

— Просто интересуюсь, вот и все. И в любом случае мне не нужен Ной, — говорит она с ухмылкой. — В пятницу вечером у меня свидание с одним интересным мужчиной.

Открыв телефон, Либби показывает Каре страничку в приложении для знакомств. Кара одобрительно кивает.

— А почему вы все-таки разбежались? — спрашивает она.

Либби вздыхает. Убирает телефон обратно в карман.

— Лучше у него самого спроси. Это был не мой выбор. Он тебе не рассказывал?

Кара мотает головой.

— Я-то думала, что вы с ним абсолютно все обсуждаете.

— Мы обсуждаем убийства, изнасилования, преступников… Мы не затрагиваем его личную жизнь, ну а моя и вовсе не стоит того, чтобы про нее упоминать.

Либби смотрит на нее, потом склоняет голову набок.

— Ну что? — спрашивает Кара.

— Знаешь, я всегда думала, что у вас двоих что-то есть.

— У нас с Ноем? — смеется Кара. — С чего это вдруг?

— Вы каждый день вместе. Вечно шепчетесь по углам, смеетесь над чем-то… Как будто у вас какой-то собственный закрытый мирок, в который вы никого не допускаете.

Кара фыркает, и Либби приникает к бокалу.

— Хочешь сказать, что никогда об этом не подумывала?

— Нет!

— Даже разок?

— Нет! — повторяет Кара. — Ну, может, разве что разок.

— Ха! — Либби с довольным видом запрокидывает голову. — Я так и знала. А надо бы, знаешь ли. — Она поднимает безупречно выгнутую бровь. — Тебе бы понравилось.

— В самом деле?

— О да-а… — Либби многозначительно растягивает это слово, похлопывая Кару по плечу. — Парня на это дело прет почище, чем ту бывшую монашку из «Дряни»[26]. В хорошем смысле, — добавляет она, а потом встает, чтобы попрощаться с каким-то приятелем, который уже уходит.

Кара наблюдает, как она беззаботно болтает и смеется у другого конца стойки. Ей всегда казалось, что Либби и Ной просто идеально подходили друг другу. Они хорошо смотрелись вместе. Но он объявил конец их отношениям, и Кара все никак не может понять, по какой причине.

Хотя почему ей это настолько интересно? Она потягивает вино, уже чувствуя, что слегка окосела, когда алкоголь проникает в голову. Но все равно это классно — так вот просто посидеть в переполненном душноватом баре. Выбросить насилие и смерть из головы проверенным веками способом.

Либби плюхается обратно на барный табурет, кладет одну стройную ножку поверх другой. Сверкает на Кару короткой озорной улыбкой.

— Итак, — спрашивает она, — теперь по стопочке чего-нибудь покрепче?

И тут же, не дожидаясь ответа, подзывает бармена.

* * *

Через час Кара ловит себя на том, что подкатывает на такси к своей входной двери. Свет нигде не горит. Она знает, что ее муж уже лег спать — завтра ему ни свет ни заря на работу, готовить завтраки для ранних клиентов.

Она открывает дверь, вешает ключи на крючок — настолько тихо, как это возможно в ее поддатом состоянии. Снимает куртку, туфли, убирает их. Очень хочется с кем-нибудь поговорить — о чем-нибудь помимо убийств, мертвых девушек и отчлененных частей тела, — но приходится довольствоваться собственной компанией и миской кукурузных хлопьев, которые Кара съедает перед телевизором с каким-то старым эпизодом «Друзей»[27].

Оставив миску в кухонной раковине, она выключает свет и поднимается наверх. Немного постояв перед дверью комнаты дочери, нажимает на ручку, тихонько приоткрывает.

Налепленные на потолок флуоресцентные звезды подсвечивают лицо Тилли призрачным светом. Та безмятежно спит, крепко стискивая крошечными ручонками белую плюшевую сову, уже изрядно потасканную и растрепанную после нескольких лет горячей любви. Кара поправляет одеяло, а потом присаживается возле кровати на корточки.

Это худший родительский кошмар — услышать вести, которые так много семей получили на этой неделе. Что ваш ребенок мертв, и не просто мертв — его последние часы были полны страха и боли. Погибшие девушки, скорее всего, молили о пощаде, взывали к своим матерям, и их последние мысли были о тех, кого они любили. Кара смотрит на лицо спящей дочери и чувствует, как гнев грызет ее изнутри. Потерять ребенка из-за болезни или несчастного случая — это тоже трагедия, но когда вот так бесчувственно и бессмысленно отбирают чью-то жизнь — это просто немыслимо. Это бесчеловечно. Впервые на этой неделе Кара чувствует, как слезы скатываются у нее по лицу, — она сглатывает их, вытирает насухо рукавом.

Наклонившись, целует дочь в щеку, и та ворочается в кровати. Открывает глаза и смотрит на нее.

— Давай опять спи, птичка, — шепчет Кара.

— Ты ловила монстров? — спрашивает Тилли. — Папа сказал, что тебя нет дома, потому что ты ловишь монстров.

— Да, это так, любовь моя.

— А как они выглядят? — Глазенки Тилли сверкают в темноте. — Папа говорит, что они выглядят почти как мы с тобой.

Кара молча ругается на мужа.

— Да, но я обучена видеть разницу.

— А Джош — монстр?

Кара улыбается, подтыкает вокруг нее одеяло.

— Нет, твой брат никакой не монстр, это ты зря.

— А папа? А Ной? А дядя Нат?

— Нет. У нас тут нет монстров, Тилс. Я уже давно их всех отсюда выгнала. А теперь давай спи.

Тилли кивает, удовлетворенная ответом, закрывает глаза и перекатывается на другой бок, прихватив с собой сову.

Кара поднимается и идет в свою собственную спальню, чистит зубы в примыкающей ванной комнате, не зажигая свет. Ей не хочется смотреть на себя. Видеть то, что прошедший день сделал с ее лицом. Потом раздевается и залезает в постель, прижавшись к спине мужа. Тот что-то неразборчиво бурчит.

— Ру? — шепчет она. — Ты не спишь?

Кара знает, что он спал, и ей совестно за то, что разбудила его. Хотя он тут же вновь задремывает, и она завидует способности своего супруга безмятежно дрыхнуть при любых обстоятельствах.

Откатывается от него и лежит на спине, глядя в потолок. Дожидается, пока усталость не возьмет свое — ждет того блаженного забвения, которое, как она знает, так никогда и не наступит.

Глава 24

Раннее утро. Все еще темно, когда боль будит его. Гриффин ерзает в постели, оценивая масштаб проблемы, и медленно садится. Вроде ничего такого, к чему он не успел бы уже привыкнуть, так что осторожно встает, направляется в кухню.

Квартира простыла, и он поеживается, сразу покрывшись гусиной кожей. Почти на ощупь находит рюкзак, вытаскивает коробочку с капсулами, быстро проглатывает сразу две.

Он не из тех, которых в кино называют хорошими парнями, — Гриффин всегда знал это. И его ничуть не обидели слова Джесс — да, такой уж он человек. Даже только поступив на службу в полицию, он не был одним из тех образцовых новобранцев, что заглядывают в рот начальству и щеголяют в гладко выглаженных рубашках и начищенных ботинках. Всегда держался в сторонке и в задних рядах, вечно с сигаретой в руке.

Но именно его позвали в тот раз, когда один отморозок не хотел заходить в свою камеру. Как раз его отправляли в одиночку в самые сомнительные районы. Гриффин всегда был скор на руку — сломанные кости и фингалы под глазами буквально усеивали его послужной список. Но он свои задачи выполнял, и если это означало несколько дополнительных фунтов, потраченных государственной системой здравоохранения, то на это обычно закрывали глаза.

От рядового патрульного Гриффин дослужился до детектива-констебля, а потом и до детектива-сержанта, пусть даже письменные экзамены сдал лишь каким-то чудом. Налаживал взаимовыгодные отношения и с хорошими парнями, и с плохими, всегда был готов ответить услугой на услугу, завоевал уважение по обе стороны преступных баррикад.

А потом все покатилось под откос.

Он идет обратно к кровати и садится, матрас прогибается под его весом. Джесс слегка ворочается во сне, и он смотрит на нее. Гриффин рад, что она вернулась. Ему не хочется думать почему, но когда он услышал ее голос по телефону, то не стал медлить. Просто забрался в машину и привез ее сюда.

Он чувствует стремление защитить ее, ощущает некую связь, соединяющую их обоих, — особенно после того, что она с собой сделала. Ее муж, его жена — оба убиты одним и тем же человеком, но дело не только в этом. Гриффин понимает, как чувствует себя сейчас Джесс, видит в ней такое же стремление к саморазрушению, постоянное чувство собственной несостоятельности.

Гриффину хорошо известно, каково это — быть другим, живущим не в том же мире, что и все остальные.

Даже еще до того, как все это произошло, он постоянно присматривался к людям, живущим нормальной жизнью. К мужчинам где-нибудь в супермаркете, играющим со своими детьми, едущими на работу. И подавляющее большинство их выглядело счастливыми. Как такое вообще возможно? Неужели они не сознавали, сколько всякой дряни и мерзости в окружающем их мире? Сколько в нем несправедливости, проблем, беспокойства? В итоге Гриффин пришел к мысли, что, может, это не с ними что-то не так — наверное, это он сам устроен как-то по-другому.

Но это означает, что он может смотреть на фотографии с мест преступлений, на все эти мертвые тела, не моргнув и глазом. Это не оставляет его без сна по ночам — не собственно подобные картины, во всяком случае. Он безропотно принимает тот факт, что смерть и разрушение — это то, ради чего он создан.

Гриффин ложится обратно рядом с Джесс и тянет на себя одеяло. Ощущает волну тепла от ее тела — слегка несвежего, немного липкого от пота, но это все равно почему-то прибавляет настроения. Он так до сих пор и не понимает, почему она вернулась. В свои самые темные моменты Гриффин иногда подвергал сомнению любовь Миа — спрашивал себя, почему она с ним, несмотря на все его далеко не безупречные поступки. «Я в безопасности рядом с тобой, — говорила она, уютно свернувшись калачиком рядом с ним, словно кошка. — Я — твоя, а ты — мой. Я знаю, что ты будешь всегда присматривать за мной».

Но плохо он смотрел, разве не так? Только не тогда, когда это действительно было вопросом жизни и смерти.

Гриффин таращится в потолок в темноте, дожидаясь, пока наконец не забрезжит рассвет — когда должным образом начнется день, когда исчезнут все следы сна. После того открытия, которое они сделали, его решимость горит ярче, чем когда-либо.

Он видит, что творит этот психопат. Знает, что поймает его. И знает, что заставит его за все заплатить.

Чего бы это ни стоило.

День четвертый