с терпит поражение, демонстрирующее, что познание, нравственно не ограниченное, не только бесчеловечно, но к тому же бесполезно. Симпатии автора и наши на стороне главного героя — Криса, который в необычной, кризисной ситуации отдает предпочтение нравственным ценностям над научными процедурами и одерживает моральную победу.
Главу о познании взаимоотношений между человеком и природой начнем с рассмотрения современной науки, поскольку именно она выступает сейчас как главный инструмент познания. Одним из первых предварительных условий гармонизации в данной области служит, на наш взгляд, четкое выяснение ценностных аспектов науки, того, насколько они определяют направление ее развития. Необходимо это, во-первых, потому, что изменения в экологически позитивном направлении, которые необходимы ныне, имеют прежде всего ценностную основу, а во-вторых, для того, чтобы четко и в явном виде представить ту новую ценностную установку, которая необходима в науке для гармонизации взаимодействия человека и природы.
Важный вопрос, который возникает в связи с анализом ценностных аспектов науки, заключается в определении того, как последние соотносятся с таким кардинальным свойством науки, как объективность. Вопрос этот, по-видимому, не столь прост, как представляется тем, кто объявляет объективную истину высшей ценностью и, стало быть, самое науку и ее жрецов, коль скоро они заняты поисками объективной истины, адептами высшей ценности. Подобное мнение, подкрепленное успехами науки и ростом ее престижа на протяжении нескольких последних столетий, когда из служанки религии она поднялась как будто бы на роль всевластной госпожи и законодательницы мод (любое претендующее на серьезное отношение к себе утверждение склонно теперь добиваться статуса научного), особенно котировалось в близких к позитивизму кругах, поставивших на высший пьедестал в качестве гаранта истины эмпирический опыт в виде научного эксперимента. Сомнение в правоте этого мнения стало как следствием утраты позитивизмом и неопозитивизмом господствующего положения в духовной сфере общества, так и результатом негативных последствий самой научной деятельности и применения ее результатов, поставивших под угрозу существование биосферы и всего человечества.
Что вопрос этот непростой, показывает пример с ДДТ, за изобретение которого в свое время была присуждена Нобелевская премия, и лишь потом стало выясняться, что использование этого препарата губительно для всего живого, а не только для так называемых вредителей сельского хозяйства. Лежит ли на ученых определенная доля ответственности за эти экологически негативные последствия? Если познание приводит к подобным результатам, то достойна ли научная истина ранга высшей ценности? Ссылки на то, что виноваты не ученые, познающие мир, а те, кто применяют их открытия, может быть и обеляют ученых, но не науку в целом, потому что применять можно только то, что уже создано. Кстати сказать, чем крупнее ученый, тем менее он склонен снимать с себя ответственность за результаты своей работы, и именно степенью понимания своей ответственности определяется гражданская зрелость ученого.
Крылатые слова Некрасова «гражданином быть обязан» относятся, конечно же, и к ученым; они столь же актуальны в области науки, как и в области искусства, поскольку и в науке бытует (и, пожалуй, даже в большей степени) нечто идентичное концепции «искусства для искусства». Сейчас не меньше ученых, стремящихся остаться в «башне из слоновой кости», чем аналогично мыслящих деятелей искусства во времена, когда Г. Флобер высказал такое пожелание.
Позиция научного самооправдания довольно сильна, и с ней часто приходится сталкиваться. Стремясь избавить НТР от критики, готовы во всем обвинить людей, неправильно якобы использующих ее достижения, как будто люди представляют собой некую тормозящую силу, на которую ничто (и НТР в том числе) не оказывает никакого влияния. Потребитель научной истины, однако, всегда может сказать, что действовал на основе научных рекомендаций и о возможных последствиях ему ничего не было известно. Получается, что ответственного вообще нет и истина предстает как коварный Франкенштейн — фантастический образ искусственного существа, который вышел из-под власти своего создателя и способен выкинуть любой фокус.
Мнение, что научная истина и есть высшая ценность, наталкивается на следующие возражения. Во-первых, истина эта относительна. Во-вторых, у человека немало других ценностей и помимо науки, и непонятно почему именно научную истину следует считать высшей. В-третьих, открытая истина может быть впоследствии и «закрыта» (если, скажем, результатом изучения динамики миграции какого-либо вида рыб будет ее поголовный вылов). Может быть ценность не в самой добытой наукой истине, а в том, насколько она нужна человеку?
Тех, кто говорит о ценностях в науке, можно обвинить в том, что они отрицают возможность достижения объективного знания. Но разве человек и личностноценное не является столь же объективным, как и истина вне нас? Ученый, считающий высшей ценностью объективность (т. е. в его понимании непривнесение в изучаемую действительность ничего личного), о подобном желании должен забыть и постараться абстрагироваться от всего человеческого (с его точки зрения, субъективного), что в нем есть? Но ведь его самость — столь же объективное образование, как и изучаемая реальность. Стремление к непривнесенности в знание ничего личного делает научное творчество бездушным, и, когда такое знание воплощается технически, оно может стать античеловеческим (феномен Франкенштейна), принося ему экологические и прочие беды. Ученый должен поэтому стремиться к гармоническому сочетанию объективности и ценности. Чтобы знание могло поистине служить людям, оно само в себе должно быть заинтересованно-человеческим.
Ценности имеют объективный характер и не только потому, что отражают объективные условия. Все человеческое имеет не только субъективный, но и объективный характер. Тем, кто отрицает фундаментальную роль ценностей, можно переадресовать их же обвинение в искажении объективной картины мира.
Попытки исключить ценности из познания неосуществимы в принципе. Вообще, жить, по справедливому замечанию М. М. Бахтина, значит занимать ценностную позицию в каждом моменте жизни, ценностно устанавливаться. Всякая человеческая деятельность, в том числе научная, содержит данность и ценность. Отделить личностно-ценностное от объективно-научного никогда не удастся. Можно только переформулировать эту проблему, уходящую корнями в природу человеческого познания, соотношения объективного и субъективного. Все знание очеловечено, и, следовательно, одновременно и объективно, и субъективно. Внечеловеческая объективность знания — позитивистский миф, так же, как внеобъектная ценность — миф неокантианцев. Знание — неопределенная форма взаимодействия между человеческими ценностями и тем вне-человеческим, к познанию которого стремится человек.
Ценности, с которыми имеет дело наука, не только внутринаучны. Наука как формирует ценности, так и приобретает их, по-своему переосмысливая. На этот факт некоторые ученые хотели бы закрыть глаза, и именно подобное желание подкрепляет живучесть концепции внечеловеческой объективной истины как высшей ценности.
Конечно, наука сама является ценностью, и поэтому, когда пытаются разделить науку и ценности, то речь идет, по существу, о том, насколько наука определяется иными, вненаучными ценностями и насколько наука важна для последних. Иначе говоря, это вопрос об автономии науки, исторически обусловленный.
Сложность проблемы «наука и ценности» связана и с новыми данными методологии науки. Углубившись в структуру научного исследования, методологи обнаружили, что результаты научного эксперимента в большой мере определяются теоретическими предпосылками. В методологической литературе установлено, что каждый «факт» науки, как его видит ученый, определяется в какой-то мере теорией, которой он придерживается. Но последние, что не составляло секрета и ранее, существенно зависят от общих методологических подходов, а также философских взглядов ученого, его личных ценностей.
Внутренняя гармония, заключающаяся в красоте физических и математических теорий, имеет для их принятия большое значение наряду с эмпирическим опытом. Научная теория — творческое произведение, в котором сплавлены субъективные и объективные моменты, ценности и эмпирический опыт. Именно через встречу, соединение внутренней гармонии познания с гармонией предмета познания становится возможной гармонизация в гносеологической сфере как результат «диалога» с природой. Гармонизация познания предстает при этом как важный ценностный и методологический регулятив.
Возможно, что и без опосредования теорией способ видения мира ценностно и психически обусловлен. Интересна в связи с этим параллель с музыкой: людям одной культуры музыка другой культуры кажется порой скучной, монотонной, неинтересной, и не только потому, что они не знакомы с данной культурой, но и вследствие специфики строения их воспринимающего аппарата.
Одним из мощных каналов воздействия ценностей на науку является сама методология. Если метод подобен циркулю, по Ф. Бэкону, то использование его во многом предопределяет результаты деятельности ученого, ведет его в определенном направлении, задавая некое ценностное поле, которое он может и не осознавать, но осознать должен, если хочет быть и гражданином. Высшая ценность, которой ученый считал свою научную эмпирию, теперь ускользает от него, и, если он достаточно честен и дальновиден, ему приходится отправляться на поиски ее в область идеологии. Именно там обнаруживает он истоки открываемых им высших ценностей. Разработку вопросов связи научной истины с идеологией и всем строем общества он может найти у Маркса.
Опасения, что аксиологический подход противостоит объективному, по-видимому, неосновательны. Ценности определяют, в каком направлении ведется поиск, какими методами и во имя чего, формируют основы, «центр внимания» развития науки, в то время как в этих рамках сохраняется значение всех объективно-научных процедур. Далее. Подлинное познание, по мнению Б. Г. Кузнецова, то, которое отражает ценностные связи и отношения. Поэтому ценность бытия является объектом познания. Тогда и сам процесс познания есть ценность. Дилемма «ценности или наука» неприемлема и