т от того, с какими чувствами и желаниями человек подходит к природе. Борьба не выступает в качестве идеала взаимоотношений человека и природы и должна дополняться любовью к природе и стремлением к ее творческому улучшению.
Противостоит любви к природе и потребительский подход. Страсть к приобретению вещей заслоняет любовь к дающей человеку жизнь природе. Создание техносферы вместо биосферы опасно не только потому, что под угрозой оказывается физическое существование человека. Дело в том, что тенденция абиотизации живого, характерная для процесса формирования техносферы, означает редукцию чувства любви, поскольку от вещей труднее требовать взаимности, чем от живой природы. Уменьшение возможности взаимно любить ведет к моральной и духовной деградации человека. Впрочем, сама не ведающая своей экологичности народная мудрость выступает против потребительства. Люди, которые берегут старые вещи, потому что с ними связана память о близких и прошлом, тем самым заботятся о своем будущем. Так любовь к вещам, если она истинна, также приобретает позитивный экосмысл.
На любовь к природе ориентирует экологическая точка зрения, если не понимать под нею подчинение человека природе. Последний взгляд — один из полюсов решения проблемы взаимоотношений человека и природы, который противопоставляется концепции покорения природы. Однако он слишком узок и отрицателен. Не ждать милостей от природы, но и не пытаться взять их у нее во что бы то ни стало, а любить и творить природу, следуя истинно человеческим (они же истинно природные) целям и стремлениям — вот способ подлинного решения экологической проблемы.
Иногда спрашивают и так: как можно любить всю природу, ведь в ней имеются вредные для человека виды, мешающие ему. Само возражение достаточно обличает и эгоистический подход к проблеме, и неспособность подняться до целостного взгляда на природу. Говорить, что нельзя любить всю природу, равносильно тому, чтобы сказать, что нельзя любить родину, народ.
Истинная любовь к природе повышает и соответствующую отдачу. В настоящее время накоплено много данных, свидетельствующих о том, что растения чувствуют человеческое отношение к ним и посаженные и ухоженные с любовью лучше растут и дают больший урожай.
Нельзя сказать, что современный человек так уж равнодушен к затронутой теме. В душе его, как полагают психологи, живет, пусть неосознанно, желание любви (прежде всего со стороны других), однако оно порой находится в непримиримом противоречии со стремлением к первенству. «Этот конфликт между притязаниями и желанием любви и привязанности со стороны других людей является одной из наиболее типичных и тяжелых дилемм невротика наших дней»{39}. Речь идет о больном человеке. Но ведь всю современную западную цивилизацию называют невротической. Стало быть этот конфликт имеет значение и для обычных, «здоровых» людей. «Возникает вопрос о том, какие особые свойства нашей культуры (западной. — А. Г.) ответственны за частое проявление описанных невротических культур. Мы живем в культуре соперничества и индивидуалистичности. Основаны ли грандиозные экономические и технические достижения нашей культуры на принципе соперничества, возможны ли они только на этой основе — этот вопрос должны решать экономисты или социологи. Психолог же может оценить ту личную цену, которую мы вынуждены за это платить»{40}. Добавим еще — и экологическую цену.
Человек — часть природы, и любовь к природе в глубинном своем измерении не что иное, как любовь к самому себе. Любовь к природе не означает, что человек готов полностью подчиниться ей. Ее главной характеристикой является стремление понять природу вплоть до взаимопроникновения с ней, а очеловечение, гуманизация природы выражаются в любви стремлением улучшить ее, тем самым улучшая и себя как ее часть. Слово «часть» берется здесь не только в формально-логическом (человек как телесное существо — часть природы), но и в диалектическом смысле как проникновение человека — целостного существа — в природу.
Развитие любовно-творческого отношения к природе необходимо для решения экологической проблемы и совершенствования самого человека. Отметим, что в отличие от дилеммы желания любви и первенства, обострение которой чревато неврозами, любовь и творчество внутренне гармоничны. Недаром А. Ф. Лосев пишет о продукте творчества как предмете самодовлеющего любования.
Истинное творчество есть сотворчество, встреча, диалог, субъект-объектное единство, что предполагает понимание и переживание, невозможное без любви. Творчество же, отрывающееся от своих корней и заботящееся прежде всего о результате, сводится к антропоцентричному обожествлению человека. Оно способно на величайшее усиление за счет того, что питается корнями прежних веков, но постепенно скудеет, поскольку слабеют возможности диалога.
Подлинное творчество есть творение для всех и сопоставимо со всеобщей любовью. Нельзя творить для себя без опасения потерять импульс творчества, потому что в законченном произведении не содержится потенций творчества для самого автора. Писатели говорят, что лучшее их произведение то, которое еще не написано или пишется в данный момент. Для самого автора творчество существует лишь в виде процесса созидания, а написанное имеет творческие потенции для других. Таким образом, подлинный творец, пока он остается творцом, радикально ориентирован на других, а не на собственные результаты. С этой точки зрения можно и восточную концепцию непривязанности к результатам трактовать как ориентированную на творчество как процесс. Такое понимание творчества, конечно же, находится в нерасторжимой связи со всеобщей любовью и противостоит своекорыстному стремлению господствовать над природой, потреблять ее. Так выявляется фундаментальная противоположность агрессивно-потребительского и любовно-творческого отношения к миру.
Творчество и любовь могут быть редуцированы, и тогда, встретясь, они оказывают друг на друга снижающее воздействие. Наоборот, выступая на своей зафиксированной в философии высоте, они образуют подлинно гармоничное целое, способное к плодотворному сотрудничеству. Создать это целое, как справедливо заметил Р. Тагор, нелегко: «Внешне овладеть природой гораздо легче, чем любовно проникнуть в нее, ибо на это способен лишь истинно творческий гений»{41}. В то же время психологами подмечено: если нет любви в детстве, творчество переходит в деструктивную агрессивность. Итак, между творчеством и любовью существует отношение взаимодополнительности и взаимопроникновения.
Любовь и творчество неразрывно связаны между собой также и посредством соотнесения с целостностью человеческого сознания и познания. Творчество способствует целостному восприятию природы, и наоборот. Но для целостного восприятия необходима любовь (в ее философском значении всеобщей любви), способствующая постижению природы.
Менее очевидна связь между процессом творчества и любовным отношением к предмету исследования в науке. Можно думать, что ученый исследует реальность совершенно бесстрастно, познавая объективные, действующие независимо от воли и желания людей законы природы. Такой взгляд, однако, результат весьма поверхностного следования модным некогда позитивистским догмам. Даже открывая объективные, действующие независимо от воли и желания людей законы природы, ученый не остается бесстрастным. Об этом можно судить по высказываниям самих творцов науки, которые соглашались приоткрыть дверь в лабораторию своей деятельности., с трудом получающей строго рациональное обоснование, и глубоко задумывались над психологическими причинами их исследовательского успеха. Так, по мнению Эйнштейна, универсальные законы науки могут быть получены только при помощи интуиции, основанной на феномене, схожем с интеллектуальной любовью (Эйнштейн использует здесь термин Спинозы) к объекту опыта. На наш взгляд, речь здесь идет о состоянии душевно-духовного единства, в котором творческий и любовный моменты существенным образом переплетены. Можно предположить, что любовь к объекту исследования, как и творчество, лежит в основании познания мира и благодаря образующемуся любовно-творческому единству приносимые наукой знания имеют экологически и социально благотворный смысл. Творчество и любовь — способы понять и проникнуть в гармонию природы.
Стремиться познать живую душу природы, а не мертвые ее слепки, и не для того, чтобы удачнее ее использовать, а чтобы предугадывать ее желания и исполнять их — таково истинное познание, достигаемое через любовь к природе.
Встречается следующее возражение: нужно не любовно-творческое отношение, а научно обоснованное. Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, когда мы говорим о любовно-творческом отношении, то имеем в виду отношение каждого человека (к природе имеет отношение каждый), а не только ученого. Всегда ли отношение обычного человека является научно обоснованным и возможно ли это? Какими должны быть направленность сознания и практическое отношение к природе, чтобы человек принял и следовал научно обоснованным нормам — вот о чем собственно речь. Во-вторых, нельзя забывать об относительности научных знаний, а стало быть и научного обоснования, которое отнюдь не следует сциентистски абсолютизировать. В-третьих, само направление научных исследований и результаты его определяются некоими ценностными нормами; стало быть, искомые принципы сами лежат в основе научных исследований и обоснований, и поэтому их нельзя заменить принципами специфически научными. В-четвертых, познание взаимоотношений человека и природы, столь необходимое для решения экологической проблемы, отнюдь не сводится к научному. Наконец, любовно-творческое отношение никак не противоречит научно обоснованному, наоборот, способствует его становлению.
Любовно-творческое отношение к природе как познавательно-преобразовательный принцип приложимо ко всем сферам взаимоотношений человека и природы, и его распространение на все области человеческой деятельности является конкретным способом гармонизации взаимоотношений природы и общества.