деятельности, и оказался таким образом проводником концепции обособленного экономического роста, который вел западную цивилизацию к кризису природы и человека. Здесь имеем дело с ловушкой плоскопозитивистского представления о прогрессе, которое, по существу, имморально.
Буржуазные экономисты до недавнего времени в силу самого характера их профессии и специфики капиталистического общества ставили во главу угла материальное производство (не включая в него производство самого человека). Капиталист спешит получить прибыль, так как действует принцип «все или ничего», и он преуспевает в этом, воздействуя на производство и психологию масс. Капитализм вовлекает всех в бездумную гонку производства и потребления. Предприниматель думает, что бы еще произвести, обеспечивающее прибыль; потребитель — как бы потребить нечто новое, считающееся престижным. В итоге получается, что в так называемых развитых странах производится масса ненужного, в развивающихся и наименее развитых отсутствуют товары первой необходимости. У А. Смита опять-таки в соответствии с тем, что он называет «естественной гармонией», интересы общества уже на стадии капитализма автоматически совпадают с интересами отдельной личности. Как же иначе, если «богатство страны слагается из суммы богатств отдельных лиц». Классическая западная политэкономия — апология производства и капитала, и зиждилась она на «процветании» до поры до времени капиталистической системы с ее пониманием богатства. Предостережения Мальтуса и некоторые осторожные высказывания Рикардо и других экономистов склонны были рассматриваться в ней как курьез.
Обосновывая принцип экономического либерализма, А. Смит писал, что в человеческих делах надо только дать полный простор природе. Это верно, но природу Смит понимал на свой лад, по существу, оправдывая ею капиталистическую анархию производства. В то же время Смит прав, когда, рассматривая капиталистическую экономику и имея дело с Капиталистом, пишет о том, что товарная экономика основывается на эгоизме. Действительно, при существующих свойствах капиталиста экономика развивается, разделение труда прогрессирует и вместе с тем приближается кризис человека и окружающей природы.
Человек в капиталистическом обществе — источник рабочей силы, а природа — источник сырья. «Выжимание пота» и «выжимание ресурсов» идут рука об руку. Господство одних над другими стимулирует стремление к господству над природой всех.
Кризис во взаимоотношениях человека с природой есть отражение кризиса в отношениях человека с человеком, и экологическое отчуждение есть отражение социального отчуждения. Отсутствие социальной справедливости и гармонии — одна из основных причин экологических трудностей человечества, и преодоление угрозы экологической катастрофы немыслимо без воплощения в жизнь высших социальных идеалов.
Социальная несправедливость влечет за собой и отрицательные экологические последствия, и, если бы это было своевременно замечено и исправлено, многие экологические трудности были бы преодолены в своем зародыше. Приведем пример, в простой и явной форме иллюстрирующий связь социальной несправедливости с экологическими трудностями. С вредными последствиями применения каких-либо новых синтетических веществ, служащих источниками загрязнения природной среды, сталкиваются прежде всего рабочие, изготовляющие их. Они первыми получают так называемые профессиональные заболевания. Вследствие социальной несправедливости это расценивается как нечто естественное, и только тогда, когда экологически негативные последствия применения данного вещества начинает чувствовать на себе большинство населения, общество бьет тревогу. Наличие социальной справедливости просто не дало бы возможности выпускать эти вещества или потребовало бы проведения более детальных предварительных исследований. Забота о рабочих и их участие в выборе того, что производить, были бы не только актом социальной справедливости, но имели бы и важные положительные экологические последствия.
Философия и политэкономия нового времени в целом внесли солидный вклад в оправдание эксплуатации природы, которая шла параллельно эксплуатации человека. Природа рассматривалась как пассивная копилка благ и объект эксплуатации, в лучшем случае как некий механизм, который должен быть переделан. И на это нацеливалась получавшая все больший авторитет техника. Результаты не заставили себя ждать.
Углубляющееся обострение противоречий между человеком и природой во второй половине XIX в. вело к тому, что романтизм в западной философии стал сменяться пессимизмом. В противовес гегелевскому оптимизму с его диалектическим восхождением от низшего к высшему пессимист Э. Гартман называл органическую эволюцию вырождением и животное царство в целом паразитом растительного (хотя и с оговорками).
Интересна реакция на гегелевскую философию А. Бергсона, в соответствии со взглядами которого единство не утверждается в процессе развития, а наоборот, разрушается. Бергсон отрицал возможность взаимного приспособления частей в процессе их развития и считал, что гармония бывает полной только вначале и происходит из первоначального тождества. Данное положение соотносится с общей гносеологией А. Бергсона, согласно которой подлинное знание достигается не наукой, а погружением в жизнь, развитием в человеке того, что тождественно жизни как предшествующему этапу становления человеческого сознания. По А. Бергсону, имеются два движущихся в противоположных направлениях взаимопроникающих друг в друга потока — жизненный и материальный, и жизнь не что иное, как творческое преобразование материи через компромисс с ней, который выражается в становлении организма. Если бы Бергсон дожил до экологического кризиса, то, исходя из своей концепции, объяснил бы его легко: интеллект приспособлен лишь для изменения мира, но изменение без внутреннего постижения жизни чревато катастрофой.
В своей преобразовательной эйфории западный мир остался глух и к пессимизму Э. Гартмана и к соображениям А. Бергсона. Преобразовательные тенденции нарастали, достигнув наивысшего выражения в философии Ф. Ницше, представившего волю к власти в качестве фундаментального принципа жизни, которому подчинены и познание, и практика.
«Добиться власти над природой и для сего известной власти над собой», — так представлял себе цель развития человечества Ницше. По существу, эта программа и реализовалась в западном мире. Заслуга Ницше в том, что он ясно выразил противостояние человека и природы, которое имело место и до него.
Воля к власти выступает как следствие обособления человека от природы и себе подобных, от породившей его целостности. Обособившийся человек пытается познать и преобразовать целое с помощью редукционистских и экспансионистских методов. Воля к власти — способ борьбы обособившегося от природной среды и собственной природы человека.
Ф. Ницше, а также З. Фрейд много сделали для анализа подсознания человека и идущих от него скрытых мотивов деятельности. Благодаря их исследованиям стало яснее видно, что одна из причин нынешнего экологического кризиса заключается в стремлении человека к власти над природой. Человек разрушает мир идеально в процессе познания, а затем материально в процессе преобразования. Вряд ли справедливо представлять страсть к разрушению и стремление к власти в качестве основополагающих особенностей природы человека, но несомненно, что они в большой степени присущи западной цивилизации и выходят на первый план в эпоху перерастания капитализма в империализм. Стремление к власти над природой ведет к экологическому кризису именно потому, что природа (о чем забывают в преобразовательной эйфории) есть порождающее человека начало и разрушение ее подрывает основу существования общества. Не случайно слово «природа» в русском языке сокоренно словам род, отрок, отрада, радость и представляет собой выраженное даже этимологически условие счастья человека.
Сделаем небольшое отступление. Именно в языке коренится и закрепляется отношение к природе, характерное для данного народа. Например, немцы обозначают человека при помощи слова «Mensch», связанного с латинским «mens», что значит «ум», «разум». Этот же корень используется для обозначения человека во многих других индоевропейских языках. Ману в «Ригведе» — имя собственное мифического родоначальника людей и, кроме того, имя нарицательное «человек». Следовательно, «Mensch», хотя и обозначает всего человека, тем не менее фиксирует в нем только разумную способность, как бы желая показать, что человек есть, по преимуществу, разумное существо.
Римляне пользовались для обозначения человека словом «Ноmо», которое некоторые этимологи сравнивали с «Humus», что значит «почва», «земля», и тогда «Ноmо» означало бы «земной», «происшедший из земли». Но уж во всяком случае «Humanus» «человеческий», откуда во всех европейских языках «гуманизм», несомненно связывает человека с землей в противоположность германским языкам, связывающим его с интеллектом.
Объяснение феномена стремления к власти над природой, исходя из идеи детерминированного цикличного развития культуры, пытался дать О. Шпенглер. Он рассматривал цивилизацию с ее бездушным практицизмом как последнюю фазу развития культуры, для которой характерен единый центр — город. Динамичную, деятельностную душу западноевропейской культуры Шпенглер называет фаустовской по имени героя Гете и прасимволом ее считает чистое беспредельное пространство в противоположность аполлоновской душе античной культуры, избравшей чувственно наличное отдельное тело за идеальный тип протяженности. По Шпенглеру, «природа», как мы ее понимаем, есть функция отдельной культуры. Руссоистский призыв к возврату к природе Шпенглер характеризует как отказ от культуры в эпоху цивилизации, а уменьшение деторождения как расовую смерть цивилизованного населения.
Философия Шпенглера дала идейную основу для провозвестников экологической катастрофы, которые прогнозируют гибель не только западной цивилизации, но мира в целом. Заявления о грозящей глобальной экологической катастрофе имеют под собой почву постольку, поскольку различные регионы мира втягиваются в русло развития западной цивилизации, берут ее за образец и в формальном плане, воспринимая ее деятельностную направленность, и в содержательном, индустриализируясь по западному типу. В результате во все районы планеты приходят экологические трудности, характерные для западной цивилизации, и одновременно усугубляются проблемы, с