Тамара Карри схватила рогатку и прицелилась в одну из птиц.
— Ах вы, летучие крысы, прочь от моего мусора! — закричала она, когда маленький камешек, пущенный в птицу, не достиг цели.
Тамара выбежала на берег за домом и принялась собирать скомканную бумагу, которую разбросали эти летучие крысы.
— Чтоб мой ангел-хранитель разорвал проклятых чаек на куски! — бормотала она.
Когда птицы взлетели на фоне задернутой туманной дымкой луны, кто-то заплакал. Мальчик, судя по всему. Маленький мальчик, заблудившийся в лесу, плакал, обращаясь к Небесам. В этом стенании нельзя было разобрать ни слова, но люди услышали его. Те, кто жил у кромки леса, услышали жалобный плач.
Нора Шанс, заваривавшая на ночь чай, ощутила боль в затылке, словно кто-то всадил туда ледяную иглу.
Она достала с полки над печкой пузырек с аспирином и попыталась заглушить воспоминания, гудящие в мозгу.
Стоуни дважды пытался дозвониться до Лурдес, но оба раза попадал на ее братьев и вешал трубку. Потом он час сверлил взглядом проклятый аппарат, мечтая, чтобы она сама позвонила. Но тот молчал. Время от времени он заходил в маленькую гостиную и выглядывал на улицу, то ли высматривая Лурдес, то ли ожидая мать, которая должна была скоро прийти из больницы, то ли надеясь увидеть отца, возвращающегося из похода по барам. Он сделал, себе два бутерброда с колбасой и выпил банку отцовского пива из холодильника. Это придало ему храбрости. Или, может быть, добавило глупости — он не смог определить.
Нужно преодолеть все это.
Ничто не станет лучше, не исчезнет, если ничего не предпринимать.
Стоуни зашел в свою комнатку, заглянул в шкаф. Что берут с собой, когда собираются бежать со своей девушкой, чтобы никогда не возвращаться назад? Все его куртки показались ему неподходящими. Он оглядел джинсы, которые были на нем. Грязные, потертые в нескольких местах. Вытащил пару штанов защитного цвета и фланелевую рубашку. Ладно, чистая одежда — неплохое начало. На верхней полке лежала стопка книжек с комиксами «Король Бури». Он снял их с полки и с шумом сгрузил на кровать. Аккуратно разложил и наугад раскрыл одну книжку. Король Бури сражался с заклятым врагом, также известным под именем Изгнанник. Стоуни усмехнулся. Он не видел этих картинок с самого детства. Он вспомнил, как в восемь лет представлял себя самого сражающимся с Изгнанником на заднем дворе. У Изгнанника было девятьсот глаз и семь рук, а каждый палец заканчивался загнутым когтем… На одной картинке Король Бури был изображен лежащим на земле, а Изгнанник — рассекающим воздух своими когтями.
Стоуни отбросил книжку и раскрыл другую.
То, что он увидел, едва не заставило его разрыдаться.
Между страницами лежала бумажка, исписанная детским почерком:
Мама меня любит, я знаю.
Мама меня любит, я знаю.
Я знаю, мама любит меня.
Я ее боюсь.
Прошлое промелькнуло перед ним.
В памяти вспыхнуло давно забытое…
Ему было семь, отец с матерью устроили очередной большой скандал. Они с Вэном прятались в ванной, Вэн зажимал брату рот, чтобы тот не кричал. Вэн делал так все время, сколько Стоуни себя помнил. Они прятались в ванной, потому что это была единственная комната в доме, которая запиралась на замок. Они скрывались там, и Вэн зажимал ему рот. На этот раз Стоуни не вытерпел. Он хотел прекратить ссору родителей и потому оттолкнул руку Вэна. Врат выпустил его.
Стоуни отпер дверь, выскочил из банной и побежал искать мать, а ворвавшись в спальню, не сразу понял, что отец делает с матерью.
Он прижимал ее к полу и бил кулаком по животу.
Стоуни замер на миг, словно не понимая, что происходит, а потом начал кричать. Он кинулся к ним и схватил отца за руку.
— Нет! Папа, нет!
Отец взглянул на него, потом посмотрел на мать.
В конце концов отец поднялся, выкрикнул несколько неприличных слов и ушел. Минуту спустя хлопнула входная дверь.
Стоуни посмотрел на мать.
— Ты в порядке, мама?
Но она была какая-то не такая. Она не плакала, не была похожа на ту маму, которую он знал.
Что-то вселилось в нее.
Стоуни понял, что это Изгнанник.
Какое-то зло вошло в нее.
Она сказала:
— Ты, ублюдок чертов, ты испортил нам всю жизнь! Всю!
Стоуни Кроуфорд, пятнадцатилетий, вынул записку из книжки комиксов.
Закрыл глаза.
— Хочешь знать, что бывает с маленькими мальчиками, которые портят людям жизнь?
Мать кричала и плакала, и Стоуни тоже плакал, отбиваясь руками и ногами…
А она притащила его в кухню и швырнула на пол, все еще не выпуская, сжимая его руку словно тисками.
— Хочешь тать, что бывает с плохими мальчиками, которые всем мешают?
Слова бомбами взрывались у него в голове, он ничего не видел из-за слез…
— Хочешь… — начала она снова, и он увидел, как взметнулось синее газовое пламя на плите, когда она повернула кран…
Мать подняла его, пригнула его голову к конфорке так близко, что жар охватил Стоуни со всех сторон.
Он видел, как бело-синие языки пламени превращаются в желтые и оранжевые…
«Лунный огонь, — думал он. — Короля Бури может убить только огонь с луны. Только он отбирает у него силу. Только он один может обратить его в прах, стереть с лица Земли…»
Он оцепенел и был совершенно спокоен и тих, несмотря на то что Изгнанник в образе матери собирался уничтожить его.
Жар, пекущий щеку, сделался сильнее.
Но тут мать коротко вскрикнула.
Она оттащила его назад, принялась обнимать, ее слезы, падали ему на лицо, на плечи, она дышала ему в лицо, обдавая запахом джина, и едва ли не душила поцелуями.
— Я низа что не сделала бы тебе больно, ни за что, мой бедный ребенок, моя несчастная крошка. Ну как я могу тебя обидеть? Я отправлюсь в ад, если причиню тебе боль, я никогда не…
Стоуни положил старую записку обратно в книгу. Закрыл.
«Пора уходить, — подумал он. — Пора оставить все это в прошлом. Я никогда не буду таким, как они».
В комнате родителей он опустился на пол. Под кроватью со стороны матери было полно конфетных оберток и журналов. Стоуни отодвинул часть их в сторону, пошарил вокруг, пока не нащупал небольшую коробку.
Вытащил ее и открыл.
Деньги по-прежнему лежали на месте.
Он видел содержимое коробки всего раз или два и был тогда слишком мал, чтобы понять, какова сумма, и теперь он поразился, увидев, что тут сплошные сотни. Зачем она держит здесь такие деньги? Почему никогда не пользовалась ими? Или она все время возвращает в коробку то, что истратила? Она каким-то образом утаивает часть своих доходов от мужа?
Все эта вопросы мучили его с того дня, когда он впервые увидел коробочку под кроватью — даже толком не спрятанную, покрытую таким слоем пыли, как будто никто ни разу ее не открывал.
— Когда-нибудь я все верну, — сообщил он неловко молчащей комнате.
Он насчитал две тысячи.
На первое время хватит.
Им с Лурдес необходимы эти деньги.
Мать поймет.
Обязана понять.
Натянув самый толстый спортивный свитер и накинув на голову капюшон, Стоуни вышел из дома. Он подумал, не взять ли велосипед, но потом решил, что лучше пойти пешком. Они с Лурдес поймают на шоссе автобус. «Утром. Все начнется завтра на заре». Им лучше путешествовать налегке.
В городе было очень тихо той ночью, или так показалось Стоуни. Наверное, он чувствовал себя виноватым из-за того, что взял деньги, а может быть, его разум был слишком затуманен, чтобы переживать по поводу ближайшего будущего, но единственный звук, который он слышал, медленно шагая по мокрым улицам, — далекий собачий лай. Дощатые домики стояли темные, лишь по дыму, идущему из труб, можно было догадаться, что в них кто-то есть. Они были частью того, что он так хотел оставить в прошлом, жизни, которая, будто улитка, готова была закрыться в своем домике с наступлением ночи… С закатом солнца жители Стоунхейвена вроде бы переставали существовать…
Он окинул взглядом соседские дома. Гластонбери и их взрослые дети жили в трех соседних. Стоуни в детстве на летних каникулах часто носился между их домами, видел, как хозяева сидят на крыльце, пьют коктейли и лимонад. Они салютовали ему стаканами, кивали, но никогда по-настоящему не разговаривали с ним. Так же как и Уэйкфилды, немецкую овчарку которых много лет назад сбил грузовик, но они до сих пор горевали по псу, словно это был их сын. Рэйлсбеки, которые держали мясную лавку, обычно отдавали Стоуни старые журналы «Нэшнл джеографик», из которых он вырезал фотографии для школьных стенных газет. Еще Стоуни и их племянник, приезжавший на летние каникулы, швыряли друг в друга камнями.
Он знал здесь всех и вот больше никогда их не увидит. Не то чтобы они были ему близки, просто он мог лишь догадываться, на что похож мир за пределами Стоунхейвена. Он видел по телевизору, но был не настолько глуп, чтобы верить, будто там рассказывают всю правду о мире. Жить можно было не только в Стоунхейвене и даже не только в Коннектикуте, не только в Новой Англии. Они с Лурдес, например, могли бы доехать на автобусе до Нью-Йорка, где он получит работу, они как-нибудь устроятся, найдут место для жилья и будут воспитывать ребенка.
Как-нибудь все наладится.
Должно наладиться.
«Господи, надеюсь, мне не придется возвращаться сюда, поджав хвост».
Стоуни прошел мимо главной площади, миновал библиотеку. Он казался себе холоднее ночного воздуха и более одиноким, чем когда-либо в своей жизни.
Шагая по тропинке вдоль шоссе к лесу, он увидел между деревьями слабый огонек свечи, горящей в хижине Норы. Он перешел канаву и под освещенными лунным светом деревьями направился к единственному месту, где, как он знал, всегда был желанным гостем.