Человек и его тень
ПРЕДИСЛОВИЕ
В нашей стране китайской литературой интересовались издавна.
Более ста лет назад русский китаевед академик Василий Павлович Васильев издал «Очерк истории китайской литературы», кстати, первую такую книгу в мире, потому что подобных ни в Европе, ни в самом Китае тогда не существовало.
В СССР читательский интерес к Китаю возрос многократно: китайская литература рассказывала о китайской революции. Вспомните, что сам Маяковский своим лучшим стихотворением назвал известие о взятии Шанхая китайскими восставшими рабочими.
В 50-х годах современная китайская литература часто издавалась в СССР, вызывая читательский интерес, но затем из литературы современной стало нечего переводить: «культурная революция» обрушилась на писателей, и выпуск книг остановился в КНР. Китайская печать называет период 1966—1976 годов «десятилетием небывалого в истории погрома», так что можно понять, почему отсутствовали современные литературные произведения.
В те годы в СССР в духе неизменной ленинской культурной политики КПСС продолжалась работа над изучением и популяризацией китайской классической литературы. Например, китайские романы в те годы больше издавались в русском переводе, чем в самой КНР на языке оригинала.
Во второй половине 70-х годов китайские писатели вернулись к творческой деятельности; новым взглядом посмотрели они вокруг себя и на прошедшие тридцать лет народной республики; они осудили в самых решительных выражениях губительную практику недавнего прошлого. Романист Чэнь Дэнкэ, известный советскому читателю по книге «Дети реки Хуайхэ» (1956) о партизанской воине с гоминьдановцами, писал так: «В период Линь Бяо и «банды четырех» в культуре господствовал фашизм. Почти никто из наших писателей не спасся от погрома. Китайской литературе и творческой общественности погром причинил небывалый ущерб. Исторически славная и блестящая, культура китайской нации была опустошена и обращена в пустыню» («Гуанмин жибао», 10.VII.79). Литераторы вполне ясно осознают, что десятилетиями в стране поощрялась убогая и никчемная печатная продукция. Один из авторов нашего сборника, популярный в КНР писатель Ван Мэн, осудил прошлое бескомпромиссно: «Повторение формулировок, украшательство, ложь… Такие произведения говорили только, что их авторы духовно слабее и опустошеннее своих читателей, что сами авторы утратили веру в революционную теорию, материализм, социалистическую жизнь. Все прекрасное, доброе, нежное именовалось тогда «буржуазным», а «пролетарские речи» ограничивались бранными выражениями «катись к матерям» и «разобьем собачьи головы» («Гуанмин жибао», 20.III.79).
Отказ от прошлого требовал не просто негативной критики, а позитивных достижений, напряженного творческого труда, чтобы не одними кличами, а делом — новыми произведениями — доказать жизненность социализма на китайской земле, устремленность трудового народа к правде и лучшему будущему.
Мы знаем, литература КНР сильно страдала в прошлом от диктата сиюминутности, наполнялась цитатами и лозунгами, напечатанными жирным шрифтом, и теряла всякое содержание за пределами текущего лозунга. Теперь осознается непродуктивность такой манеры, в принципе исключающей создание художественно значимого произведения, долговременного по воздействию. Возродились такие основные понятия, как традиция, правда, история. Писатель Фэн Цзицай говорил об этом так: «История и действительность часто судят разной мерой. Прежде, критикуя произведение, исходили из надобности или из эмоций. Эмоции и надобности преходящи, так и утрачивалась объективность меры. Никого это не заботило, а считалось в порядке вещей. Однако мера истории уравновешенна, строга и беспощадна; она часто приводит к переоценке ценностей. Только она сметает все наносное и оставляет подлинное. Она справедлива и беспристрастна. Произведения, расхваленные и охаянные, восстанавливают свою первоначальную ценность; они начинают жить исключительно своей собственной жизненной силой. Однодневки рассыпаются в прах, а долговечные живут не умирая. И нечему тут удивляться — так прогремевшие бестселлеры через мгновение сразу же забываются. Мастера литературы, и прежде и теперь, всегда думали о жизнеспособности своих произведений. Произведение обращено к современникам, оно воздействует на общество, и надо, чтобы оно дошло и до потомков наших. Культура любой нации, если будет жить только минутным успехом и выгодой, не оставит после себя наследия, и тогда нечего рассуждать ни о какой подлинной культуре» («Жэньминь жибао», 30.XII.82).
Между правдой и литературой в Китае долгое время существовали барьеры, возведенные по различным поводам. Считалось предосудительным писать о любви и придавать чувствам какое-либо значение в общественной жизни; нельзя было описывать провал политики «большого скачка» и народную жизнь трех последовавших тяжелых лет; нельзя было писать о стихийных бедствиях, о разрухе, о голоде, о несправедливых преследованиях интеллигенции, о несчастьях «культурной революции», повлекшей за собой произвол и моральный террор. Липкая, беспощадная проработочная критика убивала творческую инициативу.
Постепенно, шаг за шагом на протяжении 1977—1980 годов, писатели отвоевали себе право говорить и о событиях «культурной революции», и о провале «большого скачка», и о «трех годах бедствий», и о месте любви в жизни человека, и о бесхозяйственности, и о коррупции. Литература стала вновь популярной, жадно читаемой, интересной, поучительной, художественной. Так творчество в Китае возродилось: рано или поздно оно должно было возродиться на почве народных талантов и многовековой традиции.
Китайская литература, очнувшись от беспамятства, оглянулась и на историю своей страны, особенно бурного событиями XX века. Поэтому в лучших произведениях писатели стараются уяснить себе корни и причины трагических событий, чтобы предотвратить их повторение в будущем. Эта мысль — о возможности повторения несчастья — терзала и мучила китайских писателей все последние годы и не оставляет в покое их совесть и поныне. Поэт Чжан Чжиминь приурочил к празднованию тридцатилетия КНР в 1979 году поэму «Я скажу тебе, Родина», в которой есть такие строки:
Народ спрашивает:
Какая на будущее гарантия,
Что снова не пустят в ход дубину
Против стихов и песен?
Первые социально-критические произведения родились в жанре короткого рассказа. Это была как бы проба сил. После появились другие жанры: стихи, очерки, пьесы и, наконец, повести. Повесть сейчас самая зрелая форма для литературы гражданственного, общественного звучания в КНР. В жанре романа, по признанию самой китайской печати, пока еще не создано значительных в литературном смысле произведений.
Современная китайская литература количественно необозримо велика. На сессии национального комитета Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства 19.VI.82 упоминалось: число членов творческих союзов в КНР в настоящее время достигло 16 194. Союзы издают 37 журналов общим тиражом 13,57 миллиона экземпляров. С 1977 по 1981 год в стране было опубликовано 20 тысяч рассказов, 700 повестей, 400 романов и т. п. Вопрос о качестве этой литературы далеко не однозначен. Наряду с произведениями гражданственного направления выходят и литературные поделки, например, исторические романы на тему об «агрессии царской России», извращающие историю Дальнего Востока в XIX веке.
Наше внимание привлекают в Китае не книжки-однодневки, а серьезная литература, реалистически раскрывающая действительность. Сегодняшний китайский писатель, если он честный и ответственный перед своим народом человек, не может отрешиться от памяти пережитого и выстраданного в протяженной мучительной борьбе. Он не может отрешиться и от наследия китайской классической литературы, которая образовала вкусы и привычки его читателя.
Старая китайская художественная проза выросла из народного сказа, наследовала от него занимательность, сказовую манеру авторской речи и формальные обращения сказителя к слушателям. У сегодняшних писателей этого уже не осталось, но в литературе живо привычное для читателя жизнеописание. В каждом произведении читатель ищет не отдельный эпизод, а хочет увидеть всю человеческую судьбу. Отвечая его желанию, писатель в своей повести в меру сил и таланта раскрывает жизненный путь избранного им героя.
Судьба конкретного человека — в центре каждой из повестей, включенных в наш сборник. Его авторы: Лю Синьу, Ван Мэн, Лю Биньянь и Чэнь Мяо — известные и популярные в КНР писатели. Эти произведения имели успех на родине, издавались в литературных журналах и выходили либо отдельными книгами, либо в составе сборников.
Лю Синьу пишет о школьной жизни, которую знает не понаслышке. Его героем стал простой рабочий Ши Ихай, который всю жизнь провел при школе: здесь он живет, здесь и трудится, выполняя незаметно и добросовестно все подсобные работы. Его природная доброта делает этого человека открытым и обращенным к людям; он не только внимателен и заботлив к чужому горю, но и способен в меру своих скромных возможностей помочь другим тогда, когда на сочувствие отваживаются немногие.
Вся история Китая XX века так или иначе отразилась на жизни этого труженика, школьного разнорабочего. Многое довелось повидать ему, однако главное, что хотел сказать своей повестью писатель, — это вера в человеческую доброту. Трудолюбивый, старательный, пунктуальный Ши Ихай всегда был добр. Умер он в одиночестве, но его образ дорог многим и всегда останется в их памяти. Повесть Лю Синьу глубинно оптимистична: это не бравый казенный оптимизм, а тот, который порожден верой в трудового человека, благодаря которому жив Китай и рано или поздно, но построит себе лучшее будущее.
Повесть Лю Биньяня основана на реальных фактах, его герой инженер Чжэн Бэнчжун, так же как и сам писатель, испил до дна чашу позора и унижений. Чжэн Бэнчжун, несправедливо осужденный, в лучшие годы своей жизни, не озлобился и не замыкался в себе. Отгоняя мысль о самоубийстве, он трудился, сохраняя верность своей натуре. Неугасимый дух созидания, невероятная жизненная сила, беспримерная выживаемость человека вопреки обстоятельствам…