ились в прах. Сам автоклав весом в сорок пять тонн при взрыве отлетел на пятьдесят с лишним метров, вырвав в полете с корнем несколько высоких деревьев, оказавшихся на пути. Лебедка и трансформатор были разбиты отлетевшей крышкой автоклава.
Завод представлял собой удручающую картину. Конец всему!
Чжэн Бэнчжун ехал, готовый сесть в тюрьму. Перед ним маячило обвинение: «вредительство классового врага». Он раскаивался, что завел семью. Молодая жена станет вдовой при живом муже.
Прибыв на место, он понял, что авария произошла не по конструктивным причинам. Производственники грубо нарушили технологический режим.
На крышке автоклава ослабли болты. Заступившие на смену рабочие позвали слесаря пятого разряда. Тот должен был по правилам сменить болты, но не сменил, а оставил неисправные под нагрузкой, к тому же поставил подряд девять сношенных болтов на одной стороне крышки. Перед аварией был тревожный сигнал: при давлении в шесть атмосфер один из болтов ослаб и стал парить, что требовало немедленного сброса давления. Рабочие снова пошли за слесарем, но тот благодушно предпочел ничего не делать, и давление продолжали поддерживать. Через полчаса последовал взрыв.
Все были подавлены случившимся: труды целого года и большие средства — все пошло прахом. Восстановить завод казалось более трудным делом, чем построить новый на пустом месте. Автоклав был отброшен взрывом так далеко, что не мог не пострадать. Можно ли им пользоваться снова? На взгляд были заметны царапины, но ведь могли быть повреждения, незаметные для глаз. Покупать новый не на что — не было денег.
Чжэн Бэнчжун мучительно колебался. Он любил этот завод и, конечно, хотел бы восстановить его. Но ведь автоклав был поврежден, и повторный ввод его в эксплуатацию сулил еще больший риск!
Вернувшись домой, Чжэн Бэнчжун продолжал терзаться сомнениями.
— Незачем тебе снова латать его, — сказала жена. — Тебя уговаривают, не бойся, мол, ответственности, да разве так бывает? При повторной аварии твоя вина станет еще тяжелее. Начальство скажет, что ты все заранее знал, что автоклав уже взрывался, и с тебя же спросят, зачем повторно его ремонтировал.
Ее слова звучали убедительно. Но если не восстановить производство, чем будут кормиться рабочие? И рабочие подходили к нему один за другим — просили снова взяться за автоклав.
Выход из положения все же был. Он задумал установить автоклав наклонно, чтобы в случае аварии его отбросило бы в реку, тогда заводские помещения и люди не пострадают.
Когда после ремонта начались испытания, он потребовал: пусть все ответственные работники укроются в помещение при обжиговой печи, расположенной параллельно с автоклавом, а всех рабочих и служащих, кроме занятых на обжиге, отпустить с работы. У автоклава оставался он один.
В прошлом году при испытании он до конца не отходил от автоклава. Но тогда авария была гипотетической вероятностью, а теперь взрыв мог случиться в любую минуту. Это значило, что Чжэн Бэнчжун должен был находиться непосредственно у автоклава и наблюдать за его корпусом, тщательно осматривая самые опасные, напряженные участки.
Как и в прошлом году, он обходил автоклав и подавал давление. Утеплитель автоклава еще был сырым и курился паром, а Чжэн Бэнчжун мог обнаружить дефект исключительно по утечке пара. Разница была в том, что утеплитель испускал парок ровно, курящимися струйками. При четырех атмосферах он заметил необычно тонкую струйку пара, остановился и осмотрел это место. Потом велел сбросить давление. Вскрыв утеплитель, обнаружил трещину длиной около метра. Испытания были прерваны. Этот стальной лист пришлось вырезать сварочным аппаратом и потом наварить сюда новый.
Вторично подали давление. Обычно, если в течение двух часов автоклав работал нормально, можно было успокоиться. Но он ходил и четыре, и шесть, и восемь, и десять часов нормальной работы, он никак не мог заставить себя уйти. Только через пятнадцать часов, с трудом передвигая ноги, он вернулся домой.
Дома он понял, что на этот раз рисковал жизнью. Прежде, если бывали неприятности, Чжоу Яохуа вместе с ним шла на завод, и он чувствовал себя спокойнее, зная, что она рядом. На этот раз он ей сто раз подряд повторил оставаться дома — она ждет ребенка, скоро роды.
Домой он вернулся таким усталым, что даже не умылся и не поел, а сразу, не сказав ни слова, повалился на постель. Чжоу Яохуа страдала, но не стала его будить.
Рабочие, встречаясь с Чжоу Яохуа, наперебой хвалили ее мужа.
— Вчера все держалось на твоем «очкарике». Без него — беда! Не обойтись! Тяжело ему далось! Пусть отдохнет пару дней, покорми его повкуснее.
«Хорошо еще, что вы не боитесь похвалить его, — думала она про себя. — Но ведь вы же не управленцы. Просто вам видно, как тяжело ему работается. А работа в счет не идет. Откуда вам знать, какую ношу ему приходится брать на себя?»
В первый раз автоклав взорвался через год после пуска. Значит, и теперь целый год надо опасаться нового взрыва…
Ей хотелось молиться, молиться за себя и за него, за крохотную, нарождающуюся в ней жизнь, которой еще предстояло вступить в этот творимый людьми мир. О, небо, дай нам хоть чувство безопасности, если уж ты не хочешь ниспослать нам счастье…
Жена
Жизнь Чжэн Бэнчжуна текла привычно, а вот в жизни Чжоу Яохуа наступили перемены. Двадцатичетырехлетняя девушка воображала, что после брака посторонние перестанут препятствовать их любви. Конечно, Чжэн Бэнчжун как был, так и остался «правым элементом», но какое отношение это имело к ней самой?
Да, она была столь наивной. Теперь же поняла: на свете стало одним преступником больше, теперь она должна вместе с Чжэн Бэнчжуном отвечать за несуществующее преступление, искупить которое невозможно. К ней прилепился ярлык «жены правого элемента».
На работе она старалась опережать всех остальных. Сверхурочные задания брала больше и чаще других. Она стала очень осмотрительной, потому что к любому пустяку теперь могли прицепиться. Но если раньше ее то и дело хвалили и поощряли, то теперь считалось само собой, что «жена правого элемента» должна вести себя именно так.
Дэн Сюэминь свое постоянное озлобление на Чжэн Бэнчжуна перенес с готовностью и на его жену. Прочие работницы в период беременности пользовались льготами при получении заданий, а на Чжоу Яохуа наваливали тяжелую работу.
Прочие работницы в период кормления грудью выходили только в дневную смену, а ее по-прежнему посылали и в ночную. Нечего делать, она приносила ребеночка в цех и клала рядом с рабочим местом.
Если в цехе случался брак, его записывали всегда на ее имя и производили вычет из ее зарплаты.
— Вышла за тебя, и всего на себе попробовала, и горького, и соленого, и насмешек, и издевательств, — печально сказала она Чжэн Бэнчжуну.
После рождения девочки Чжоу Яохуа больше прежнего стремилась освободиться от несчастья, которое преследовало ее и мужа. Разъяренная жена и мать ничего не боится. Чжоу Яохуа твердо решила: чего бы ни стоило пробить твердыню жестокости, бессердечия и равнодушия ради нормальной жизни хотя бы для своего ребенка.
Чжоу Яохуа: — Вы должны признать факты. Чжэн Бэнчжун вкалывал много лет, все им сделанное — перед глазами, как гвозди, вбитые в доску. Вы его не хвалили, не поощряли, не повышали — так тому и быть, но ведь вы должны понимать, что сделанное им объективно полезно для социализма?
Ганьбу А.: — Неудивительно, что ты вышла за Чжэн Бэнчжуна замуж. У вас обоих язык неправильно подвешен.
Ганьбу Б.: — Стала ему женой, так старайся помочь ему перевоспитаться!
Чжоу Яохуа: — А когда наступит конец этому вашему перевоспитанию? По чему судите? По работе, по поведению или по трудовым успехам? Он сердится, а вы его обвиняете, что он вину не осознал. А я думаю, он сердит как раз потому, что уже давно перевоспитался. Давайте, я запрещу ему встревать в ответственные дела, пусть станет просто рабочим, и я вам гарантирую, он не будет сердиться. Значит, тогда он осознает вину и хорошо перевоспитается?
Ганьбу Г.: — Надо работать на революцию! Нечего торговаться, за революционную работу нечего заламывать цену! А ему, — особенно…
Чжоу Яохуа: — Да какую цену он заламывает? Ни оплаты за сверхурочные, ни премий, ни единого повышения зарплаты, ни на одном собрании ни разу не похвалили. Что он себе выторговал? Да сравните сделанное им и другими. Посмотрите, кто сделал больше?
Ганьбу Д: — Он зазнался, корчит из себя авторитет!
Чжоу Яохуа: — Он против неверных решений, против преступных махинаций, против работы налево! Это у вас и значит, что зазнался, корчит авторитет? Неправильно вы говорите!
Ганьбу Е.: — Идеологическое перевоспитание — дело долгое. Интеллигенции по ее природе свойственны шатания. Чжэн Бэнчжун так и не исправил свои старые недостатки.
Чжоу Яохуа: — А вы разберитесь, откуда у него такая неустойчивость? Ему подножку подставляли, а вы заступились? Почему вы это так спокойно дозволяете неперевоспитавшемуся правому элементу, зазнайке, который из себя корчит авторитет, вспыльчивому скандалисту вместо вас планировать, проектировать, организовывать и распоряжаться? Ладно, я сама несознательная, я не дам ему работать! Запру его на ключ и сама прокормлю!
Чжоу Яохуа спорила с целой толпой важных чиновников. Ее отчаянные речи были слишком слабы.
Топтать — так растоптать
В октябре 1976 года по всей стране народ пускал ракеты и поджигал хлопушки, празднуя свержение четырех демонов политической чумы.
Как же относиться теперь к Чжэн Бэнчжуну? Держаться ли за выдуманную о нем химеру или признать подлинного, настоящего Чжэн Бэнчжуна, его преданность делу, его способности, его заслуги? Противоречие между химерой и человеком обострилось уже в 1977 году, а в 1978 году дошло до критического состояния. Завод стройдеталей и кирпичный завод, на которых прежде отличился Чжэн Бэнчжун, в конце концов обратили на себя внимание только провинциальных ведомств. Но построенный в 1978 году новый завод, завод газобетона, имел уже общегосударственное значение. Уезд Синьцзинь сначала отказывался по той причине, что «кадров нет», выполнить поручение провинциального управления стройматериалов и провинциального НИИ стройматериалов о строительстве такого завода, хотя задание было очень выгодным для дальнейшего развития всего уезда. Потом в провинциальных ведомствах посоветовали «поручить тому, кто строил автоклав», но на кирпичном заводе сразу же нашелся некий Ли, который выскочил с громким криком: «Нельзя давать ответственное поручение недостойным!»