«Что же это были за годы? — спрашивает Лю Биньянь. — Такие понятия, как «счастье» и «любовь», давно уже были внесены в лексикон ревизионистской терминологии, а уж о «личном счастье» и говорить нечего — оно просто испарилось из человеческой жизни под ударами таких лозунгов, как «политику на первое место», «непрерывно продолжать революцию» и т. п.».
Жизнь главного героя повести далека от безоблачности и сегодня, когда он реабилитирован и полноправен. Его техническое и организационное дарование по-прежнему не используется для блага страны. Вокруг инженера много других фигур, в том числе немало таких руководителей, чьи должности — синекуры. Когда снимаются маски руководителей и организаторов, перед читателем предстают демагоги и заклинатели, праздно играющие в шашки, пока за них работают другие, и прежде всего глубоко ими презираемый инженер. Именно он, лишенный всяких прав, и есть фактический руководитель стройки, а не высокооплачиваемые, ничего не делающие назначенцы. Лю Биньянь непримирим к этому социальному злу, которое надо изживать ради будущего.
Позитивный образ честного руководящего работника создал в своеобразной повести «Мотылек» Ван Мэн. Вся повесть — единый внутренний монолог, воспоминание человека, которому есть что вспомнить за свою жизнь: в молодости участник революционной войны, Чжан Сыюань один как бы соединяет в себе трех разных людей. Эти люди говорят в его душе своими, неодинаковыми голосами. После победы революции, он стал секретарем горкома в крупном освобожденном городе. Тогда Чжан слепо верил в справедливость политических кампаний; не колеблясь осуждал людей в силу политической, как он ее тогда понимал, необходимости; но настала такая кампания, которая не только разрушила его семью, но и подорвала его собственное положение: сам Чжан оказался сосланным в отдаленную деревню на физический труд.
«Сложный и противоречивый процесс психологического раскрытия правдиво отобразил бурные перемены в общественной жизни нашей страны за 30 лет», — написал об этой повести китайский критик Чжан Чжун («Гуанмин жибао», 28.IX.80).
В этой повести лучше, чем где-либо, правдиво раскрыт внутренний мир и движущие пружины поведения китайского ганьбу. Притом писатель сохраняет оптимизм и веру в социалистическое будущее страны. Такая позиция не могла не вызвать и недоброжелательную критику. В письме к автору повести один из таких критиков, Сяо Ли, с издевкой напомнив, что творческая манера Ван Мэна многим обязана «юмору уйгуров», среди которых писатель отбывал ссылку, писал: «Вы всегда смотрите на мир сверкающим взглядом «юного большевика». Для вас и ваших героев мир прекрасен и должен становиться еще прекраснее; каждый человек ради прекрасного завтра должен забывать себя и жертвовать собой; вы нетерпимы, как к соринке в глазу, ко всему вульгарному, безобразному и даже дряхлому. Такая принципиальность переходит в набожность и фанатизм». Писатель отверг упрек в нетерпимости и прекраснодушном идеализме. Он ответил критику в журнале «Вэньсюэ пинлунь»: «Душевного настроя «юного большевика» далеко не достаточно! Детскость и наивность за пределами юного возраста перестают быть добродетелями; при решении реальных проблем они могут обернуться преступлением. Зрелость идет рука об руку со сложностью».
Ван Мэн сейчас популярен не только у себя на родине. Его переводят в других странах. В беседе с Эрвином Викертом, бывшим послом ФРГ в Пекине, китайский писатель критически отозвался о «гиперсексуализированной» современной буржуазной культуре, которая его не привлекла, а оттолкнула. «Как можно писать про постельные утехи, когда мир стоит на краю пропасти? — говорил Ван Мэн Э. Викерту. — У меня в стране другие неотложные вопросы, которые занимают все мои мысли».
События в повести Ван Мэна предстают как переживания главного героя вне хронологических рамок и ограничений, в них господствует не сюжетная композиция, а психологическая основа. Но главная устремленность писателя — к общественно значимой, острой гражданственной тематике с глубокой тревогой за судьбы своей страны, за счастье своего народа.
Советский читатель хорошо знает о политической стороне событий «культурной революции» в Китае. В повестях китайских писателей открывается в какой-то мере психологическая сторона поразившей страну смуты. Герой повести «Мотылек» испытал на себе, быть может, самое страшное в моральном плане: против него поднялся единственный сын. Такова была сила расколовшей страну трещины, что в ту черную годину буквально брат шел на брата, а сын — на отца. Китайская молодежь в середине шестидесятых годов оказалась поражена духовной слепотой, запуталась в сетях демагогических лозунгов и, расправляясь над невинными жертвами, сама стала жертвой.
«Культурная революция» лишила целое поколение молодых китайцев и общего и профессионального образования; пути для роста и развития, нормальная социальная перспектива в жизни были отрезаны напрочь. Опыт «культурной революции» для молодых ее участников оказался трагичным и в духовном смысле, поразив их апатией к общественным делам, губительным пренебрежением к современным, равно как и к традиционным культурным ценностям, разочарованием в идеалах. Может ли это «потерянное поколение» выздороветь и вновь обрести смысл жизни — вот жизненный вопрос, встающий и перед китайской литературой.
Главный герой повести Ван Мэна интересен еще и тем, что на него лично ложится часть ответственности за случившееся в его семье. Ведь если сын пошел против отца — здесь недостаточно для объяснения ссылаться лишь на злую волю одной стороны; отец страдает не только в прямом смысле от ненависти сына, но и переживает за сына, и начинает осознавать долю собственной вины в случившемся. А такая вина, несомненно, была, иначе не могло бы возникнуть далеко зашедшей отчужденности и губительной для общества розни поколений.
Герой Ван Мэна — фигура неоднозначная. У него много заслуг в прошлом: участие в революционной войне, самозабвенная, жертвенная увлеченность строительством нового после победы и, наконец, сейчас именно на таких, как он, возлагает писатель надежду на будущее Китая. Пережитое не сломило, а, если выразиться фигурально, очистило душу Чжана; он снова полон энергии, конструктивных замыслов, в нем не увяла воля к действию. Он ищет даже разрушенного в прошлом семейного счастья и способен бросить столицу с ее напряженной текучкой для встречи с любимой женщиной. Но это уже новый, как бы заново выплавленный Чжан; в прошлом же он нес в себе порок бесчувственности, сделавший его беспощадным в собственной семье, разрушивший встретившуюся ему чистую любовь, оттолкнувший от него родного сына. Не каждому дано выстоять в подобных испытаниях, но герой повести «Мотылек» не сломился и стал в человеческом смысле личностью более полной и достойной, хотя, верный жизненной правде писатель говорит ясно: былого не воротить, утраченное счастье не возрождается, потеря остается потерей…
В наш сборник входит и сатирическая повесть Чэнь Мяо «Неофициальная история крупного писателя». Такие произведения в Китае редки. Сатире в современной китайской литературе особенно не везло: добрые намерения авторов не понимали, их произведения издавать не любили. Тем не менее, хоть и в малом числе, но сатира как жанр существует в китайской литературе. Весьма популярное у советского читателя произведение китайской литературы — это сатирическая повесть Лао Шэ «Записки о кошачьем городе» (1932—1933), которая издавалась в СССР уже шесть раз. Переводчик повести Лао Шэ знакомит нас и с произведением Чэнь Мяо.
Эта повесть начинается с «торжественного предуведомления», будто все ее герои и обстоятельства — чистый вымысел. Но, как всегда бывает в сатире, чем больше вымысла декларирует автор, тем ближе она к действительности и тем точнее направлено ее разящее острие. Для китайского читателя, хорошо знающего историю последнего десятилетия, особое удовольствие составляет отгадывание реальных прототипов, стоящих за героями сатиры. Наш читатель лишен такого удовольствия, потому что многие мелкие подробности не доставят ему столь живого интереса, но зато картина в целом, несомненно, привлечет его.
В европейской литературе XIX века были распространены романы о карьере молодого человека в буржуазном обществе. Повесть Чэнь Мяо в литературном смысле сопоставима с европейскими «романами успеха». Формально в ней нет новшеств, но зато она хорошо сравнивается с уже известной читателю классикой в традиционном для европейской литературы ключе. А решает свою тему Чэнь Мяо на современном китайском материале, для нас малознакомом. Карьера молодого человека в условиях «культурной революции» — вещь сама по себе весьма любопытная; особенно впечатляет, что герой повести — точнее, антигерой — становится официозным писателем в то время, когда факт образованности стал опасен для самого существования человека. А вот антигерой в повести умеет процветать и при такой обстановке и делать литературную карьеру при, казалось бы, невозможных условиях. И в этом нет вымысла: такие люди в Китае действительно были, хоть имена их, не свершивших ничего достойного, канули по заслугам в забвение.
Герой Чэнь Мяо явно лишен и стыда, и чести; он всегда готов чутко улавливать дуновения меняющихся политических ветров. Переходы героя от подобострастного раболепия перед «шефами» к надменному третированию «жертв» молниеносны.
Искусство сатирика в этой повести отнюдь не в гротесковом преувеличении. Наоборот, показанные события не утрированы: писатель замечателен именно умением сатирически высветить совершенно обыденные и общепринятые вещи. Смех изживает осознанные пороки и освобождает те силы, которые сохранили жизнеспособность для возрождения и творчества уже вне рамок прошлого и за пределами уничтожающего сатирического смеха.
И ни для кого из китайских писателей, участников нашего сборника, не возникает сомнения в том, что будущее всего китайского трудового народа связано именно с социализмом в КНР. Скромный Ши Ихай в повести Лю Синьу не одинок — его жизненный пример, продиктованное совестью поведение в труднейших обстоятельствах вызывают нескрываемое уважение и у повествователя, и у других персонажей произведения. Созидателем в полном смысле слова является притесняемый и гонимый инженер в повести-очерке Лю Биньяня, это не механизм и не муравей, а человек, сознающий реальное общественное значение своего труда. Благу народа посвятил свою жизнь и кадровый работник — ганьбу, герой повести Ван Мэна; он может ошибаться в конкретностях, спотыкаться в человеческих отношениях, но цель его жизни — одна, и выпавшие на его долю испытания проясняют сознание.