Откуда Цао было знать, что Ши только после многодневной внутренней борьбы набрался смелости остановить его. К другим руководителям школы обращаться он не хотел, но Цао, думал он, который больше других разбирается в жизни, тот-то уж сумеет его понять и сохранить их разговор в тайне.
— Уважаемый Ши, не сидится вам дома, в тепле? — спросил Цао, увидев на плечах ватника Ши слой снега в цунь толщиной.
— Поговорить с тобой хочу, — ответил тот, отведя глаза в сторону.
— Сейчас я на совещание тороплюсь, — сказал Цао. — Ты не стой здесь, не мерзни. Освобожусь, забегу к тебе, тогда спокойно все расскажешь.
— Спешное дело у меня… — Ши хмуро взглянул Цао в глаза.
— Ну, тогда ладно, говори! — «Что за спешное дело?» — подумал Цао. — Печка у тебя в домике, наверно, маловата? На днях прикажу завхозу дать тебе большую чугунную печку. А может быть, ученики футбольным мячом разбили окно у тебя? Тогда велю физкультурной секции вставить металлические сетки на твоих окнах. Как у тебя кашель? Полегчало? Если в медпункте нет таблеток от кашля, сходи в аптеку, купи несколько пузырьков, я скажу школьному врачу, чтобы он выплатил тебе за них.
Ши засопел:
— Не нужно все это, мне надо… ну это, ну, справку!
Цао показалось, что он уразумел наконец-то, в чем дело.
— Чего же ты раньше не сказал! Вернусь с совещания и сразу напишу. Тебе действительно пора сменить ватную подкладку одеяла; одного твоего талона, правда, на вату для подкладки не хватит. Ну да ничего. Дадим тебе справку и поможем в этом деле. — Цао вспомнил, как полмесяца назад Ши просил новую вату для одеяла.
Кто мог предположить, что Ши воспримет такой ответ Цао как оплеуху. Топнув ногой, он молча обошел стоявшего перед ним Цао и пошел прочь. Цао недоуменно пожал плечами, подумал: «Странный человек», — и, тут же выкинув Ши из головы, заторопился на совещание.
Стемнело. Ши вернулся к себе, долго не зажигал свет, тупо сидел у изголовья кровати, думал. Даже самый близкий в школе человек и тот не понимал, что ему нужно больше всего. В глазах людей он, возможно, прекрасный дворник, член профсоюза, примерный работник, считает школу своим домом, не страшится ни работы, ни нареканий… Но люди совсем забыли, что он еще и мужчина и ему нужна жена! Ему нужна хотя бы крохотная семья! Самые простые, самые маленькие радости в жизни!
Той же зимой Ши заболел острым воспалением легких и слег. Кое-кто отметил про себя, что мастер Ван из угольной лавки частенько навещает его в больнице, приносит ему термос, полный куриного бульона. Запах этого бульона в те дни постоянно витал возле печки Цзинь Цивэнь и вызывал досужие сплетни некоторых соседей по двору…
Когда же Ши, выйдя из больницы, снова хотел обратиться за справкой для регистрации брака, началось затянувшееся на десятилетие грандиозное движение. Прослышав, что Цзинь Цивэнь приклеили ярлык «феодального выродка», подвергли обыску и обличали, Ши испытывал мучительную тревогу. Поэтому-то он и просил старика Гэ дать ему возможность попасть в кладовку, где хранились реквизированные вещи. Но второй половины свидетельства их помолвки, то есть вторую часть того, что хранил у себя, он не нашел и там. Потом мастер Ван сообщил: вторую половину свидетельства их помолвки Цзинь Цивэнь убрала так надежно, как если бы она упрятала его глубоко в своем сердце. Можно представить себе, как тронуло это Ши Ихая! По ночам Ши приходил с метлой в переулок Бамбуковых листьев и за Цзинь Цивэнь подметал участок, оставляя ей лишь небольшой кусочек для видимости.
9
Обо всем этом и поведал мне Ши в ту незабываемую ночь. Рассказывал он, естественно, в другой манере и иным тоном.
— Что же все-таки подарила вам княжна? — спросил я.
Румянец от выпитого вина с его щек еще не совсем сошел. Мои настойчивые вопросы вынудили его открыть единственный имевшийся у него короб, достать завернутый в тряпку сверток длиной около чи. Лицо его светилось счастьем.
— Вот тут, здесь…
Его огрубевшие пальцы коснулись узелков свертка, в нерешительности он остановился, нагнул голову, задышал часто, словно вел поединок на борцовском ковре — в нем шла ожесточенная внутренняя борьба. Наконец он поднял лицо, сделал глубокий выдох и сказал:
— Поклялся не показывать никому. Я должен быть достоин ее.
Сказав это, он торопливо засунул сверток обратно в короб, защелкнул замок и улыбнулся мне извиняющейся улыбкой…
К тому времени, когда Ши окончил повествование о своей любви, наступила уже вторая половина ночи. Школьный двор и весь город погрузились в сладкий сон, и только ветер, как ночной гуляка, бодрствовал и доносил гудение ночных насекомых.
Взволнованный исповедью, я предложил:
— Почтенный Ши, давайте завтра же договорюсь с Цао и другими, пусть они поскорее выдадут вам справку, чтобы вы могли завершить это дело!
Ши кивнул:
— Позвал я тебя, чтобы попросить помочь мне. Сейчас уже и с княжны сняли вину, она считается теперь не врагом, а тем, кого следует строго воспитывать. Полагаю, на этот раз наше дело выгорит.
Потом он внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Сегодня раскрыл я тебе душу, ты уж держи все это в тайне. Завтра не торопись просить Цао. Сперва мы с ней все обсудим, потом поговоришь. Пока не скажу, ничего не делай, не выдавай меня.
— Ладно.
— Дай слово!
Я с готовностью дал ему честное слово сделать так, как он просил. Он засмеялся. Никогда я еще не видел, чтобы он смеялся таким счастливым смехом, и впервые за все время его лицо показалось мне красивым. Видимо, это правда, что счастье делает человека прекраснее и добрее.
Через два дня мне стало известно, что в школу к Цао заходила председатель жилсовета. Цао беседовал с ней недолго, отправив сразу же к Перышку Чеснока.
Я спросил Цао:
— Зачем она приходила?
— Их улица тоже готовится к приему иностранного гостя, вот и обратилась к нам за опытом… — ответил тот и нахмурил брови. — Спрашивала, что из нашего опыта они могли бы перенять, но разве можно делиться таким, как у нас, опытом…
— А что за гость? — полюбопытствовал я.
— Вернулся муж княжны, — с полным безразличием бросил Цао. — Говорят, принял канадское гражданство. Теперь он там известный капиталист. Приехал на торговую ярмарку и на экскурсию заодно…
Услышав эту новость, я чуть было не подскочил. Цао с изумлением поглядел на меня, но я удержался и ничего не сказал ему. Всю первую половину дня я вел уроки с тревогой на душе. После обеда я помчался в домик к Ши.
Оттуда выходил мастер Ван. Вот так-то! До Ши нежданная весть уже докатилась.
— Как же так! На полпути такая неожиданная помеха…
Но Ши перебил:
— Может быть, это я и есть помеха! Давай больше не говорить об этом, ладно?
Впоследствии, бывая у родителей учеников, живших в переулке Бамбуковых листьев, я выяснил, как развивались дальнейшие события. Цзинь Цивэнь сначала наотрез отказалась встретиться с бывшим мужем, твердо заявив, что уже и все бракоразводные формальности завершены, но «соответствующие инстанции» через уличный комитет и жилсовет все-таки обязали ее «претворить в жизнь революционную линию в дипломатии». Нехотя она дала согласие на встречу. Чтобы приготовиться к приему дорогого гостя, в переулке Бамбуковых листьев подняли девятый вал генеральной уборки, а комиссия по упорядочению конфискованного имущества по собственной инициативе вернула Цзинь Цивэнь все принадлежавшие ей прежде вещи. А этот… как его теперь лучше всего назвать? Ну, назовем, пожалуй, дельцом.
Делец этот в прошлом никогда не питал чувств к Цзинь Цивэнь. Более того, в 1948 году он продал все ее имущество и бежал из дома, но, видимо, вправду говорят, что самым переменчивым существом на свете является человек. Сначала он скрывался в Гонконге, потом переехал в Канаду. Пустив украденные ценности в оборот, изворачиваясь как только можно, он в конце концов разбогател, а в безжалостной конкурентной борьбе за выживание ему пришлось отказаться от некоторых привычек; женился на иностранке, произвел на свет несколько метисов. Теперь достиг положения, приобрел имя, мог уйти на отдых. Сейчас он воротила в торговле. Его жена-иностранка умерла от болезни, управление делами взял в свои руки старший сын, и старик, вдруг словно пробудившись от глубокого сна, почувствовал угрызения совести за прошлую беспутную жизнь, даже стал вегетарианцем и поклонником Будды. Теперь он искал и жадно читал все о континентальном Китае. Его тревожила тоска по родине, печальный образ Цзинь Цивэнь не раз вторгался в его сновидения, и он, взяв с собой старшего сына, прибыл в Китай. Когда перед встречавшими его людьми он пел дифирамбы заслугам и благодеяниям коммунистической партии, успехам социализма, вроде бы объяснялось это не его лицемерием, а раскаянием. Ему хотелось всем сердцем поклясться в том, что он все свои скромные силы посвятит процветанию отчизны и укреплению ее могущества.
Рассказывали, будто этот бизнесмен не смог сдержать обильных старческих слез, когда увидел Цзинь Цивэнь, живущую в одной-единственной комнатушке. При этом он искренне полагал, что она все двадцать с лишним лет день и ночь ожидала возвращения любимого мужа. В торжественной форме он высказал желание увезти ее в Канаду и там охранять ее старость во имя искупления своей прошлой вины. Присутствовавшие на их встрече даже захлопали в тот момент, когда делец приказал своему сыну-метису отдать поклон Цзинь Цивэнь, и патлатый, одетый в европейский костюм молодой человек послушно склонился.
Но Цзинь Цивэнь крайне разочаровала дельца. Она тихо сказала:
— Нет. Никуда я не поеду. Я привыкла жить одна. И даже благодарна тебе. В тот год, когда ты скрылся с ценностями, я научилась жить собственным трудом. Сначала я расщепляла слюдяные пластинки, потом клеила картонные коробки, и мой вклад в общее дело был совсем маленьким. Теперь я разрисовываю яичные скорлупки, посмотри, они тут, на столе. Посмотри и на стену, на эту грамоту — в прошлом году мне ее вручила фирма по изготовлению предметов декор