Что же написать? Первым делом, конечно, название книги, но оно как раз и не складывалось. Мучительно размышляя, я шагал по комнате, пил чай, курил, бесконечное число раз протирал очки, но вдохновение, казалось, покинуло меня. Простого заглавия не могу придумать, а еще взялся писать биографию крупного литератора! Я почти пал духом, и тут вдруг сообразил: да я же, сидя на осле, ищу осла! В свое время вождь цзаофаней Би Юнгэ называл Чжуан Чжуна «редким писателем» или «крупным писателем». Эти слова прилепились к Чжуану, так почему же не использовать их в заглавии книги о нем? Выходит: «История крупного писателя». Но это, к сожалению, не совсем точно. Ведь я располагал только разрозненными фактами о Чжуан Чжуне, из них нельзя сложить подлинной истории. Выбирая среди различных исторических жанров, лучше всего остановиться на названии «неофициальная история». Да, оно точнее других соответствует тому, что я хочу написать.
Итак, заглавие книги родилось: «Неофициальная история крупного писателя». А то, что я сейчас сказал, прошу считать предисловием.
Глава первая. Писатель вначале сидит тихо, но потом выходит на литературную арену и озаряет все кругом. «Три с минусом».
Едва я сообщил о содержании этой главы, как сразу вспомнил, что однажды имел счастье слышать доклад о творческом опыте Чжуан Чжуна. Поскольку это был самый первый доклад, да еще о появлении столь блестящей героической личности, центральное руководство придавало ему очень большое значение. Если я не ошибаюсь, прошлое Чжуана делилось в нем по крайней мере на четыре этапа…
Но сколько я ни роюсь в памяти, я не могу найти в жизни Чжуан Чжуна ни одного момента, который обычно характеризуют так: «В бурях классовой борьбы наш герой сверкнул точно молния на темном небе». Правда, местом своего рождения он записал Хунань, утверждая, что в этой провинции жили два поколения его семьи, но я никогда не слыхал, чтобы предки Чжуана имели хоть какое-нибудь касательство к подвигам хунаньских революционеров. Его отец владел меняльной лавкой, однако Чжуан уверял, будто происходит из стопроцентного бедняцкого или в крайнем случае середняцкого рода, хотя никто не мог доказать даже малейшую его причастность к кровавым классовым битвам. Как видим, в его прошлом много сомнительного. Я снова останавливаюсь в затруднении и вздыхаю…
Внезапно на темном небе действительно сверкнула молния, причем даже радужная. Это я вспомнил о «Трех с минусом».
Читатели могут удивиться и спросить: почему именно три да еще с минусом? Когда я увидел эту цифру на воротах дома Чжуан Чжуна, я тоже очень удивился. Потом один из его соседей, шаловливый школьник, объяснил мне, что это означает «три с натяжкой». Не исключена возможность, что сам мальчишка все и написал. Правда, «три» на целую единицу меньше, чем четыре этапа в биографии Чжуана, но о них тоже стоит поговорить, так как эта тройка обладает своим происхождением, эволюцией, значением и ценностью.
Она означает три трудности в жизни Чжуан Чжуна. Первая трудность связана с прошлым. Однажды, во время выступления в школе, его попросили рассказать какую-нибудь боевую историю: с выстрелами, смертями, погонями и прочими захватывающими моментами. Видя в Чжуане старого революционера, ребята с горящими глазами повторяли: «Ведь вы много участвовали в боях?» Чжуан скромно улыбнулся и заговорил:
— Это было во время демократической революции, когда пролетариат только начинал захватывать власть. — Он задумался, как бы вспоминая. — В то время ни южный, ни даже северный берег Янцзы еще не были освобождены, мы владели лишь половиной родных рек и гор! Но я не скрылся в гоминьдановские районы, не жалел об университете, в который едва не поступил, и не спрятался у себя дома, а смело пошел на юг вместе с освободительной армией!
На этом Чжуан Чжун замолк. Ребята умоляли его продолжать, но он снова скромно улыбнулся.
— В следующий раз доскажу!
И направился к выходу, окруженный плотной толпой, очень довольный.
Товарищи из отдела кадров не раз говорили ему, чтобы при заполнении анкеты он начинал свою трудовую деятельность только с февраля 1952 года, а не с весны 1949-го. Сначала Чжуан Чжун пришел в ярость, долго спорил, а потом вдруг умолк. Почему же? Из-за старого земляка, с которым он участвовал в южном походе. Земляк сообщил, что при первом же артобстреле, когда осколком ранило их товарища и его кровь брызнула на лицо Чжуан Чжуна, тот вообразил, что ранен сам, и попросился в госпиталь. Там ошибку сразу установили, приказали вернуться в часть, но он решил, что не имеет права рисковать собой и огорчать родителей, тихо дезертировал и больше года провел в мирной хунаньской деревеньке, а также в мастерской близлежащего города. Это и было его познание жизни «у грохочущих заводских станков и в бедствующей деревце».
В 1951 году он опубликовал свою первую статью (а вовсе не очерк или рассказ), втерся в доверие к литераторам, вернулся на север, поступил в отдел культуры уезда, потом области, потом провинции и в итоге стал профессиональным писателем.
Говорят, что Чжуан Чжун не очень любил вспоминать о своем прошлом, а еще больше не любил выказывать уважение к прошлому других. В таких случаях он раздраженно бросал: «Если бы я родился на двадцать лет раньше, да в самом центре революции, я был бы красным дьяволенком!» Некоторые не соглашались с ним, напоминали, что многие убежденные революционеры сами пробивались через линию фронта к революционным базам, но он снова фыркал: «Если бы в нашем доме жил командующий Красной Армией, я тоже попал бы в нее!» Голос его становился все резче, в груди полыхал справедливый огонь, глаза не предвещали ничего хорошего. Вот первая трудность, которая мучила его.
Вторая трудность касалась служебного разряда. Вспоминая ее, он всегда мрачнел. Дело в том, что, когда Чжуан Чжун произносил свой знаменитый доклад о творческом опыте, он согласно руководящим установкам вовсю громил описания любви в литературе, говорил, что любовь — это буржуазная зараза, разложение, коварная попытка отнять власть у пролетариата. К величайшему сожалению, первый срыв писателя в его движении по служебной лестнице связывают с одной романтической историей. Я очень не хотел бы касаться ее, так как это могут объявить копанием в грязном белье, но ради истины придется изложить все как есть.
История эта зародилась в той самой школе, где выступал Чжуан Чжун. Живые, искренние, горячие школьницы, только что освободившиеся от феодальной конфуцианской морали, не знали, что «мужчины и женщины должны остерегаться друг друга» или «общаться, но не приближаться». Слушая известного писателя, закаленного в боях, они все пылали от возбуждения и радостно хихикали. Кто знал, что это приведет к несчастью! В тот день Чжуан Чжун возвращался домой, слегка покачиваясь, точно готовый взлететь. По крайней мере две из школьниц, которых он видел, оказались такими красивыми, ясноглазыми и притягательными, что он не променял бы их даже на небесных фей. Он не мог забыть о них и полночи проворочался на постели, не в силах уснуть. Можно не сомневаться, его взгляд на женщин сильно поколебался. Наконец он встал, накинул на себя одежду и подошел к зеркалу: не сказать чтоб красавец, но в общем ничего. Нос прямой, лицо белое, длинное — худоватое, зато благородное. Жаль, в уголках глаз давно появились морщины, напоминающие рыбий хвост, но и они не портят общего ансамбля. Ничего не поделаешь, цветы опадают, а воды текут!
Что же делать с этими красотками? Он долго думал, потом взял два листа бумаги, проложил их копиркой и излил на них всю свою любовь. Письмо получилось красивым, как цветочная клумба. На каждом экземпляре он проставил имена своих избранниц, вложил письма в конверты и, не дожидаясь рассвета, бросил их в почтовый ящик. Теперь оставалось лишь ждать радостной весточки. Внезапно Чжуан похолодел: он вспомнил, что перепутал конверты! Это ужасно! Он готов был плакать, обняв почтовый ящик, бил себя в грудь, топал ногами, глубоко вздыхал… Когда появился почтальон, чтобы забрать из ящика корреспонденцию, Чжуан долго умолял его вернуть письма, даже собрался встать перед ним на колени и биться головой о землю, но суровый почтальон был беспощаден. Он заявил, что это противозаконно, и отказался что-либо сделать.
Через два дня после этого, когда Чжуана как раз должны были перевести из восемнадцатого служебного разряда в семнадцатый, отдел кадров получил возмущенные письма от обеих школьниц. В результате его не повысили и еще заставили писать объяснительную записку. В ней Чжуану пришлось напирать на то, что (благородный человек не может оставаться равнодушным к красоте и что равнодушие — это не добродетель: «Они обе проявляли симпатию ко мне. Как же я мог не реагировать на это?» Затем он еще долго лил слезы, сокрушался, но семнадцатый разряд все-таки уплыл от него.
С тех пор стоило только кому-нибудь упомянуть о служебных разрядах, как Чжуан Чжуна просто невозможно было остановить. Он разражался длинной речью о допущенной к нему величайшей несправедливости, вспоминал об одном человеке, который вместе с ним участвовал в южном походе, а сейчас уже имеет четырнадцатый разряд и послан за границу в ранге первого секретаря посольства. Другой человек вместе с ним освобождал Ханьян, сразу получил шестнадцатый разряд и давно является уездным начальником. Третий имеет пятнадцатый разряд, хотя «в школе я был старше его на несколько классов!». И так далее, и тому подобное.
Третья трудность, мучившая Чжуан Чжуна, касалась его социального положения. Он обнаружил, что несколько человек в их провинции, занимавшихся литературным трудом, были членами Союза китайских писателей и имели великолепные удостоверения, обтянутые коричневой кожей с золотыми иероглифами. Чжуан Чжун не имел такого, а ведь он еще в школе был одним из организаторов литературного кружка и еще до революции опубликовал свои первые очерки и рассказ! Разве мог такой талантливый молодой писатель оставаться безвестным? То, что Союз писателей еще не сделал его своим членом, свидетельствовало лишь о недопустимом презрении Союза к простым людям, и терпеть это больше было нельзя. В момент наивысшего возмущения Чжуан Чжун сам составил необходимую бумагу, подписался на ней за своего начальника и, когда заведующий канцелярией отлучился в туалет, пришлепнул к бумаге официальную печать. Это была рекомендация Чжуан Чжуну в Союз писателей, а если возможно, то и в члены правления. В противном случае, говорилось в ней, Союзу будет трудно поддерживать международные связи и это плохо отразится на авторитете китайской литературы в глазах иностранцев.