«Автор активно поддерживает движение против правых. Его горячность похвальна, а политическое чутье выше всяких похвал!»
Вооружившись этой резолюцией, как драгоценным мечом, Чжуан Чжун снова ринулся в бой. Правда, поставить фильм ему все же не удалось, но зато он переделал свой сценарий в «кинороман» и опубликовал в одном новоиспеченном журнале. Это достижение было расценено как успех целой провинции и поставлено в один ряд с такими «спутниками», как урожай в триста центнеров риса с одного му или подвиг старух, которые за одну ночь в самодельной домне выплавили тысячу тонн чугуна. Влиятельный провинциальный критик, расхваливая этот кинороман, опубликовал в газете целый подвал под названием «Звонкая пощечина зараженным старческой болезнью правизны». К Чжуан Чжуну зачастили корреспонденты, он выступил по радио и вообще сбился с ног от дел.
Раньше, здороваясь с людьми, Чжуан протягивал им руку или даже две, если хотел выказать особое расположение. Теперь он решил, что иногда достаточно и двух-трех пальцев. Чжуан Чжун превратился в крупного писателя.
Глава пятая. Вгоним в щель иголку: пользуясь тем, что любовные описания еще не запрещены, расскажем о романтических похождениях нашего писателя — одном удачном и одном неудачном.
Я подсчитал, что с того мгновения, когда Чжуан Чжун обнаружил исключительное политическое чутье, до момента, когда он достиг небывалой в истории славы, прошло ровно шесть лет три месяца и семнадцать дней. Если рассказывать все случившееся за это время, то выйдет слишком длинно; если не рассказывать ничего, то получится слишком коротко, поэтому я выберу золотую середину, необходимую для того, чтобы подготовить читателя к новому этапу в жизни нашего героя.
Но тут нужно осветить еще одну важную сторону проблемы. Если не осветить ее сейчас, то она, чего доброго, может снова стать запретной, как было в образцовых революционных пьесах, открывших новую эру в развитии пролетарского искусства[3].
Покровители этих пьес ни за что бы не позволили рисовать любовные похождения крупного писателя Чжуан Чжуна и усмотрели бы в таких попытках не только поношение героя, но и преступное стремление использовать литературу для прославления буржуазной пошлости. Сам Чжуан Чжун наверняка тоже не согласился бы на такое описание. И все же я считаю, что не коснуться хотя бы свадьбы героя, которую он столь блестяще организовал, означало бы упустить прекрасный случай для обрисовки его разносторонней натуры. Именно поэтому я и беру на себя смелость воткнуть иголку в щель.
Читатель, вероятно, помнит, что одна из главных трудностей в жизни Чжуан Чжуна возникла после того, как он послал любовные письма сразу двум девушкам, да еще перепутал их имена. Эта история, можно сказать, стала фольклорной и долго мешала ему найти себе невесту. По работе у Чжуана все было в порядке, он уже выпустил свое центральное произведение, политически совершенно безукоризненное, а вот личная жизнь пока не удалась. Как говорится в стихах:
Когда в доме нет жены,
весна проходит тоскливо.
Цветы распустились. Прошу тебя:
стань моей госпожой.
А надо сказать, что Чжуан давно уже «установился»[4]. В подобном возрасте оставаться холостяком было тоскливо и страшно даже такому герою, как Чжуан Чжун. Некоторые люди — кто знает, искренне или притворно? — предлагали ему свои услуги в качестве сватов, но Чжуан каждый раз серьезно отвечал, что у него уже есть невеста. Иные считали, что он просто отговаривается, так как старые холостяки часто не любят затрагивать подобные темы. Однако чем подробнее его расспрашивали, тем конкретнее он отвечал и в один прекрасный день сказал, что его невеста — очень способная студентка филологического факультета Пекинского университета, что он не хочет мешать ей учиться, поэтому задумал расписаться с ней сразу после защиты диплома. У любопытных, разумеется, нашлись связи в Пекинском университете. Узнав фамилию девушки, они выяснили, что там действительно есть такая: очень красивая, умная, прекрасно пишущая. Люди подивились удаче Чжуан Чжуна и стали поздравлять его, но он ничего не отвечал, только удовлетворенно улыбался.
Наконец кто-то заговорил об этом с самой девушкой. Результат оказался поразительным: она взорвалась и заявила, что ее просто оскорбляют, что ничего подобного нет. Люди еще больше удивились. Как же так? Чжуан называет ее невестой, а девушка все отрицает. Пришлось спросить у Чжуана. Тот помрачнел и сказал, что это интриги кого-то, подобного Яго из «Отелло», желающего из зависти разрушить их любовь.
Подозрения людей усилились, а когда дело вышло наружу, все чуть животы себе не надорвали. Оказывается, студенткой была одна из тех самых девушек, которым Чжуан под копирку писал любовное письмо. Она вовсе не хотела знаться с Чжуаном, но он так увлекся, что решил терпеливо ждать ее! В ответ на недоуменные расспросы Чжуан, в свою очередь, вопрошал:
— А вы читали Платона? Он говорил, что единственной подлинной, чистой радостью является радость умных людей. Все остальные радости, в том числе плотские, — лишь ее бледное отражение. Поэтому глупые люди не знают счастья духовной жизни…
Но если читатель подумает, что Чжуан Чжун стремился только к платонической любви, то это тоже будет глупо, ибо не учитывает богатство натуры героя. В доказательство можно привести такой пример.
Однажды Чжуан был послан в горную деревушку для проведения «четырех чисток». Шел он не торопясь, любуясь красивыми пейзажами, а когда вошел в деревню, стал отвечать на приветствия, потому что пришлых людей там бывает совсем мало и крестьяне здороваются с каждым незнакомым человеком. Вдруг — действительно вдруг! — перед ним как будто засверкала звезда: среди крестьян он увидел статную женщину средних лет, а рядом с ней — тоненькую, как росток, девушку с нежным белым лицом, похожим на тыквенное семечко, алыми губами, черными бровями и такими же, но блестящими волосами. Ее глаза напоминали прозрачный источник, а улыбка тотчас похитила душу Чжуана и уже больше не отпускала ее.
Писатель остолбенел. «Это же настоящая небесная фея! — пронеслось в его мозгу. — Как, откуда могла она появиться в таком захолустье?! Ради нее и умереть не жалко…» По своему обыкновению Чжуан намертво вцепился в собственную мысль, а эта девушка была слишком наивна, чтобы понять все богатство чувств крупного писателя. Сначала она не обратила на него особого внимания, но потом смутилась и убежала, унеся с собой и аппетит и сон Чжуана.
Глубокой ночью писатель вышел из хижины, в которой его положили, и воззрился на светлую луну над горами. Вздыхая, он чувствовал, что может погибнуть не из-за самой красавицы и не из-за ее отца, из которого нельзя было выжать и трех слов, а из-за статной и необыкновенно говорливой будущей тещи. Она в полном смысле слова была хозяйкой дома, поэтому Чжуан Чжун потратил немало сил, чтобы склонить ее на свою сторону. Он долго рассказывал ей о писательских заработках, о методах исчисления гонораров, носил за ней из кухни в комнату пирожки, пельмени и прочую снедь. Наконец она дрогнула, согласилась и сама начала уговаривать дочь:
— Цзюаньцзы! Ты посмотри, он за месяц зарабатывает больше, чем мы за год! Да еще человек ученый, книжки пишет, гонорары получает… Каждый его волосок, можно сказать, толще нашей руки! Я ведь тебе родная мать, плохого не посоветую, в огонь не толкну. Мы с твоим отцом всю жизнь в грязи да глине мыкались, каждый год не знали, как и дожить-то до конца. Выходи за Чжуана, он человек бывалый, будешь и есть и пить сладко, в шелках ходить, не пожалеешь!
Ошеломленная девушка, которая и не думала о таком повороте, в конце концов поддалась на уговоры. Чжуан торжествовал полную победу и той же осенью в актовом зале провинциального союза писателей устроил пышную свадьбу. Сам он надел по этому поводу европейский костюм кофейного цвета и остроносые туфли, повязал алый галстук и взбил уже начинавшие редеть на темени волосы. Невеста, переименованная из Цзюаньцзы в Ли Мэн (такое имя казалось писателю гораздо более цивилизованным), красовалась в зеленом парчовом платье и вишневых туфлях на высоком каблуке. В только что завитые черные волосы был воткнут свежий цветок. Чжуан все время радостно улыбался, а невеста сидела, стыдливо опустив голову, и едва отвечала на вопросы.
После того как их объявили мужем и женой, кто-то подзадорил Чжуана:
— Ты ведь, кажется, был сторонником платонической любви?
Чжуан, не меняя позы, очень серьезно ответил:
— К счастью, ты литератор и поймешь меня:
Утки, я слышу, кричат на реке предо мной.
Селезень с уткой слетелись на остров речной…
Тихая, скромная, милая девушка, ты,
Будешь супругу ты доброй, согласной женой.
Собеседник подхватил в тон ему:
К ней он стремится — ему недоступна она,
Спит иль проснется — душа его думой полна:
Долго тоскует он, долго вздыхает о ней,
Вертится долго на ложе в томленье без сна[5].
Все очень развеселились.
На этом месте любознательный читатель может спросить: как же дальше простая деревенская девушка играла роль жены крупного писателя? Насколько мне известно, Чжуан Чжун буквально лепил ее характер, подсказывая ей каждое слово и движение, но это уже тайна, о которой не должен знать никто, кроме самих супругов. Занавес закрывается, я возвращаюсь к главной теме повествования и спешу рассказать о громких общественных подвигах нашего героя.